Разговор c оставшимся
Мария Карпенко поговорила с человеком, который принципиально остается в России: о том, что это ему дает и каких жертв требует взамен
28 ноября 20245195— Как вы встретили своего протагониста, Руслана?
— Я его нашла в палатке «афганцев», которых снимала.
— То есть сначала вы хотели снять фильм об «афганцах»-майдановцах?
— Нет, первоначально у меня вообще не было мысли снимать фильм. Я просто поехала на Майдан — в какой-то момент стало понятно, что эти события будут развиваться долго и что там есть на что посмотреть. Естественно, у меня с собой была камера. Сначала я снимала какие-то яркие события, которые там происходили каждый день, штурмы, бои. А потом наступил период затишья. Все одно и то же, Майдан стал превращаться в будни. Что снимать? И тут я познакомилась с очень интересными мужчинами, которые оказались «афганцами», они повели нас в палатку — там я встретила своего героя. Сначала я снимала «афганцев» — они очень яркие и харизматичные. Но выбор в итоге остановила на Чечене.
— Вам рассказали его историю?
— Он сам мне рассказал свою историю. Очень хотел сниматься, и он такой очень артистичный. То, что он хочет рассказывать о себе, меня в нем как раз не очень привлекало. Даже раздражало в какой-то момент. Но потом мне показалось, что он самый интересный герой. Что у него есть глубокая драма: не та, которую он проговаривает, — гибель братьев, неприязнь к России, не позволившей Чечне стать независимой, — а та, которую он проживает. Внешние события, какие-то биографические факты мне были меньше всего интересны.
— Он же, по-моему, все время привирает...
— Он такой демонстративный тип личности. От этого возникает ощущение, что он привирает. Но разве это принципиально важно? Ваше мнение о нем изменится, если вы, например, узнаете, что у него жена действительно живет во Франции, но у нее там не отель, а она, к примеру, сдает квартиру?
Мне кажется, когда зритель зацикливается на таких деталях, это значит, что он не понял, о чем фильм. Кто вообще сказал, что герой должен все время говорить правду? Я вас понимаю, журналистов всегда смущает, что Руслан говорит какие-то противоречивые вещи. Журналистам важны информация и факты. Им кажется, если герой говорит неправду, то ценность его высказывания сразу теряется. Для меня важнее не факты, не логика, а то состояние, в котором герой находится. Кто-то смотрит фильм интеллектуально и пытается найти логическое объяснение — за кого он, за Украину или за Россию? Он там кричит вначале «Слава Украине!», потом «Слава России!», потом «Аллах акбар!»
В голове у людей штампы, и если жизнь немного выходит за рамки этих штампов, им становится дико дискомфортно. Вот, к примеру, для многих этот фильм — оппозиционное высказывание. А для меня он совсем не про Путина или про то, что Путин плохой, а Руслан хороший (или наоборот). Это не важно, это, скорее, какой-то внешний антураж. Например, сейчас Руслан ровно так же отзывается о Порошенко и об украинской власти.
— Так в чем же драма героя, если все конфликты, которые он артикулирует, — ложные, вымышленные? Кажется, что это персонаж, чья главная проблема в том, что он не может найти для себя подходящий сюжет. Так?
— На мой взгляд, драма Руслана заключается в том, что он находится в состоянии постоянной внутренней борьбы, война внутри него, поэтому он не приспособлен к мирной жизни. Всю жизнь, как он сам говорит, или воюет, или сидит в тюрьме, или занимается оружием. Он неприкаянный: с одной стороны, ищет покоя, с другой стороны, не знает, что в нем делать. Для меня как для режиссера это был невероятный подарок — что он встретил в Киеве прекрасную женщину, совсем далекую от войны, из другой жизни, у него появился шанс на то, чтобы жить мирной жизнью, но он не находит в этой мирной жизни себе места.
— Ваш предыдущий фильм был о Дмитрии «Энтео» Цорионове, персонаже не только одиозном, но и абсолютно медийном. Нет ли тут этического и профессионального парадокса: с одной стороны, то, что происходит в реальности, — например, жизнь гражданина Цорионова — может и должно быть снято. С другой, то, что происходит в медиареальности, — акции активиста Энтео — лишь приумножается вашей фиксацией и трансляцией. Фильм независимо от его содержания становится еще одним медийным упоминанием о медиаактивисте — то есть еще одним его достижением. То же самое, кстати, верно и для Pussy Riot, фильм о которых тут же показывают.
— Однажды у меня брала интервью журналистка, которая не видела мой фильм об Энтео, но знала, кто он такой. И, видимо, решила, что раз я снимаю фильм о православных активистах, то я сама православная активистка, и стала задавать мне риторические вопросы вроде «а может ли православный человек совершать такие поступки?» Я делала кино об Энтео не для того, чтобы его прославить или разоблачить: мне показалось, что нельзя игнорировать такое значимое в современной российской действительности явление, как православный активизм. Есть такое представление, что нужно обращать внимание только на все хорошее, тогда это хорошее будет приумножаться, а все плохое, что происходит в жизни, нужно игнорировать, тогда оно все как-то само по себе исчезнет. Мне кажется, это несколько инфантильный подход к реальности. Я считаю, что нужно идти в сторону боли, а не избегать ее. Мне интереснее обращать внимание на спорные вещи, проблемные моменты. Проблему можно решить, только если обращать на нее внимание.
