5 мая 2017Мосты
99

«Наказывать телесно детей — прямая дорога к войнам»

Рассказывают эксперты в сфере борьбы с домашним насилием Роза Логар и Геновева Тишева

текст: Арнольд Хачатуров
Detailed_picture© Анастасия Руденко

В рамках проекта Европейского союза «Общественная дипломатия. ЕС и Россия» в Москву приезжали Роза Логар, президент европейской сети «Женщины против насилия. Европа», исполнительный директор Программы против домашнего насилия (Австрия), и Геновева Тишева, директор Института тренингов по правам человека для женщин, управляющий директор болгарского Фонда гендерных исследований, один из инициаторов и авторов болгарского закона о защите от домашнего насилия. Арнольд Хачатуров встретился с экспертами в рамках совместного проекта Кольты и ЕС «Мосты».



— Как в Европе отреагировали на российский закон о декриминализации семейного насилия?

Роза Логар: Для нас это был своего рода шок. Этот закон заметили везде, во многих европейских странах, о нем писали с тревогой. От России все ожидали обратного: попыток как-то улучшить законодательство в сфере домашнего насилия. Мы просто не знали, как это воспринимать, нам было неясно, что Россия надеется таким образом выиграть. Я работала с жертвами семейного насилия 30 лет и могу с уверенностью сказать, что насилие уничтожает семьи: когда люди живут в страхе, нормальная жизнь невозможна. Поэтому я долго пыталась понять депутатов, которые принимали этот закон: ведь это было сделано по какой-то причине. Может быть, они думали, что криминализация насилия будет как-то вредить российским семьям? Но как?

— Есть мнение, что жертвы домашнего насилия охотнее обращаются в полицию, когда наказание не так сурово… Может, при смене уголовного наказания на административное имелось в виду это?

Логар: Я считаю, что нельзя ставить ущерб, наносимый личности, на тот же уровень, что и неправильную парковку. Административные санкции обычно применяются за нарушение правила, а не за преступление в отношении человека. И потом: дело ведь не в том, что нужно кого-то больше наказывать. Здесь важен сам месседж, который этот закон посылает обществу. Обычно люди даже не различают административное и уголовное право, они не знают, какие санкции прописаны в законе. Многие просто подумают, что теперь домашнее насилие ненаказуемо вообще, потому что закон как бы говорит: «Теперь ты имеешь право бить своих детей практически безнаказанно». И это очень опасно.

Кстати, я не думаю, что в России до декриминализации так уж много людей попадало в тюрьму по этой статье. Кроме того, в уголовном праве — по крайней мере, в Австрии — ты отправляешься за решетку только при рецидиве. И даже при уголовном наказании существуют альтернативы тюремному сроку — например, различные программы по борьбе с насилием.

— Есть ли еще какие-то способы в Австрии и Болгарии, которые законодательно облегчают эти процессы?

Логар: Да, есть. Мы все живем в семьях и знаем, как тяжело написать заявление в полицию на близкого человека. И когда нам все-таки приходится это делать, мы всегда боимся: женщина часто находится в зависимом положении. Поэтому в австрийской практике ты не обязан свидетельствовать против своих родственников, государство выдвигает обвинение самостоятельно. Если мой муж избивает меня, я могу не свидетельствовать. Этот способ защитить семью действует во многих системах, и это правильно.

Геновева Тишева: Мы в Болгарии в прошлом апреле подписали Стамбульскую конвенцию о предотвращении домашнего насилия и борьбе с ним. И по рекомендациям Стамбульской конвенции большая часть подобных кейсов должна быть переведена именно в форму публичного обвинения: тогда жертвы перестают бояться. Хотя важно, чтобы существовала и простая «серийная» процедура, на основании которой сама жертва могла бы быстро пойти со своим заявлением в суд.

— Можно ли бороться с домашним насилием путем искоренения других аспектов гендерного неравенства — например, той же экономической дискриминации? Финансовая зависимость жены от мужа повышает ее риск стать жертвой.

Логар: Да, конечно, нужно смотреть и на разрыв в доходах — многие матери-одиночки просто не могут воспитывать детей при низкой зарплате, — и на участие женщин в политических процессах. Все эти элементы связаны между собой, нужно бороться со всеми видами гендерного неравенства. Но безопасность человека — все-таки вещь первоочередная. Особенно в том, что касается фактора времени. Сейчас, скажем, даже в Австрии система очень бюрократична: жертве домашнего насилия приходится ждать две недели, чтобы получить убежище от агрессора. Это неприемлемо, все должно работать гораздо быстрее.

— А вы считаете, что семейное насилие должно наказываться жестче, чем обычное?

Тишева: Чтобы соответствовать требованиям Стамбульской конвенции, в Болгарии решено, что семейное насилие будет относиться к отягчающим обстоятельствам.

Логар: Думаю, что сами законы во всех случаях должны быть одинаковыми. Но я согласна с Геновевой: конечно, фактор семьи при этом может и должен быть отягчающим обстоятельством. Особенно жестокие преступления, к которым относится насилие в отношении близкого родственника или в присутствии ребенка, должны предполагать более суровое наказание.

