4 февраля 2021Кино
301

«Насилие начинается с воспитания»

Деа Кулумбегашвили о своем скандальном «Начале»

текст: Наталья Серебрякова
Detailed_picture© Alex Abril / Festival de San Sebastián

Жесткий и в чем-то скандальный фильм Деи Кулумбегашвили был впервые показан этой осенью в Сан-Себастьяне (а сейчас его показывают в программе Роттердамского кинофестиваля; в этом году он проходит онлайн). Главные герои — Яна и Давид — свидетели Иеговы, которые живут в грузинской глубинке. Давид — старейшина (в секте теократическое управление), фактически функционер, с утра до вечера занятый делами общины, она же преподает основы религии для младшеклассников. Однажды неизвестные поджигают молельный дом, в котором как раз происходит собрание. Полиция бездействует и советует Давиду стереть запись поджога с видеокамер. В то же самое время Яна признается мужу, что погружается в депрессию: ее тяготит рутинная работа — в прошлом Яна была актрисой, но, выбрав в мужья Давида, выбрала и закрытый образ жизни сектантов. У них есть сын Георгий, которому трудно найти друзей в школе для сектантов. В один из вечеров к Яне приходит мужчина, назвавшийся детективом, и задает странные, очень личные вопросы, касающиеся ее сексуальной жизни.

Такова завязка семейной драмы, сюжетом напоминающей «Медею». К страшному финалу Кулумбегашвили подводит зрителя постепенно, но и предчувствие чего-то жуткого возникает задолго до трагической развязки (тем более что фильм начинается с напоминания о жертвоприношении Исаака). Фильм снят в интернациональной эстетике медленного кино, ставшей уже новым артхаусным академизмом, тут много статичных планов, в которых камера, не двигаясь, смотрит на такую же неподвижную героиню. Наталья Серебрякова поговорила с Кулумбегашвили о ее методе и связи христианской культуры с этим жестоким сюжетом.

— Мне показалось, ваш фильм похож на работы Звягинцева. Как вы относитесь к такому сравнению?

— Я, в принципе, не читала пока никакую критику. Я очень уважаю Андрея Звягинцева, но в процессе работы над фильмом я не думала определенно ни о каком режиссере. С другой стороны, мы же не живем в какой-то изоляции, мы смотрим чужие фильмы — в этом смысле, наверное, все мы оказываем друг на друга влияние. Хотя, может быть, правильнее назвать это диалогом?

— О чем вообще вы хотели снять фильм? Он читается довольно многозначно — тут и тема закрытого сообщества, и гендерные вопросы, и вопрос существования и роли религии в наше время.

— Я придумала идею фильма, когда еще училась в Нью-Йорке и вернулась в Грузию на каникулы. В это время я много думала о своей идентичности — задавалась вопросами вроде «Что значит принадлежать к семье или общине, ассоциировать себя с каким-то конкретным местом? Что значит “вернуться домой”? И где вообще мой дом?» Мы с отцом поехали в деревню, и нас пришли проведать родственники — свидетели Иеговы. А свидетели Иеговы в Грузии живут в изоляции. Потому что общество не очень доброжелательно настроено к ним. И, когда я общалась с ними, я почувствовала, что мои переживания как-то резонируют с чувствами этих людей, хотя они-то никогда не уезжали и всю жизнь жили в этом месте. Но они тоже чувствовали себя здесь аутсайдерами.

Я думаю, что мой фильм получился о динамике власти в отношениях. Потому что насилие — это не только насильственный акт. Освобождение женщины — для меня очень комплексный вопрос, эмансипация для меня — не только социальный процесс, но и внутренняя трансформация: найти и принять себя и разобраться в том решении, которое она приняла. Насколько вообще все ее решения являлись ее решениями.

Кадр из фильма «Начало»Кадр из фильма «Начало»© Surtsey Films

— Что тяготит главную героиню, Яну? Брак, навязанная мужем религиозная идентичность и как следствие — невозможность самореализации, необходимость воспитывать ребенка?

