Почти киберпанк

«Почти человек» всюду громко анонсирован как преемник «Бегущего по лезвию». Скорее всего, это произошло против его воли: сериалу, конечно, было бы комфортнее не конкурировать с фильм Ридли Скотта. Но совпадений здесь слишком много, чтобы устоять от соблазна их перечислить. Местом действия и там, и там выбран футуристический Лос-Анджелес. Сюжет сериала датирован 2048 годом, а фильма — 2019-м. Но горизонт прогнозирования будущего почти одинаковый: «Бегущий по лезвию» вышел в 1982-м, а «Почти человек» — в ноябре 2013-го. У Ридли Скотта героем был детектив, охотящийся на андроидов и сомневающийся, до конца ли человек он сам. В сериале не понимающих свою природу персонажей целых два.

Ветеран полиции Джон Кеннекс (Карл Урбан), оставшийся без ноги во время задания, осваивает протез и пытается вернуться в строй. Коллеги дружно его отговаривают: мол, психологически не готов и одержим местью. Приставляют к нему робота-напарника, но герой андроидов ненавидит. Он считает, что если бы не их компьютерный прагматизм, в той перестрелке не погиб бы его лучший друг. На самом деле это самообман: никто не виноват в смерти товарища больше, чем сам Кеннекс. Бросив очередного надоедливого робота-ассистента под колеса грузовика, Джон выписывает себе другого напарника — бракованного андроида Дориана (Майкл Или), который мечтал стать человеком и за это был отправлен в утиль. Отношения у коллег не задаются. Джон — киберрасист, а Дориану не всегда хватает такта: он, например, с энтузиазмом лезет в чужую личную жизнь. Но работают человек и машина вместе отлично: успешно охотятся на ДНК-террористов, спасают заложников и разоблачают албанских сутенеров, натягивающих на секс-роботов человеческую кожу.

От «Почти человека» не стоит ждать художественных экспериментов Sundance Channel, психологической достоверности HBO или детективных интриг уровня любого из «Шерлоков Холмсов». Здесь обитают те же полицейские и те же преступники, что и в любом американском «процедурном» сериале, идущем на больших эфирных каналах. Все особенности «Почти человека» — в фантастических инструментах преступления и наказания, высоком бюджете и специфической драматургической дозаправке.

Во-первых, здесь много интересных гаджетов. Бандиты, чтобы их не видели камеры слежения, наносят на кожу особый спрей. Террористы разрабатывают оружие, которое будет уничтожать только полицейских. Тем при поступлении на службу делают особую прививку — вот ее-то и использует вирус. В похожей на морг для роботов мастерской сидит сумасшедший инженер, все время придумывающий для андроидов новые способности. Наркотики будущего опаснее — и интереснее — любых, существующих в настоящем. И власти, и их противники экспериментируют с ДНК.

Во-вторых, «Почти человек», что называется, богато сделан. На ведущие роли приглашены достаточно крупные для ТВ звезды. Карл Урбан играл в «Хрониках Риддика», «Властелине колец», «Стартреке», «Превосходстве Борна» и экранизации «Doom». Майкл Или уводил жену у Хэнка Муди в «Блудливой Калифорнии» и мелькал в дюжине других хороших сериалов. Перестрелка с террористами, которой открывается пилотный эпизод, мало чем уступает таким боевикам, как «Дитя человеческое» Альфонса Куарона и «Схватка» Майкла Манна. Там, где режиссеры классических киберпанк-фильмов напускали туману и выключали солнце, чтобы сэкономить на декорациях и спецэффектах, «Почти человек» рисует красивый и величественный, хотя и не слишком футуристический мегаполис.

Антагонизм героев, наконец, позволяет обыгрывать всевозможные социальные конфликты и помпезно прививать зрителю гуманизм. В каждой серии случается душераздирающий катарсис: например, Дориан провожает в последний путь красивую проститутку-андроида, которую постановил «усыпить» суд. В Лос-Анджелесе будущего процветает бытовая ксенофобия, только вместо, например, чернокожих граждан страдают синтетические. Претензии к роботам здесь те же, что и к нелегальным мигрантам: отнимают работу, непонятно себя ведут, потенциально очень опасны. Но в экосистеме сериала эта метафора выглядит гораздо естественнее, чем, например, удивительный монолог Александра Скляра из последнего российского «Шерлока Холмса», в котором он жалуется на засилье индусов и мусульман в Лондоне и толерантность Ее Величества.