— В России крайне низкая доля жертв даже не семейного, а сексуального насилия решается обратиться в полицию. Как сделать менее травматичным разговор на эти темы?

Логар: О сексуальном насилии действительно очень тяжело говорить. Во многих странах среди полицейских преобладают мужчины. Например, в Австрии среди полицейских женщин только 13%. Своим студентам я всегда предлагаю упражнение, в котором нужно рассказать о своем первом сексуальном опыте. Речи о насилии тут не идет, и все равно они понимают, как сложно обсуждать вопросы сексуальности. Что уж говорить о детальном допросе в полицейском участке. Я думаю, что это один из исторических пережитков нашего общества, связанных с тем, что женская сексуальность по-прежнему контролируется другими, женщина не имеет автономии в отношении своего тела. Концепция «чести» существует не только в религии, но и повсюду, во всех культурах. Жертву изнасилования считают «плохой». Стамбульская конвенция признает критерием изнасилования не использование силы, а отсутствие согласия со стороны жертвы. А во многих странах нужно доказывать, что вы защищали себя. Но если у меня украли кошелек, разве мне могут отказать в полиции на том основании, что я не защищалась? Эта идея не используется в других сферах правосудия, только в вопросах сексуального насилия. Вся эта проблематика упирается в очень старые, патриархальные установки. Ровно поэтому нужно делать все, чтобы люди говорили об этом как можно больше.

— По опросам, около 44% граждан России считает, что жертва сами виновата в преступлении, 50% граждан — что публичное обсуждение домашнего насилия разрушает семейные ценности. Как при таком общественном мнении вообще возможны эффективные законы против насилия?

Логар: Конечно, в нашем обществе у людей есть много опасных мнений, это далеко не единственные. Но они не могут быть основанием для того, чтобы менять закон. Если, скажем, спросить на улицах, сколько зарабатывают политики, многие ответят вам, что много. Хотя это часто вообще не соответствует действительности. Да, есть такое «мнение», и это только пример его ненадежности. Если вы считаете, что красный лучше, чем зеленый, или что у геев должно быть меньше прав, — это мнение ограничивает права других людей, чего быть не должно. Иначе можно быстро получить очень жестокое общество, которое не признает человеческого разнообразия.

Тишева: Вообще-то общественное мнение всегда подвержено манипуляциям и зависит от того, кто сейчас находится у власти. Поэтому, когда общественное мнение разделено, как раз сильный и ясный месседж от государственных институтов и есть очень важное условие успеха. Конечно, каждая страна решает сама. Мы ведь тоже начали с нуля, закон о защите от семейного насилия был принят в нашей стране только в 2005 году. Но я уверена, что и в России большая часть населения поддержала бы прогрессивные меры. Нужно понимать, что другие страны тоже движутся в этом направлении, это общий феномен. Другого пути просто нет. И дело тут не только в руках государства или законодательства: общественные организации тоже должны быть активны.

— Сейчас во всем мире говорят о волне правого популизма. Может ли это привести к повышению уровня насилия в обществе?

Логар: Да, конечно. В Австрии телесное наказание детей было криминализовано около 20 лет назад. Но оно до сих пор существует — есть люди, которые верят, что это их право. Нам все еще нужно бороться с этим, потому что такие установки меняются медленно. Главная опасность состоит в том, что наши общества, сталкиваясь с кризисами, как правило, откатываются назад, к старым паттернам, к старым авторитарным нормам: мы думаем, что они решат наши проблемы. Но насилие порождает насилие. Если мы будем наказывать детей, то они будут жестоки по отношению к окружающим. В конце концов, это прямая дорога к вооруженным конфликтам и войнам, которые идут рука об руку с авторитарными периодами. На самом деле никто этого не хочет, это случается неосознанно, через устаревшие паттерны. С подъемом популистских и правых идей мы теряем возможность думать о себе как о едином обществе и заботиться о других. Да и вообще думать о том, что насилие принесет тебе уважение, очень опрометчиво.

— Эти люди пытаются защищать «традиционные ценности», которые в их картине мира формируют единственно верную модель семьи.

Логар: Мы все согласны с тем, что семья — очень важный институт. Но идея, что в обществе может существовать только одна модель семьи, больше не работает. Теперь все устроено гораздо сложнее, чем раньше. Каждая из множества моделей может функционировать, если сами люди этого захотят. А когда одна группа решает, кого считать семьей, а кого нет, это очень опасно. Но главный вопрос для меня — в чем урон, кому плохо от наличия в обществе разных моделей семьи? Я не понимаю.

Я всегда думаю о семье как о спорте. Как известно, в нем очень важна справедливость, всем нужны равные условия. Я считаю, что правила в семье должны быть более спортивными. Например, в Австрии полиция по закону должна выгонять из дома агрессора — это как красная карточка в футболе. Тот, кто играет не по правилам, уходит с поля. Было бы странно, если бы нарушители в футболе оставались на поле, а уходили все остальные. Тогда бы на поле остались вскорости одни только нарушители.


Понравился материал? Помоги сайту!