— Я не считаю, что муж навязал ей религию, я думаю, что она приняла решение жить в этой религии, с этим человеком. Решения, которые мы принимаем, не всегда идут из наших собственных убеждений. Мы не до конца понимаем свои решения. Мы все растем в какой-то определенной среде, нас учат, что значит «любовь», что значит быть хорошим человеком. И, может быть, насилие — самое первое — начинается с вопросов воспитания. И вообще наше желание быть правильными, хорошими связано с насилием над собой. И процесс эмансипации для меня идет из корня нашего воспитания.

— Вы вообще религиозный человек?

— Я не считаю себя религиозным человеком, но христианство очень повлияло на меня. Я выросла в Грузии, а грузинская культура очень пропитана религией. Это влияние не только духовное, но и философское. Я училась на философском факультете и, конечно, знаю, какое огромное влияние христианство имеет на европейскую философию вообще.

— Говоря о власти — насколько сильной была ваша режиссерская власть над актерами?

— Ну, у актеров было довольно много свободы. Мы работали над ролями очень долго, и уже через несколько месяцев актеры настолько жили в образе, что мне даже интересно было посмотреть, какие костюмы они себе выберут. То же самое насчет интерьера дома. Я просила актеров, чтобы они участвовали со мной и художником-постановщиком в процессе создания дома, в котором живут Яна и Давид. То есть мы их спрашивали: «А где, ты думаешь, стоит диван?», «Какой это диван?», «Где стоит стол?», «Где у тебя лежат вилки, ложки?»

Кадр из фильма «Начало»Кадр из фильма «Начало»© Surtsey Films

— Как бы вы описали свой режиссерский метод?

— Я думаю, что камера видит больше, чем мы видим глазом. Камера — это главное. Мне важно чувствовать, что происходит непосредственно перед камерой. Я, например, не люблю работать с монитором, я всегда рядом с камерой. И, если я чувствую, что я эмоционально связана с тем, что происходит перед камерой, значит, у меня есть кадр. Если нет — значит, этого кадра нет. Для меня важно именно то, что происходит на съемочной площадке, а не то, что мы приготовили или что будет после.

— Фильм заканчивается странной, фантастической сценой: детектив (возможно, мнимый) рассыпается, превращается в песок. Вы могли бы расшифровать эту метафору?

— Странно, что все меня спрашивают об этом. Если я скажу, где же будет место зрителя? Что значит активный зритель? Это человек, у которого что-то резонирует внутри. Наше отношение к фильму — не только то, что дает нам режиссер, но и то, как мы сами понимаем его. Если бы я хотела что-то расшифровать, я бы не использовала метафоры, показала бы что-то более конкретное.


Понравился материал? Помоги сайту!

Сегодня на сайте
Space is the place, space is the placeВ разлуке
Space is the place, space is the place 

Три дневника почти за три военных года. Все три автора несколько раз пересекали за это время границу РФ, погружаясь и снова выныривая в принципиально разных внутренних и внешних пространствах

14 октября 20249340
Разговор с невозвращенцем В разлуке
Разговор с невозвращенцем  

Мария Карпенко поговорила с экономическим журналистом Денисом Касянчуком, человеком, для которого возвращение в Россию из эмиграции больше не обсуждается

20 августа 202415982
Алексей Титков: «Не скатываться в партийный “критмыш”»В разлуке
Алексей Титков: «Не скатываться в партийный “критмыш”» 

Как возник конфликт между «уехавшими» и «оставшимися», на какой основе он стоит и как работают «бурлящие ритуалы» соцсетей. Разговор Дмитрия Безуглова с социологом, приглашенным исследователем Манчестерского университета Алексеем Титковым

6 июля 202420311
Антон Долин — Александр Родионов: разговор поверх границыВ разлуке
Антон Долин — Александр Родионов: разговор поверх границы 

Проект Кольты «В разлуке» проводит эксперимент и предлагает публично поговорить друг с другом «уехавшим» и «оставшимся». Первый диалог — кинокритика Антона Долина и сценариста, руководителя «Театра.doc» Александра Родионова

7 июня 202425543
Письмо человеку ИксВ разлуке
Письмо человеку Икс 

Иван Давыдов пишет письмо другу в эмиграции, с которым ждет встречи, хотя на нее не надеется. Начало нового проекта Кольты «В разлуке»

21 мая 202426887