Эрнст. Судьба креативного менеджера в России

Константин Эрнст руководит Первым, самым массовым телеканалом страны, уже 15 лет — столько же когда-то занимал этот пост Сергей Лапин, самый могущественный из советских теленачальников. COLTA.RU продолжает публикацию глав из будущей книги искусствоведа и телеобозревателя Юрия Богомолова.

Константин Львович Эрнст, занявший руководящее кресло самого могущественного телеканала (тогда он именовался ОРТ, а затем — Первым), в отличие от Лапина, был руководителем публичным.

При каждом удобном случае он не прочь заострить на себе внимание — многочисленные интервью в газетах, на радио, синхроны в рекламном промоушене, непременное участие в жюри КВН, участие в престижных пресс-конференциях, которые на поверку оказываются самопрезентациями. Одна из них так и называлась: «Логика успеха».

Там он сделал программно-сокровенное заявление: «Я, будучи “вьюношей”, очень хотел заниматься многими делами, я хотел быть черт знает кем, но сразу понял, что одной жизни не хватит, чтобы прожить все. В какой-то момент я понял, что телевидение — то самое место, где в одно и то же время ты можешь прожить сразу несколько жизней. Я этим обстоятельством абсолютно счастлив. Спасибо!»

 * * * 

Константин Эрнст. Справка

В 1988—1990 годах работал на Первом канале в программе «Взгляд».

В 1991—1995 годах — автор, ведущий, режиссер и продюсер телевизионной программы «Матадор». Реализовал много успешных проектов, среди которых музыкальный полнометражный фильм «Радио тишины» (1988 г., режиссер, продюсер), короткометражный игровой фильм «Homo Duplex» (1989 г., режиссер, продюсер).

В 1995 году назначен на должность генерального продюсера ОРТ. Совместно с Денисом Евстигнеевым — автор и продюсер первой части «Русского проекта» (приз «Золотая олива» на Международном фестивале телевизионных программ в городе Бар). В 1996 году — продюсер и сорежиссер «Русского проекта — 2». В 1995—1997 годах выступил автором и продюсером мюзиклов «Старые песни о главном — 1, 2, 3» («Золотая олива» на Международном фестивале в г. Бар, «Золотая антенна» на Международном фестивале музыкальных и развлекательных программ в г. Албена (Болгария) за «Старые песни о главном — 3»).

Продюсер телевизионного сериала «Зал ожидания» (1998). Сопродюсер художественных фильмов «Блокпост» (приз «Золотая роза» за лучший фильм на X Открытом российском кинофестивале в Сочи, «Хрустальный глобус» за лучшую режиссуру XXXIV МКФ в Карловых Варах (Чехия), приз «Везувий» за лучший фильм МКФ в Неаполе, приз «Серебряный дельфин» за лучшую режиссуру XV МКФ в Трое) и «Мама» (приз за лучший актерский ансамбль X Открытого российского кинофестиваля в Сочи).

С 6 сентября 1999 года — генеральный директор Первого канала.

В 2000 году Константин Эрнст спродюсировал четыре сериала: «Убойная сила — 2», «Остановка по требованию», «Империя под ударом» и «Граница. Таежный роман», а также традиционно выступил продюсером и автором идеи новогоднего проекта Первого канала (2000—2001) «Старые песни о главном. Постскриптум».

В рейтинге высших руководителей 2010 г. газеты «Коммерсантъ» занял 2-е место в номинации «Медиабизнес».

 * * * 

Прежде чем стать счастливым, Эрнсту понадобилось стать генеральным директором ОРТ. Он им не родился. Он этому не учился — у него диплом биолога. Тема его диссертации — «Динамика созревания мессенджер-РНК при созревании ооцитов млекопитающих in vitro».

«In vitro» значит «в пробирке».

Считая себя Фаустом, а не каким-нибудь «ооцитом млекопитающего», молодой биолог Константин Эрнст рискнул переменить профиль своей профессиональной деятельности. Более перспективной «пробиркой» ему показалось ТВ. Поработав некоторое время в ТПО «Видеофильм» и приобретя там навыки обращения с картинкой, не «вьюноша», а муж 27 лет от роду устроился в молодежную редакцию ЦТ Гостелерадио СССР.