Киберпанк в этом году отмечает два символичных юбилея. Во-первых, ему как устоявшемуся термину исполняется 30 лет: удачное определение фантастическому поджанру придумал писатель Брюс Бетке. Во-вторых, 40 лет назад вышел, как считается, первый фильм в жанре — и снял его не кто-нибудь, а Райнер Вернер Фассбиндер. Его фантастическая драма «Мир на проводе» стала прообразом «Матрицы»: в ней тоже были суперкомпьютер, телефонные будки для входа в виртуальное пространство и собственные агенты Смиты.

Наркотики будущего опаснее — и интереснее — любых, существующих в настоящем. И власти, и их противники экспериментируют с ДНК.

Вне этого контекста «Почти человек» не стоил бы большой статьи. Это очередной качественный, высокобюджетный и драматургически выверенный сериал, рожденный в маркетинговом отделе Fox; не больше, но и не меньше. Но в то же время «Почти человек» — витрина современного киберпанка и отличный повод поговорить о том, как изменились ценности этого жанра за 30—40 лет.

Отличать киберпанк от прочей фантастики публику в свое время научил искусствовед Лоуренс Персон, редактор фантастического альманаха Nova Express. Параллельно с писателями-эссеистами Брюсом Стерлингом и Майклом Суэнвиком он сформулировал основные законы жанра.

Прежде всего, любое киберпанк-произведение основывается на антитезе стремительного технологического прогресса человечества и сильно отстающего от него нравственного развития. Это несоответствие неизбежно рождает хаос и позволяет писателям реализовать антиутопические сценарии будущего.

Само это будущее обязано быть не слишком отдаленным и достаточно правдоподобным с точки зрения науки. Классическая фантастика не стеснена рамками технологической логики — в ней может происходить что угодно. Единственной инженерной мыслью в «Звездных войнах», например, была гипотеза, что в этой Вселенной не догадались изобрести колесо. Киберпанк же навсегда привязан к реальным технологиям: в его обязанности входит прогнозирование в короткой перспективе. Научные неточности здесь воспринимаются в штыки, поэтому писатели заглядывают на это минное поле даже реже, чем в исторические романы.

Фокус на высоких технологиях и низких нравах определяет список основных тем жанра. Эти сюжеты широко известны. Конфликт искусственного интеллекта и человека и заключенные в нем комплексы Пигмалиона и Эдипа. Противостояния хакеров-бессребреников и всевозможных систем. Причудливое сочетание тотального контроля и полной анархии. Несоответствие количества людей на перенаселенной планете их нравственному качеству. Превращение общества индивидов в муравейник (само слово «кибернетика» означает управление системами), рождение постцивилизации, вавилонское смешение культур. Банальное одиночество в век невероятно легких коммуникаций и социальный протест, наконец.

Само собой, лучшими интерфейсами для подобных сюжетов стали конспирологические триллеры и криминальные детективы. Масштабные боевики — вотчина фантастики. Комедии — удел сказок. А драма в киберпанке всегда возникала невольно: ее генератор спрятан в самой фабуле жанра.

Более благодатной почвы для литературы и кинематографа, казалось бы, не найти. Проблема в том, что в ней оказалась закопана бомба замедленного действия — катастрофическая зависимость жанра от технологий, реальности и авторов-локомотивов.

Классический киберпанк популяризировал большие и неповоротливые философские концепции своего времени — например, уже снятую с повестки дня тему «японификации» западной цивилизации. Современный киберпанк такой миссии не выполняет, а новую выдумать не может. На примере «Почти человека» хорошо видно, что образовательная функция жанра свелась к пересказу гуманистических максим и легкой социальной сатире.

