22 августа Дмитрий Юрьев, только заняв пост заместителя главного редактора «Известий», опубликовал в газете программную статью «Ни троллинг, ни пропаганда». Что означало — или могло бы означать — крутой поворот в идеологии издания, стопроцентно лояльного власти. Но спустя всего месяц, 22 сентября, Юрьев покинул «Известия» — и объясняет COLTA.RU, почему.
— Ваш уход — ваша инициатива или руководства?
— Это было совместное решение. Как раз тот случай, когда столкнулись две воли. Решения высшего уровня всегда принимаются в «Известиях» Арамом Габреляновым, это не секрет. Я и пришел в газету после разговора с ним, понимая рамки будущего сотрудничества.
— Был какой-то конкретный повод? Конфликт?
— Нет. Постепенно нарастало понимание, что в нашем случае, как сказал сам Габрелянов, столкнулись два подхода к журналистике. Дело не только в том, что я выражал один подход, а кто-то — другой. Мне кажется, это столкновение имеет место внутри газеты — и внутри Габрелянова, и внутри Малютина. Речь о том, что такое успех в журналистике, результативность публикации. Когда я пришел в «Известия» — вскоре после второго пришествия туда Малютина (впервые Александр Малютин занял пост главреда «Известий» в 2011 году. — Ред.), перед нами была поставлена задача сделать аналитическое издание высочайшего уровня. Я позволил себе формулировку, которая была поддержана: создать новую публицистику, не являющуюся «ни троллингом, ни пропагандой», а опирающуюся на анализ эксклюзивной информации, умный и респектабельный. Такие вещи требуют долгой филигранной работы. Если мы хотим, чтобы вырос «дуб зеленый» и в результате на нем повисла заслуженная златая цепь, надо помнить, что дуб растет сотни лет.
— И все-таки — что случилось?
— Понимаете, в нашей журналистике все перевернулось с ног на голову. В 1990-е считалось, что владельцы СМИ используют их в своих интересах, чтобы влиять на власть. Но в 2000-х медиакратию заменила рейтингократия. Это меня возмущало в работе газеты «Известия» — не обо всем я хочу говорить из соображений этических, но об этом скажу, — в работе всех ее структур и руководства, включая глубоко мной уважаемого Сашу Малютина: их искренняя и полная зацикленность на цитируемости. Когда утром я приходил на работу, все уже сидели у мониторов и смотрели графики. Лучше бы они порнуху смотрели. С моей точки зрения, это саморазрушительный подход. Рейтинги оказались наркотиком, с которого не соскочить. Вот у нас в один день идет два материала — у одного нулевой рейтинг, у другого он бьет рекорды. Первый я считаю шедевром — сенсационное расследование о заграничных счетах вице-премьера Игоря Шувалова. Ни одной ссылки на анонимные источники, абсолютно открытая информация — журналисты смогли ее найти и подтвердить. И никто этой сенсации не заметил. Зато текст, написанный одной левой (пусть хорошим журналистом), о том, что на совещании в Кремле предложили перенести единый день голосования на будни, сделал нам кассу. Да, газета должна быть и интересной, и влиятельной, журналисты должны пользоваться доверием читателя, но такая газета не может возникнуть мгновенно — ее надо кропотливо взращивать.
Лучше бы они порнуху смотрели.
— Вот насчет доверия. Не кажется ли вам, что к моменту вашего прихода в газету доверие к ней было уже утрачено?
— Вопрос — у кого утрачено. У определенной публики — и это одна из бед нашего времени — возникла привычка к, скажем так, расистскому миропониманию. Расистскому, ксенофобскому. Общество разделилось, одна часть ненавидит другую на биологическом уровне, и мне кажется, в той части, которую мы называем либеральной, ксенофобии больше, чем среди тех, кого мы причисляем к охранителям системы. У либералов отношение к нашей тусовке страшнейшее! Наши корреспонденты не могли получить комментариев ни от кого из окружения Навального, была установка — не давать. Не хочу вдаваться в подробности, но вопрос, кто больший хам и кто скорее утратил репутацию, для меня открыт.
— Дело не только в либералах. Часто сенсации «Известий» выглядят откровенным сливом.
— Вы о публикациях, опирающихся на анонимные источники? Потом они опровергаются, но рейтинг поднимается. Я проанализировал такие публикации и понял, что они гораздо чаще, чем можно подумать, не являются ни сливами, ни пробросами. Сложилась пагубная практика взаимовыгодных обменов. Если газета нацелена на новости, которых ни у кого нет, лучше всего их добывать в осведомленных кругах. Которые дают журналистам не только правдивую, но и искаженную информацию, преследуя свои цели, манипулируя, кого-то подставляя…
— Эта практика заведена журналистами — или «осведомленными кругами»?
