Бедный родственник с бесценным наследством

В декабре 2016 года директор Музея архитектуры имени Щусева Ирина Коробьина опубликовала в Фейсбуке заявление об уходе с поста из-за конфликта со своим первым замом Павлом Кузнецовым. Через девять дней Министерство культуры объявило конкурс на концепцию развития музея, победитель которого займет должность директора уже в январе. Эти события не вызвали значительного отклика в архитектурной среде — очевидно, повлиять на выбор Минкульта не представляется возможным. Вместе с тем личность нового директора станет во многом решающей для ответа на вопрос о будущем главного архитектурного музея страны. Но что же такое этот музей?

За массивным зданием Ленинской библиотеки скрывается тихий дворик на углу Воздвиженки и Староваганьковского переулка. В старинной усадьбе — Музей архитектуры, в коллекции которого — более миллиона экспонатов. Среди них — все течения русской архитектуры, в том числе проектная графика советского архитектурного авангарда: подлинники Мельникова, Гинзбурга, Голосова, Весниных, ВХУТЕМАСа, материалы конкурсов, проекты станций Московского метрополитена и других эпохальных сооружений. Вещи из фондов активно используются для публикаций и крупных выставочных проектов в России и за рубежом, при этом музей страдает от нехватки площадей для хранения и показа экспонатов, а принадлежащие ему помещения требуют реставрации.

— Далеко не во всех столицах есть музей, хранящий историю архитектуры в таком объеме.

«Музей архитектуры им. Щусева — явление в мировом масштабе уникальное, — говорит Марина Хрусталева, координатор общественного движения «Архнадзор», историк архитектуры. — Он был создан на несколько десятилетий раньше, чем похожие музеи в других странах мира. Нам его существование кажется само собой разумеющимся, но на самом деле далеко не во всех столицах есть музей, хранящий историю архитектуры в таком объеме. Москве и России в целом очень повезло, что такой музей есть».

Музей с такой коллекцией по западным меркам не может находиться на задворках культурной жизни города, но если вспомнить его историю, то вообще непонятно, как он дотянул до сегодняшнего дня. Музей был сформирован на базе учрежденного в 1934 году Музея Академии архитектуры СССР в Донском монастыре и Республиканского музея русской архитектуры, созданного после войны по инициативе А.В. Щусева в усадьбе Талызиных на Воздвиженке. В 1991 году Донской монастырь отдали Русской православной церкви, а музейные экспонаты в срочном порядке отправили на Воздвиженку. К тому моменту усадебный комплекс уже лет тридцать не ремонтировался и пришел в упадок, вдобавок прокладка Филевской линии метро деформировала конструкции зданий. Чтобы разместить фонды, пришлось отказаться от постоянной экспозиции. Город обещал компенсировать площади и отремонтировать постройки, чего так и не случилось. В миллениум Музей архитектуры вступил, утыканный арендаторами, торговавшими в его помещениях мебелью и сувенирами.

Современная история музея началась в 2000 году с назначением на должность директора Давида Саркисяна. Биолог по образованию, Давид Саркисян снимал кино вместе с Рустамом Хамдамовым и архитектурному окружению был незнаком, однако сразу покорил всех своим энтузиазмом. В отсутствие необходимого госфинансирования и каких-либо надежд на развитие новый директор смог превратить умирающую постсоветскую институцию в центр бурной культурной жизни. При нем музей загадочно именовался МУАРом и для московской архитектурной сцены был культовым местом.

«Музей архитектуры — это госучреждение, и его функционирование протекает в логике госструктуры, а директор, по сути, является чиновничьей номенклатурой, — объясняет Елена Гонсалес, руководитель «МАРШ лаб». — Феномен Давида Саркисяна в том, что он был из другого теста и из этой логики выпадал напрочь. При нем музей мог существовать в каком-то автономном режиме, как в анекдоте: кругом суббота, а у нас пятница. И мы все это чувствовали и спешили успеть этой давидовской оттепелью воспользоваться. Этим я объясняю невероятно набранную музеем популярность среди довольно широкого круга не только архитекторов, но и художников, критиков, кинематографистов».

«При этом очевидно, что никаким музейщиком в классическом смысле этого слова Давид не был, — говорит Марина Хрусталева. — Он умел закручивать вокруг себя жизнь, умел зажигать людей. В музей, про который до этого мало кто помнил, вернулась жизнь, потянулись люди. Ему удалось сделать Музей архитектуры местом разговора о городе: пусть не научного и источниковедческого, но очень острого и живого».

В течение десятилетия в музее творилось нечто, сейчас уже малопредставимое: современное искусство и западная архитектура уживались с историческими образцами, молодежь — с мэтрами, новаторы — с охранителями, а руинированный антураж усадьбы XVIII века добавлял атмосферности происходящему. В музее нашли приют архитектурные бюро Александра Бродского и «Меганом», зародилось движение «Архнадзор». Все свои личные сбережения Саркисян потратил на реконструкцию второго этажа главного корпуса.

