Хорватия все еще в огне

Хорватия — страна с травматическим прошлым. Для начала можно вспомнить о сложном комплексе вопросов, связанных с историей XX века, — в частности, о террористическом движении усташей и созданном ими при поддержке нацистской Германии Независимом государстве Хорватия, территория которого стала ареной жестокого террора против различных национальных меньшинств — сербов, евреев и цыган.

В 1990-е Хорватия была одним из центров межнациональных конфликтов на территории бывшей Югославии. Вскоре после провозглашения независимости страны на ее территории вспыхнул конфликт с местным сербским населением, образовавшим непризнанное государство. Активное участие в конфликте на стороне сербов первоначально принимала югославская армия, позже на сепаратистов оказывала влияние Сербия (вместе с Черногорией она осталась в составе Югославии). В 1995 году Хорватия в результате двух успешных военных операций восстановила контроль над большей частью отделившихся территорий, оставшаяся под контролем сербов территория была мирно интегрирована. Военные конфликты сопровождались потоками беженцев, военными преступлениями, которые совершались всеми участниками схватки. Хорватия была вовлечена и в кровопролитный конфликт на территории Боснии и Герцеговины.

Разобраться с этими травмами и собрать документальные свидетельства о страданиях и преступлениях пытается хорватский центр «Документа». С 2004 года эта организация занимается сбором свидетельств о войнах и репрессиях XX века и участвует в различных инициативах, связанных с выработкой политики памяти на территории бывшей Югославии. В лекционном цикле Международного Мемориала «Поверх барьеров — Европа без границ», организованном при поддержке проекта «Общественная дипломатия. ЕС и Россия», выступили директор «Документы» Весна Тершелич и Никола Мокрович, политолог, глава ее архива. Об особенностях этой трудной работы с Тершелич и Мокровичем поговорил Станислав Кувалдин.

Об атаках и «предательстве национальных интересов»

— Центр «Документа» начал свою работу в 2004 году. Как он появился?

Весна Тершелич: Идея центра созревала постепенно. Первой задачей, которую мы обсуждали, было документировать конфликты 90-х — начиная с военных столкновений в Словении в августе 1991-го и заканчивая конфликтом в Македонии в 2001-м. Второй задачей было сохранить документы, касающиеся важных гражданских инициатив в области прав человека, часть которых относится еще к 1980-м. Но постепенно мы поняли, что заниматься надо всем XX веком — пусть мы не сможем заниматься более отдаленными периодами так же интенсивно.

Это важно для укрепления доверия в обществе и сохранения исторической памяти для нынешнего и будущих поколений.

— Как была воспринята деятельность такого центра с очевидным правозащитным уклоном хорватским обществом и разными политическими силами?

Тершелич: Ну, вначале наша деятельность была не слишком заметна. Но потом, когда стало понятно, что мы решительно ведем работу по сбору документальных свидетельств, к нам появились вопросы. Например, намерены ли мы устанавливать факты в тех пунктах, позиция по которым сформулирована в политически важных документах. Скажем, в 2000 году парламент Хорватии принял декларацию об Отечественной войне (Domovinski Rat — принятое в Хорватии обозначение боевых действий между хорватскими вооруженными силами и сербским меньшинством в 1991—1995 гг. — Ред.), которая заранее сужает область исторического исследования, раскрывая только часть правды. В декларации было провозглашено, что война началась в результате агрессии югославской армии и внешних сербских сил, и это действительно так. Однако там не говорится об элементах гражданской войны между хорватами и местными краинскими сербами, вообще не упоминается война в Боснии (где также участвовали хорватские силы. — Ред.). Когда стало понятно, что мы не будем придерживаться такой позиции, начались трения. Например, когда в 2007 году мы проводили конференцию с нашими коллегами из Сербии и Боснии и Герцеговины, перед нашими окнами проходили демонстрации правых активистов. Мы дошли до такой конфронтации за три года. С тех пор в каком-то смысле мы в черном списке.

Никола Мокрович: Я бы сказал, что в целом мнение обычных людей о нашем центре зависит от позиции текущих властей. Скажем, с 2010 по 2014 год у власти в стране была Социал-демократическая партия. Я не скажу, что они сочувствовали нашей работе, но, по крайней мере, они считали нужным охранять свободу публичного пространства. Но затем к власти пришли консерваторы, и после этого мы стали подвергаться атакам — правда, скорее, символическим. Например, разные общественные суды выносили «приговоры» нашим сотрудникам, в том числе Весне, за «предательство национальных интересов». Разумеется, позиция общества зависит и от того, какими вопросами мы занимаемся в настоящий момент. Скажем, если мы расследуем вопросы, которые, скажем так, говорят в пользу хорватов, то получаем достаточно сочувственные отклики; если мы изучаем хорватские преступления, нас начинают осуждать. Если говорить о долгосрочной перспективе, то главная опасность состоит в том, что на нашу работу просто перестанут обращать внимание. Для наших оппонентов просто не замечать нас может оказаться вполне успешной стратегией.

— Что делать, чтобы этого не происходило? В вашей ситуации возможно, например, вести диалог со СМИ и с политическими объединениями?

Тершелич: Коммуникацию со СМИ мы осуществляем вполне успешно. Но хорватское общество сильно расколото. В том числе примерно поровну в смысле поддержки социал-демократов и консерваторов. Иногда на выборах побеждает одна сторона, иногда другая, но ни одна не одерживает решающей победы и должна договариваться о коалиции. Это ставит различные меньшинства в достаточно выгодное положение — коалиции во многом зависят от них. То, чем занимаемся мы, — свидетельства о военных преступлениях, поддержка выживших жертв, сбор и публикация личных свидетельств — очень близко к тому, чем должна заниматься независимая журналистика. Поэтому мы поддерживаем живые отношения со СМИ, стараемся, чтобы наши находки были опубликованы.

