17 января 2019Кино
118

Герои не нашего времени

«Наше время» Карлоса Рейгадаса как зрелищный анахронизм

текст: Андрей Василенко
Detailed_picture© Bord Cadre Films

Пасторальные сцены, лишенные сочной образности труда — но и умиротворения. Продолжительный эпизод с резвящимися в мелком пруду детьми — мальчики плещутся в мутной воде, обдумывая, как подшутить и напасть на девочек, которые неподалеку томно, словно уставшие нимфы, возлежат на монструозного вида надувной камере. Мальчики подчеркнуто асексуальны — их заботят лишь развлечения, девочки же, напротив, поглощены беседой, где чудо открытия собственного тела мелькает недвусмысленными намеками. Рядом на берегу собрались на пикнике подростки. Здесь уже смелые заигрывания и нежные прикосновения. Ребята медленно потягивают пиво и болтают. Заключительный эпизод пролога нового фильма Карлоса Рейгадаса «Наше время» — размеренные диалоги сельских мужчин и женщин за стаканчиком мескаля, оттененные монументальным закатом. Панорамы этих групповых портретов, наэлектризованные необъяснимой тревогой, образуют метафорический триптих последовательно сменяющихся поколений (емкая, но слишком очевидная иллюстрация к самой категории времени). Фабула не менее банальна в своем окостеневшем каноне — препарировании кризиса основательной нуклеарной семьи. Кризис этот — лишь симптом разрушения заемной мировоззренческой модели, оказавшейся главному герою (вообще-то поэту, а не латифундисту, как можно было бы подумать исходя из декораций драмы) не по силам.

Да, формально Хуан — владелец ранчо, на котором выращивают и дрессируют быков для корриды. На безупречном английском он беседует с обаятельным гринго по имени Фил, пикадором. Приятели обсуждают, как бы хорошо было поужинать вместе, но Филу надо уехать в Мехико. Хуан — поэт, интеллектуал-деревенщик, романтично предпочитающий богемной жизни натуру, посконные будни фермерского быта. Поэтическая практика Хуана, которого сыграл сам режиссер, скрыта в темном пространстве монтажных склеек, что он там сочиняет — неясно и неважно. Рейгадас намеренно отказывается демонстрировать поэтические таланты героя (хотя поначалу режиссер хотел использовать в фильме тексты Драгомощенко, но потом отказался от поэзии вовсе), раскрывая его не через символическое, но через реальное — мелодраматические страдания, пафос желания и ревности.

© Bord Cadre Films

Отношения с женой, соблазнительным литературоведом Эстер (ее сыграла супруга Рейгадаса Наталия Лопес, монтажер), строятся на принципах спекулятивной свободы — «Спи с кем хочешь, главное — люби меня!» Их первый диалог, когда герои остаются один на один, начинается с вульгарного вопроса Хуана о том, понравился ли жене секс с Филом. Как окажется впоследствии, связь Эстер и пикадора инициирована самим Хуаном. Однако цели героя туманны: то ли он желает проверить себя, то ли Эстер, то ли попросту утомился сельской бессобытийностью. Проблема в том, что анахронистичный в эпоху бесконечных секс-революций и термина «токсичные отношения» сюжет о верности и неверности, ревности и взаимной эмоциональной зависимости не воспринимается как Событие. Это в своем роде канон, многократно проигранный и показанный прежде, зрелище, не требующее зрительской рефлексии — как не требуют ее те же пейзажи.

«Наше время» можно расценивать как вершину метода Карлоса Рейгадаса, для которого страдание и муки совести — точка бифуркации в эволюционном развитии героев, после которой всегда наступает время трансгрессивного жеста. Хотя в этот раз не будет оторванных голов и неуклюжего секса. Лишь заплаканное лицо Хуана-Рейгадаса, увидевшего в умирающем друге свое отражение и разрыдавшегося от жалости к себе.