При нем музей загадочно именовался МУАРом и для московской архитектурной сцены был культовым местом.

С уходом из жизни Давида Саркисяна в 2010 году музей оказался на распутье. Вокруг предстоявших перемен разгорелась дискуссия: архитектурная общественность в надежде продлить мгновенье выступала за назначение директором Владимира Паперного — автора знаменитой «Культуры-2», писала письма в Минкульт и настаивала на превращении кабинета Давида, наполненного всевозможными артефактами, в музейный экспонат. Кабинет впоследствии действительно стал экспонатом и в виртуальном виде даже выставлялся в Венеции (куратор — Юрий Аввакумов). Руководителем же музея Минкульт назначил Ирину Коробьину, главу Центра современной архитектуры. Коробьина, пусть музейно-выставочного опыта и не имела, была человеком известным — привозила иностранцев с лекциями, вела на телевидении передачу «Архитектурная галерея». Ее кандидатуру продвигали Академия архитектуры и Союз архитекторов — весьма серьезные организации. Наступила эра серьезного менеджмента: архитекторы съехали, особый дух веселого музея-руины испарился (хотя сами руины остались), МУАР утратил свою таинственность и опять стал ГНИМА им. Щусева — государственным музеем без всякой романтики.

«После смерти Давида музей вернулся в свое “естественное” состояние, — говорит Елена Гонсалес. — И в целом перестал быть мне интересен. Хотя отдельные выставки там были очень качественные, но как “особое место”, как магнит он для меня уже не существует. Я помню наши надежды, что директором станет Владимир Паперный и оттепель еще какое-то время продлится, но, надо признать, мы сами уже мало в это верили».

Новая эпоха запомнилась впечатляющей рекламной кампанией «Узнай полную историю» с уходящими глубоко под землю собором Василия Блаженного, Московским университетом и Большим театром. Коллажи были призваны проиллюстрировать московскую архитектуру и ее историю, представленную в музее, но гораздо лучше они отражают соотношение видимого и скрытого объема музейных архивов. До глубин добраться не удалось — постоянная экспозиция так и не дошла до публики (за исключением фрагментов модели Большого Кремлевского дворца). Однако выставочная деятельность возобновилась, появились лекционный зал, книжный, и в целом музей продолжил работу.

«В последние шесть лет произошли определенные перемены к лучшему, — считает Анна Броновицкая, историк архитектуры, директор по исследованиям Института модернизма, преподаватель МАРШ. — Заработал лекторий, выставки стали сопровождаться неплохо изданными каталогами, зал “Руина” тактично реконструирован и теперь может работать как полноценное круглогодичное выставочное пространство. Остается задача реставрации главного здания, приведения в порядок хранения и ценнейшей фототеки».

«Музей громко звучал — были яркие выставки, появились разнообразные экскурсионные маршруты, — соглашается Александра Селиванова, руководитель Центра авангарда на Шаболовке, старший научный сотрудник НИИТИАГа и Музея Москвы. — Но это была, скорее, деятельность галереи или культурного центра, а не музея. К сожалению, мультимедийная инсталляция, которая позиционируется как постоянная экспозиция, не вполне соответствует масштабам коллекции и статусу музея: ряд плазм с 3D-моделями нескольких памятников не может заменить полноценную музейную экспозицию, которой все ждут уже много лет».

Вопрос постоянной экспозиции остается открытым, другая проблема — систематизация и доступность архивов. Александра Селиванова уверена: музей должен наконец описать свою коллекцию, включая графику модернизма и последние поступления. «Хорошо известно, что состояние фондов в плане их доступности для специалистов и атрибутированности оставляет желать лучшего».

При всей первостепенности задачи архивной работы музеи сегодня уже не могут ограничиться только ею и все чаще берут на себя функции культурного и выставочного центра. С этой целью Коробьина продвигала инициативу по созданию музейного кластера, который бы связал Музей архитектуры с Музеями Кремля, Пушкинским музеем и другими культурными объектами. Впрочем, в составе кластера или нет, выставочной деятельности ГНИМА есть куда развиваться: занять достойное место в ряду ведущих столичных площадок не так просто.

«Музей архитектуры — бедный родственник московских художественных музеев, — говорит Броновицкая, — и это несправедливо. Коллекция там совершенно фантастическая, но у музея нет ни финансовых, ни интеллектуальных ресурсов, чтобы ее достойно представлять. Можно сравнить советский раздел недавно прошедшей в ГМИИ им. Пушкина выставки Пиранези, большую часть которого составили вещи из собрания ГНИМА им. Щусева, и те выставки, что проходят в самом музее, — как правило, они не имеют внятной концепции и слабы в экспозиционном плане».