Ему повезло — он пришел работать на ТВ в пору, когда одна эпоха кончалась, а другая только брезжила. Кончалась советская власть, и колебался один из ее краеугольных камней — Центральное телевидение (ЦТ); начиналось нечто неизвестное и непредсказуемое.

Предбанником этого «нечто», как сегодня стало очевидно, явилась программа «Взгляд», рядовым сотрудником которой и начинал свою трудовую деятельность на телевидении Константин Эрнст. Сначала работал в качестве интервьюера. Затем — ведущим авторской программы «Матадор». То была программа о дерзновенных людях и дерзких противостояниях. Например, о корриде в испанском городе Памплона. Зритель, тогда не избалованный яркими визуальными впечатлениями, разумеется, не мог не остановить своего внимания на звонкой чеканке выразительных планов с ослепленными яростью быками, с победительно элегантным матадором в центре арены и с вошедшим в кадр автором — серьезным молодым человеком, ни на что, кажется, не претендующим, кроме как на то, чтобы отщипнуть толику славы и восхищения, коими зрители одаривали самого матадора.

Он отшутился не без кокетливости: у него для этой должности слишком длинные волосы и вообще он не любитель обивать пороги кремлевских кабинетов.

Задним числом надо отдать должное тогдашнему эстетическому новаторству Константина Эрнста. Он, во-первых, сделал «телекартинку» картинной, почти самодостаточной, что в те поры действительно было на советском ТВ в новинку. Во-вторых, он сделал автора-ведущего телепрограммы существенной стилистической подробностью изображения. В том же направлении чуть позже будет работать и Леонид Парфенов.

Оба они не просто войдут в кадр как авторы, но и придумают себе по образу. У Парфенова это холодно-ироничный хроникер как дальних, так и ближних исторических событий, обстоятельств и подробностей. Его дело — делиться «ума холодными наблюдениями», оставляя при себе горестные заметы сердца.

Эрнст играет нечто другое. Он — романтик, но сумеречный, несколько демонический. Он — тот, кто над схваткой и над страстями, будь они высокими или низкими. Запомнился выпуск «Матадора», посвященный Каннскому фестивалю: лестница, устланная красной дорожкой, по которой важно течет толпа мегазвезд. Это лестница тщеславия, в центре которой бог ведает каким образом очутился и он — Костя Эрнст. Вот он было потерялся в толпе, слышен только его закадровый голос, но в какой-то момент камера его находит, трансфокатор приближает, и теперь все сливки мирового киносообщества, размазанные по экрану, — лишь фон для длинноволосого строгого юноши в черном одеянии.

Комплекс более или менее очевиден. Он не только в непомерном личном тщеславии молодого телеведущего. Уже тогда живо ощущалось, что в нем бьется неутоленная страсть к кинематографу. Это было видно по тому, как часто его «матадорами» становились значительные режиссеры — такие, как Фрэнсис Коппола или Вим Вендерс. Режиссеры со своими отдельными художественными мирами, в которых они были абсолютными и непререкаемыми властителями, всесильными демиургами.

Вообще надо заметить, что кино посвящают себя честолюбивые, амбициозные люди не всегда ради славы, публичного признания, ореола известности. Есть в нем и кайф обладания миром в обертке мифа, управления и манипулирования им. Тут мало быть актером, даже самым звездным. Тут надобно стать режиссером, хотя бы и небольшим.

В скобках спросим: отчего отец народов так обожал кино, почему он им так много занимался? Оттого, вероятно, что оно для него было наглядной метафорой работы над подконтрольной ему действительностью. За своим письменным столом он мог монтировать и перемонтировать ее, делая срезки с человеческих судеб и отправляя их в корзину, точно так же, как это делал режиссер за своим монтажным столом, гоняя пленку взад-вперед и орудуя ножницами с клеем.