— Сэлинджер говорил: «А вы слышали одной ладони хлопок?» Я лично чувствую себя виноватым в одной подобной публикации — новости, что Степашин якобы станет ректором МГУ. Она была основана на неподтвержденной информации, и я несу за это ответственность. Но перед тем, как в газету пришел я, главным редактором стал Малютин. Он поставил журналистам жесткие условия: если ссылаетесь на анонимный источник, во-первых, вы должны знать, кто это, — и я должен. Во-вторых, не может быть фразы «анонимный источник считает…». Анонимный источник не имеет права оценивать ситуацию или делать прогнозы. Только факты: «сходил туда-то и сказал то-то». Когда отношения с источниками устойчивые, врать прямо никто не будет, и хотя ты и ссылаешься на «господина Никто», ты при этом информируешь публику, а не врешь ей. Понимаете, сейчас новая ситуация в медиа. В 1990-х в качественных СМИ — «Коммерсанте», «Сегодня», «Ведомостях» — читателями были те, кто писал в этих газетах, и те, о ком писали. Это был такой узкий междусобойчик. А теперь медиа — площадка для переписки разных источников друг с другом. Буквально: «Просили передать…».
У либералов отношение к нашей тусовке страшнейшее!
— Я посмотрела ваш послужной список. Вы работали в газете «Сегодня» в ее лучшие годы. Но когда вы в последний раз работали в СМИ?
— Вот так серьезно, с постоянной должностью — в газете «Утро России» в 1995-м. Я был заместителем главного редактора. Затем до конца 1990-х я активно занимался фрилансом, прежде всего в газете «Русская мысль», издающейся в Париже. В начале 2000-х я основал Отделение деловой и политической журналистики в ВШЭ. Потом, правда, оттуда ушел — в пиар, политтехнологии, а затем в политику.
— Перед «Известиями» вы курировали проект переподготовки партийных кадров «Единой России». Чем думаете заняться теперь?
— Я, собственно, этот проект придумал и отчасти разработал. Но, столкнувшись с определенными эстетическими разногласиями, ушел. В октябре прошлого года я стал научным руководителем Института современных медиа. Это небольшой аналитический центр, который я не оставлял, даже работая в «Известиях».
— Работу в СМИ не хотите продолжать?
— У меня от марш-броска в «Известия» осталось и несколько позитивных впечатлений. Главное — колоссальный драйв. Оказалось, Толстой прав: жизнь не кончена в 31 год, да и в 51 тоже, силы находятся неизвестно откуда. Как это, оказывается, клево — заниматься журналистикой.
Напечатай кто-нибудь такой «слив» накануне 6 мая прошлого года — и никакого «Болотного дела» бы не было.
— А журналистика, по-вашему, совместима с полной преданностью власти, которую мы наблюдаем в «Известиях»?
— Самое поразительное открытие за время моего пребывания в «Известиях» — что установки ублажать власть нет. Более того, есть установка щипать власть, где можно. Границы лояльности заканчиваются первым лицом. Ну, есть маленькие личные слабости в смысле неприкосновенности — но не тех, кого можно бояться. Есть люди во власти, с которыми доверительные отношения, которых не обижают. Но если появляется информация, задевающая любого из них, и она фактурна — ее вполне могут напечатать. Это даже декларируется. Скажем, выборы: по-моему, ни в одной газете не было написано в такой сжатой и подробной форме, как протестуют против результатов выборов в регионах — не только в Москве или Екатеринбурге. Так что «Известия» не облизывают власть сознательно. Власть для «Известий» — очень важный партнер, с которым выгодно иметь хорошие отношения. А дальше — вопрос границ. Вот была статья о том, что штаб Навального собирается устроить беспорядки. Вызвала огромный негатив. Она, с моей точки зрения, была сомнительной, но не лживой. Мы знали, что она пришла от спецслужб, так и написали. Не стали маскировать источник, изображать объективность. Думали ли мы, что это инсинуация? Вероятность меньше половины, но не равна нулю. Решили взять на себя моральный груз — пусть лучше мы окажемся не правы, чем это случится. Может быть, напечатай кто-нибудь такой «слив» накануне 6 мая прошлого года — и никакого «Болотного дела» бы не было. Эта публикация — попытка удержаться на тонкой грани между требованиями лояльности и профессионализма.
— Даже после ухода из «Известий» вы говорите о газете с нежностью.
— Нежности нет. С интересом и с уважением — к изданию и ко многим людям в нем. С объективным пониманием того, что такое «Известия».
— Если попросят, согласитесь написать для них статью?
— Нет.
Понравился материал? Помоги сайту!