© Bord Cadre Films

Высокая кинематографическая культура вкупе с интеллектуальной изощренностью (любое интервью Рейгадаса становится не меньше чем размышлением о природе кино) позволяют режиссеру балансировать между банальностью и туманной многозначительностью. При этом он всегда ставит себя под подозрение в эпигонстве, излишнем маньеризме и даже завиральном формализме. В своем пятом фильме режиссер компонует уже знакомые по его прошлым лентам сюжеты (экзистенциальный кризис, одиночество, неразрешимый конфликт с внешними обстоятельствами) и уже использованные, хотя и переосмысленные, кадры. Самый яркий из них — продолжительный план с камеры, установленной у люка для шасси на самолете, который садится в аэропорту Мехико. В это же время Хуан читает письмо Эстер, в котором она в очередной раз признается ему в любви, но говорит, что наконец-то начала понимать, ощущать себя, свои потребности. Створки люка механически рассекают пространство кадра, и заключительные слова письма уже произносятся на фоне мелькающей разметки взлетной полосы. Этот эпизод, безусловно, рифмуется с началом дебютного фильма Рейгадаса «Япония»: там титры с названием появлялись после долгого проезда камеры, закрепленной под автомобилем, уносящим главного героя в неведомую реальность добровольного изгнания.

© Bord Cadre Films

Или концерт для литавр с оркестром Габриэлы Ортис, который Эстер посещает со своей подругой и который выглядит парафразом сексуальной сцены из «Битвы на небесах» (сходная монтажно-ритмическая структура, аллюзия на оргазм в финальном кадре сцены). В общем, зрителю, одержимому сравнительным анализом, поиском самоповторов и реминисценций, очевидных метафор, здесь особенное раздолье.

Хотя и нельзя отрицать: то, как Рейгадас строит свой рассказ, и есть чистая кинематография, превращающая аудиторию из зрителей представления в свидетелей происшествия. Название фильма плюс цитирование фразы Тарковского о кино как «запечатленном времени» привело к очевидному результату — редкий аналитический текст о фильме обходится без упоминания делезианского «образа-времени». Хотя, скорее, Рейгадас достиг совершенства в том, чтобы создавать унифицированные «кинообразы», которые заменяют реальный опыт технологическим шармом экранного мира. Эта подмена кажется очень симптоматичной в год, когда кино вошло в зону выраженного консервативного поворота к пыльным «волнам» прошлого века, уже превратившимся из бунта в новый «критерий качества» (будь то неореализм 50-х или, скажем, театрализованно-камерное кино 70-х — 80-х), отброшенным идеологиям, средним историям и сюжетам из прошлой жизни.

ПОДПИСЫВАЙТЕСЬ НА КАНАЛ COLTA.RU В ЯНДЕКС.ДЗЕН, ЧТОБЫ НИЧЕГО НЕ ПРОПУСТИТЬ


Понравился материал? Помоги сайту!

Сегодня на сайте
Столицы новой диаспоры: ТбилисиВ разлуке
Столицы новой диаспоры: Тбилиси 

Проект «В разлуке» начинает серию портретов больших городов, которые стали хабами для новой эмиграции. Первый разговор — о русском Тбилиси с историком и продюсером Дмитрием Споровым

22 ноября 20241787
Space is the place, space is the placeВ разлуке
Space is the place, space is the place 

Три дневника почти за три военных года. Все три автора несколько раз пересекали за это время границу РФ, погружаясь и снова выныривая в принципиально разных внутренних и внешних пространствах

14 октября 20249677
Разговор с невозвращенцем В разлуке
Разговор с невозвращенцем  

Мария Карпенко поговорила с экономическим журналистом Денисом Касянчуком, человеком, для которого возвращение в Россию из эмиграции больше не обсуждается

20 августа 202416333
Алексей Титков: «Не скатываться в партийный “критмыш”»В разлуке
Алексей Титков: «Не скатываться в партийный “критмыш”» 

Как возник конфликт между «уехавшими» и «оставшимися», на какой основе он стоит и как работают «бурлящие ритуалы» соцсетей. Разговор Дмитрия Безуглова с социологом, приглашенным исследователем Манчестерского университета Алексеем Титковым

6 июля 202420560
Антон Долин — Александр Родионов: разговор поверх границыВ разлуке
Антон Долин — Александр Родионов: разговор поверх границы 

Проект Кольты «В разлуке» проводит эксперимент и предлагает публично поговорить друг с другом «уехавшим» и «оставшимся». Первый диалог — кинокритика Антона Долина и сценариста, руководителя «Театра.doc» Александра Родионова

7 июня 202425810
Письмо человеку ИксВ разлуке
Письмо человеку Икс 

Иван Давыдов пишет письмо другу в эмиграции, с которым ждет встречи, хотя на нее не надеется. Начало нового проекта Кольты «В разлуке»

21 мая 202427156