— Вы видели массовые движения и беспорядки в Киеве, в Донецке, в Крыму. По вашим наблюдениям, люди там и там сделаны, грубо говоря, из разного теста? Или это ровно те же самые люди с теми же самыми надеждами и желаниями, которые просто в силу стечения разных обстоятельств поверили в разные, даже противоположные, лозунги?
— И там и там была очень разношерстная публика. Нельзя сказать, что на Майдане были романтики, а на Донбассе зомбированные. Людей, которых просто захватила эта стихия, которые не осознавали, что происходит, а просто шли за большинством, было много везде.
— То есть ехать в Донецк было не страшнее, чем в Киев?
— Мне вначале было страшно ехать даже на Майдан, потому что там кидали камни, постоянно что-то горело. Но реальность немного отличалась от видеороликов в интернете. Когда я приехала, оказалось, что все там не так опасно. Те же самые бои шли не на всей территории, а только на баррикадах. В тебя могли попасть камнем, бутылкой или выстрелить из травматического пистолета, но ты мог контролировать степень опасности. А что касается войны, то там просто другое оружие используется, которое поражает за несколько километров, они не всегда знают и видят, куда стреляют. И получается, что погибают мирные жители. В этом смысле на войне, конечно, было опаснее, чем на Майдане.
— В какой-то момент вы теряете своего героя... Как вы потом его нашли?
— Я действительно потеряла с ним связь после Крыма, все лето 2014 года я с ним не виделась. А потом решила монтировать фильм. Это было как раз самое сложное — я не очень хорошо монтирую, долго возилась и сделала версию без финала. Показала в Школе документального кино ученикам Разбежкиной, и стало ясно, что нужно обязательно доснять героя, чтобы был конец. И в тот момент, когда решила, что мне это было нужно, я как-то смогла его найти. Поехала в Киев на фестиваль DocuDays, стала его искать; никто не знал, где он. А потом он сам вышел на меня, кто-то, видимо, сказал, что я его ищу.
— Он же очень изменился за это время...
— Да, даже чисто внешне. Он как-то стал выглядеть немного по-другому, и у него появилась вот эта манера все время ходить туда-сюда. И рассказывал мне, какие у него были ранения за это время, какие травмы — в том числе и проблемы с головой. Короче говоря, у него были какие-то проблемы со здоровьем, психикой, и это чувствовалось. Он не мог сконцентрироваться, он начинал о чем-то говорить и забывал. Он стал другим.
— Где сейчас Руслан и чем он занимается?
— Руслана сейчас судят за незаконное хранение оружие. Он служил в не очень удобном для нынешней украинской власти добровольческом батальоне «Айдар». Чтобы взять их под свой контроль, власть начала репрессии против многих его участников. Кто-то подчинился власти, кто-то захотел остаться независимым. Руслан, естественно, оказался в числе последних. И против него, как и против некоторых других айдаровцев, возбудили уголовное дело. Но я рада, что он не один, в любом случае теперь у него уже есть жена, которая его любит и ждет.
Запрещенный рождественский хит и другие праздничные песни в специальном тесте и плейлисте COLTA.RU
11 марта 2022
14:52COLTA.RU заблокирована в России
3 марта 2022
17:48«Дождь» временно прекращает вещание
17:18Союз журналистов Карелии пожаловался на Роскомнадзор в Генпрокуратуру
16:32Сергей Абашин вышел из Ассоциации этнологов и антропологов России
15:36Генпрокуратура назвала экстремизмом участие в антивоенных митингах
Все новостиМария Карпенко поговорила с человеком, который принципиально остается в России: о том, что это ему дает и каких жертв требует взамен
28 ноября 20245195Проект «В разлуке» начинает серию портретов больших городов, которые стали хабами для новой эмиграции. Первый разговор — о русском Тбилиси с историком и продюсером Дмитрием Споровым
22 ноября 20246736Три дневника почти за три военных года. Все три автора несколько раз пересекали за это время границу РФ, погружаясь и снова выныривая в принципиально разных внутренних и внешних пространствах
14 октября 202413291Мария Карпенко поговорила с экономическим журналистом Денисом Касянчуком, человеком, для которого возвращение в Россию из эмиграции больше не обсуждается
20 августа 202419749Социолог Анна Лемиаль поговорила с поэтом Павлом Арсеньевым о поломках в коммуникации между «уехавшими» и «оставшимися», о кризисе речи и о том, зачем людям нужно слово «релокация»
9 августа 202420426Быть в России? Жить в эмиграции? Журналист Владимир Шведов нашел для себя третий путь
15 июля 202423069Как возник конфликт между «уехавшими» и «оставшимися», на какой основе он стоит и как работают «бурлящие ритуалы» соцсетей. Разговор Дмитрия Безуглова с социологом, приглашенным исследователем Манчестерского университета Алексеем Титковым
6 июля 202423817Философ, не покидавшая Россию с начала войны, поделилась с редакцией своим дневником за эти годы. На условиях анонимности
18 июня 202429000Проект Кольты «В разлуке» проводит эксперимент и предлагает публично поговорить друг с другом «уехавшим» и «оставшимся». Первый диалог — кинокритика Антона Долина и сценариста, руководителя «Театра.doc» Александра Родионова
7 июня 202429114Иван Давыдов пишет письмо другу в эмиграции, с которым ждет встречи, хотя на нее не надеется. Начало нового проекта Кольты «В разлуке»
21 мая 202429767