Бум жанра всегда был тесно связан с прогрессом телекоммуникаций, систем наблюдения, банковских технологий, медицины, компьютеров и роботехники. А также с ревущей экономической действительностью — глобализацией, ростом могущества транснациональных корпораций, появлением харизматичных миллиардеров-визионеров. Современный киберпанк остался без этих источников вдохновения. В «Почти человеке» нет отважного, мрачного и брутального футуристического прогноза «Бегущего по лезвию». Современный киберпанк — символ разочарования в технологическом прогрессе, превратившемся из визионерского в консьюмеристский. «Почти человек» — территория эргономичных белоснежных гаджетов, царство женственного дизайна и комфорта.

В классическом киберпанке антиутопия была естественной средой существования, необходимой для нравственного созревания героев и социологических исследований писателей. В «Почти человеке» никакого сверхконфликта и тоталитарного режима нет. Просто одни люди, варвары, мешают другим людям, более благополучным, наслаждаться плодами цивилизации. Но ничего страшного, полиция и андроиды уже работают над этой проблемой.

В свои лучшие годы и писатели, и режиссеры, увлеченные киберпанком, были заняты общим делом — комплектацией массива идей, из которых должна была родиться современная система познания мира. «Матрицу» в свое время пытался интерпретировать, например, Славой Жижек. А Уильям Ирвин выпустил целую книгу «Матрица как философия», в лучшие моменты которой он был равновелик Мишелю Фуко (в остальные моменты, правда, он был как Джозеф Кэмпбелл с его «Героем с тысячей лиц»). «Почти человек» (и любой современный киберпанк) философского бремени избегает. Зато этот сериал, используя героев-роботов, пытается нащупать то, что делает человека человеком. Разум? Чувства? Склонность делать ошибки? Выясняется, что от наследия Айзека Азимова нелегко отмахнуться, даже если делаешь сериал для Fox.

Еще одна причина упадка киберпанка — то, что вслед за большими писателями (Филипом К. Диком, Уильямом Гибсоном) из него ушли большие режиссеры. В восьмидесятых и девяностых новое художественное пространство вслед за совсем уж контркультурным Фассбиндером принялись осваивать и вполне системные оппозиционеры от кинематографа. Среди них — Джон Карпентер («Побег из Нью-Йорка»), Ридли Скотт («Бегущий по лезвию»), Дэвид Кроненберг («Видеодром), Пол Верховен («Робот-полицейский» и частично «Вспомнить все»), Кэтрин Бигелоу («Странные дни»), Алекс Пройас («Темный город» и «Я, робот») и Абель Феррара («Отель “Новая роза”»). В киберпанке отметился даже Вим Вендерс, снявший «Когда наступит конец света» — цифровую поэму о родстве кинематографа и сновидений. А после успеха «Матрицы» в жанр ненадолго пришли еще более респектабельные творцы: Стивен Спилберг («Особое мнение» и «Искусственный разум») и Джон Ву («Час расплаты»). Реализовав свои визионерские амбиции и не заработав существенных денег, они отдали жанр на откуп талантливым новичкам.

Технологический прогресс тем временем приблизился к предсказаниям классиков киберпанка. А новой литературы с адекватной футурологией, способной заполнить лакуну между реальностью и отдаленным будущим, не появилось. В итоге какие-нибудь «На крючке» (2008) и «Исходный код» (2011), формально являясь киберпанком, с родным жанром больше не ассоциируются и кажутся вполне реалистичными боевиками. А «Потрошители» (2010), «Время» (2011) и «Петля времени» (2012), наоборот, выглядят ретрофантастикой, почтительной стилизацией под кино давно минувших дней. В отличие от этих фильмов-сирот, прямые потомки только позорят знаменитых предков. В фильме «Трон: Наследие» (2010) на смену магии технологий пришло фокусничество дизайна. Во «Вспомнить все» (2012) уже никто не летит на Марс: киберпанк стал приземленным. Правда, в 2014 году выйдет еще один ремейк Верховена — «Робокоп». На него надежд больше.

Пока же складывается ощущение, что Нео, которого так отчаянно пытались разбудить в «Матрице», беспардонно заснул. В интересах всей фантастики — чтобы он поскорее проснулся.

Понравился материал? Помоги сайту!