Подозреваю, что душу господина Эрнста точила и точит та же амбиция: комплекс демиурга. Судя по его высказываниям, на начальном этапе своей карьеры телевидению он отводил роль первой ступеньки к славе большого кинематографиста. Тогда же он говорил, что при первой возможности снимет фильм. И потом не раз подтверждал: «Мы с Максимовым (кинопродюсером на Первом канале. — Ред.) — теленачальники, которые страшно любят кино, всегда хотели им заниматься, а на телевидение попали в общем-то случайно».

Насчет «случайности» попадания на ТВ — вряд ли. А уж тем более не случайно, что он там остался.

В начале 90-х Эрнст себя пробует на поприще креативного менеджмента. Однако созданная им совместно с Леонидом Парфеновым и Игорем Угольниковым продюсерская фирма «Мастер ТВ» оказалась не слишком жизнеспособной. Не стану задерживать внимание читателя на перечне его более и менее удачливых бизнес-проектов. Сразу перейду к судьбоносному повороту в его биографии. Он совпал с судьбоносным поворотом всего отечественного ТВ.

Осенью 94-го Борисом Ельциным был подписан указ о создании акционерной телекомпании «ОРТ», а с 1 марта 1995 года она начала функционировать. До сих пор памятны трагические обстоятельства, связанные с ее рождением, — убийство ее первого генерального директора Владислава Листьева. Затем сложные маневры основного акционера компании Бориса Березовского, вследствие которых Константин Эрнст стал ее генеральным продюсером, отвечающим за художественное вещание.

По некоторым сведениям, уже тогда Мефистофель предложил Фаусту возглавить всю компанию, но тот отказался, поскольку еще не оставил надежды стать кинорежиссером.

В ту пору автору этих строк удалось взять у молодого телефункционера интервью. Это сейчас в коридорах «Останкино» рассказывают легенды о его труднодоступности для журналистов (за исключением тех случаев, когда сами журналисты ему нужны). А тогда он легко пошел на контакт, был достаточно откровенен и, я думаю, искренен. Тогда он заверял, что занимается каналом из чувства долга перед погибшим товарищем — Владом. Что свою миссию он видит в том, чтобы вывести канал из штопора. А миссию ОРТ видит в том, чтобы внести в разворошенный муравейник, коим тогда представлялась Россия, успокоение и стабильность. Чтобы, наконец, предложить заново формирующемуся обществу «интегральные ценности». Ну а как только все эти задачи будут выполнены, он, Константин Эрнст, займется реализацией своих собственных творческих планов.

Поскольку тогда же ходили слухи о возможном его назначении на должность генерального директора ОРТ, я его спросил и об этом. Он отшутился не без кокетливости: у него для этой должности слишком длинные волосы и вообще он не любитель обивать пороги кремлевских кабинетов.

Тем не менее в 99-м, уже в новой политической ситуации и опять же с подачи Мефистофеля-Березовского, состоялось как в переносном, так и в прямом смысле «пострижение в гендиректоры» Фауста-Эрнста.

Тут-то он и воскликнул: «Остановись, мгновенье, — ты прекрасно».

Оно остановилось. In vitro (в пробирке, если кто забыл) Первого канала роились ооциты «от четырех до ста лет» — таков возрастной объем подведомственной ему публики. С этого момента его главный творческий постулат — «Нам интересны эксперименты, которые считывают большие аудитории».

Эти эксперименты хорошо известны. Сначала «Русский проект» в межпрограммном пространстве. Затем «Старые песни о главном» — раз, два, три, четыре, пять, шесть… «Последний герой», «Фабрика звезд», «Кривое зеркало», «Большая стирка», «Пусть говорят».

Работая с подсознанием аудиторий, зорко отслеживая «динамику созревания» их сознания, Константин Эрнст, вероятно, чувствует себя режиссером и демиургом в более широком смысле, чем Фрэнсис Коппола. Эрнст, дирижируя эмоциями миллионов телезрителей, ловит кайф, который и не снился самым великим матадорам.