Наступила эра серьезного менеджмента: архитекторы съехали, особый дух веселого музея-руины испарился (хотя сами руины остались), МУАР утратил свою таинственность и опять стал ГНИМА им. Щусева — государственным музеем без всякой романтики.

Что же до роли культурного центра — музей мог бы снова стать пространством, объединяющим всех неравнодушных к архитектуре, но для этого ГНИМА придется налаживать отношения с внешним миром. 2014 год был отмечен крупным скандалом вокруг Дома Мельникова: шедевр авангарда превратился в поле битвы между музеем и наследниками архитектора. Музей настоял на принудительном выселении из дома внучки Мельникова Екатерины Каринской, однако стремление разрешить одним махом патовую ситуацию привело к серьезным последствиям.

«Черная страница жизни музея последнего периода — скандал с Домом Мельникова, — считает Александра Селиванова. — Из-за неэтичного поведения сотрудников музей понес существенные репутационные потери, от него отвернулась значительная часть профессионального сообщества». Эту точку зрения разделяет и Анна Броновицкая: «Тяжелый удар репутации музея нанес захват Дома Мельникова, когда, не найдя решения в сложной ситуации, руководство прибегло к недостойным методам. Смена директора, думаю, — хороший случай извиниться перед Екатериной».

Сейчас, после ухода Коробьиной, в очередной раз решается будущее Музея архитектуры, но писем в Минкульт больше не пишут, а от результатов конкурса чуда не ждут. На разработку концепции развития отведено полтора месяца, включая новогодние праздники, никаких условий конкурса, состава жюри, требований к работе из новости на сайте министерства почерпнуть невозможно. Итоги обещают подвести в январе — и это при сроке подачи проектов 31 января. От комментариев COLTA.RU музей воздержался. Ясно одно: кто бы ни стал новым директором, наследство ему достанется богатое, но непростое. И будем надеяться, что нам все же откроется полная история.

Елена Гонсалес: «Для постоянно меняющегося города музей архитектуры очень важен, потому что накапливает слои этих изменений. Это то место, где эти слои возможно собирать, изучать, “склеивать”, соотносить между собой и актуальностью. У меня нет какого-то стройного видения будущего музея, но я знаю двух человек, способных родить такую концепцию. Это Анна Броновицкая — человек с хорошим академическим образованием, научным складом ума и большой вовлеченностью в актуальный архитектурный контекст. И мне было бы очень интересно увидеть директором Юрия Аввакумова, который в представлении вряд ли нуждается. Я думаю, что, если бы это случилось, был бы шанс увидеть качественный прорыв в деятельности музея».

— В начале нового тысячелетия из не очень благозвучной аббревиатуры ГНИМА выпали две буквы — НИ (научно-исследовательский).

Александра Селиванова: «Музей архитектуры, конечно же, должен стать одним из важнейших музеев города, это естественно для любой столицы. Его ценность — в великолепной коллекции архитектурной графики и фотографий, благодаря которым можно проследить все метаморфозы, происходившие или только замышлявшиеся в Москве. Собрание музея позволяет рассказать об архитектурной жизни города как школьникам, так и специалистам. К сожалению, сейчас такой опции у музея нет, так как нет в полноценном виде постоянной экспозиции, а коллекция практически недоступна — для всех, включая профессионалов».

Марина Хрусталева: «В начале нового тысячелетия из не очень благозвучной аббревиатуры ГНИМА выпали две буквы — НИ (научно-исследовательский). И вправду музей давно не проводил серьезных конференций и не издавал сборников трудов, как когда-то. Но на новом витке информационных технологий он мог бы взять на себя более важную роль — стать ресурсным центром, просветительским хабом, аккумулирующим знания по русской архитектуре. Музей мог бы стать невероятно востребованным, если бы пошел по пути современных исследовательских центров — Института Гетти, Библиотеки Конгресса. Масштабная программа оцифровки графических фондов и фототеки с созданием открытого каталога могла бы не только придать новый смысл работе музея, но и дать импульс новой волне исследований и реставрационных проектов».

Анна Броновицкая: «При благоприятных условиях Музей архитектуры может стать важнейшим исследовательским центром и яркой точкой на культурной карте Москвы. Когда-нибудь его оцифрованные коллекции станут доступны и специалистам, и всем интересующимся — без этого просто невозможно настоящее осмысление истории русской архитектуры. Если на новом этапе удастся привлечь в музей современно мыслящих кураторов и обеспечить достойный уровень экспозиционного оборудования и дизайна, туда потянется гораздо больше посетителей: ведь интерес к архитектуре в Москве растет».

Понравился материал? Помоги сайту!