Его иногда спрашивают, удовлетворяет ли его собственные эстетические запросы продукция Первого канала. На это он отвечает в том духе, что удовлетворять их предпочитает не у экрана телевизора, намекая на свой богатый внутренний мир.

Не оставляя ТВ, он обратился к кинематографу — к предмету своей первой страсти, плодами которой стали «Ночной дозор», «Дневной дозор» и другие фильмы и сериалы. В кино он уже больше чем режиссер; он — продюсер. То бишь хозяин режиссера и автор проекта. Но, как оказалось, и здесь ему не под силу противиться желанию говорить с большими аудиториями. Объясняет он это следующим образом: «Подростки 15—18 лет, к сожалению, не будут смотреть артхаусные фильмы. Это не их язык. Они до такого кино еще не доросли. И поэтому некие модели правильного поведения — как быть хорошим парнем, как поступать правильно в сложной ситуации — они могут воспринимать только в облатке аттракциона. А жанр фэнтези — прекрасная основа для создания блокбастера».

Собственно, круг замкнулся. Он сделал из ОРТ популярный Первый канал, он старается сделать любое кино блокбастером.

Директорское положение Эрнста много сложнее того, в котором когда-то был Лапин. С одной стороны — рынок, конкуренция, рейтинги, в том числе и репутационные. С другой — Кремль и устанавливаемые им правила поведения. С третьей — собственные творческие амбиции. Тут Сцилла, Харибда и еще тень Фрейда.

Лапин бы не захотел оказаться на месте Эрнста. Эрнст не смог бы занять место Лапина. Но в чем самое фундаментальное различие между этими двумя телевизионными менеджерами? В том, что Лапин сверял линию развития, точнее, стагнации ТВ только с линией партии, которая тоже стагнировала. А Эрнсту приходится ловить настроения аудитории и реагировать на смену вех.

Телевизионщики легко и непринужденно приравняли перо и видео не к штыку, как случалось прежде, а к реактивной системе залпового огня «Град».

Эрнст, делая ТВ, волей-неволей вынужден теоретизировать по поводу телевидения. «Современное телевидение, — говорит он, — очень много чего не дает телезрителю, потому что, во-первых, думаю, главная проблема — то, что сдвинулся тектонический слой, огромный культурный слой, и меняется эпоха. Эпоха ХХ века кончилась буквально несколько лет назад, и запрос аудитории на современном телевидении еще не угадан… Существует точечное попадание, существуют люди, которые говорят “мы знаем как”, но изменения настолько глобальные, что в целом ТВ пока не предлагает своей аудитории того контента, который ее удовлетворял бы».

Эрнст дальше говорит о кризисе развлекательного вещания и потребности в телевидении, разговаривающем с телезрителями о смыслах.

О чем он умолчал и помалкивает до сих пор — что все последние годы ТВ из средства общения мало-помалу трансформировалось в средство пропаганды. И дотрансформировалось до ребенка, распятого на афишном щите, до принципа «на войне как на войне». Мы увидели, как телевизионщики легко и непринужденно приравняли перо и видео не к штыку, как случалось прежде, а к реактивной системе залпового огня «Град».

Что оказалось для многих сюрпризом, так это высокие рейтинги пропагандистских программ. Оказалось, что убийства и смерть, замешанные на патриотизме, упакованные в патриотизм, — хорошо продающийся продукт. Не слабее, чем развлекательные проекты, столь распространенные и на Первом, и на прочих каналах.

Видимо, российскому ТВ предстоит решить в обозримом будущем заметно усложнившуюся с советской поры задачу: объединить две аудитории — ту, что все еще живет психологически и ментально в СССР, и ту, что не согласна с реставрацией последнего. Это граждане двух разных Россий. Никакой Гудвин в этом деле ТВ не поможет, пока не утвердится гражданское общество. И пока оно не станет равноправным партнером государства. И телевидение ничем не сможет быть нам полезным, не став институцией гражданского общества.

Понравился материал? Помоги сайту!