Вторая мировая еще не закончилась

— Различаются ли позиции социал-демократов и консерваторов по сложным вопросам истории Хорватии, сформулированы ли они в партийных документах, в высказываниях политиков?

Тершелич: Наше общество не в состоянии сейчас даже достойно закончить Вторую мировую. Многие вопросы послевоенных казней и репрессий времен социализма оставались незатронутыми вплоть до девяностых. Главные политические силы Хорватии стараются не касаться таких сложных вопросов. Вторая мировая, югославский период и войны девяностых — этими тремя пластами нашего прошлого хорватское общество пытается заниматься само, без помощи политиков.

В тех редких случаях, когда политики что-то комментируют, как правило, они предпочитают формулу «пусть разбираются суды». Хотя, если говорить о преступлениях времен Второй мировой, большинство исполнителей уже мертвы. У нас до сих пор не могут разобраться с приветствием «Za dom spremni» («За родину готовы»). Это выражение использовали как приветствие усташи. После его можно было услышать среди фанатских группировок или просто на улицах. Но политики опасались это осуждать. Они и этот вопрос предоставили судам. Суды действительно начали разбирательство, которое переходило с одного уровня на другой, пока не дошло до Конституционного суда. На каждом этапе выносилось решение: использование этого приветствия незаконно и противоречит конституции. Но заняло это 20 лет. Хотя политики могли бы справиться с этим за пять минут.

Мокрович: Политики приводили при этом разные аргументы: например, что это старое приветствие, не связанное с усташами, что, разумеется, неправда. Или упоминали о том, что в 90-е некоторые хорватские формирования официально использовали это приветствие, а значит, с ним на устах противостояли сербскому фашизму.

Тершелич: Поэтому в постановлении Конституционного суда оговаривалось, что в некоторых специальных случаях приветствие может быть использовано. Выработка точного ответа на вопрос о том, в каких случаях такое приветствие допустимо, была поручена специальному комитету, который занимался этим еще год. И сейчас на основании его рекомендаций правительство должно наконец принять решение. Это яркий пример того, как хорватские власти обращаются с проблемами прошлого.

— Как в обществе относятся к Независимому государству Хорватия — марионеточному государству, управлявшемуся усташами, созданному при участии нацистской Германии после разгрома и оккупации Югославии в 1941 году? Так или иначе, это часть истории страны, а с определенной точки зрения движение усташей было одной из форм борьбы за независимость.

Тершелич: Могу лишь опять сказать о том, что хорватское общество разделено. Здесь есть потомки домобранов (членов регулярных воинских подразделений Независимого государства Хорватия. — Ред.) и усташей, которые с приязнью относятся к их выбору и судьбам, сочувствуют жертвам послевоенных расправ и казней, среди которых много усташей и домобранов. Но в стране есть много внуков и внучек партизан. Один из возникающих в связи с этим символических вопросов — как отмечать годовщину битвы на Сутьеске, крупнейшего сражения между партизанами и оккупационными войсками с участием хорватских коллаборационистов в мае и июне 1943 года. Сейчас эта важная битва Второй мировой не отмечается никак.

— Различается ли в хорватском обществе отношение к жертвам усташского террора разных национальностей — евреям, сербам или цыганам?

Тершелич: Мне кажется, что единственное место, где о сербах и цыганах говорится как о жертвах геноцида, — это музей концентрационного лагеря Ясеновац. В целом же в хорватском обществе избегают говорить о геноциде сербов и цыган. Геноцид в отношении евреев признается достаточно широко. Но про преследования сербов и цыган говорится просто как о преступлениях.

— Идут ли дискуссии вокруг самого Ясеноваца, концлагеря, не имевшего отношения к нацистам и самостоятельно организованного усташами?

Тершелич: По Ясеновацу постоянно предпринимаются усилия поставить под сомнение количество жертв, на эту тему можно даже увидеть передачи по хорватскому телевидению.

Мокрович: Наиболее радикальная позиция состоит в том, что Ясеновац был трудовым лагерем с легкими условиями содержания и, помещая туда заключенных, усташи спасли их от ликвидации в нацистских лагерях.

Тершелич: При этом уже сейчас установлено более 93 тысяч жертв лагеря. Большая часть из них — сербы, среди них много детей. Единственная возможная здесь позиция — это признать эти жертвы и чтить их память. Эта постыдная дискуссия о лагере, нежелание властей вмешаться, их терпимое отношение к ревизионистским теориям приводят к тому, что ассоциации жертв лагеря — евреев, сербов — уже много лет отказываются принимать участие в официальных церемониях на территории бывшего лагеря. Теперь они проводят отдельную церемонию поминовения жертв в знак протеста против непростительной позиции властей.

— А как относятся в нынешней Хорватии к партизанскому движению? С одной стороны, в нем принимали участие хорваты, но с другой — именно оно способствовало воссозданию Югославии после Второй мировой, а значит, с какой-то точки зрения работало против хорватской независимости.

Тершелич: И здесь можно видеть глубокую поляризацию. Это очень сложный вопрос. Первый президент независимой Хорватии Франьо Туджман был генералом, в молодости воевавшим в рядах партизан, и в нынешней Конституции Хорватии можно найти упоминание об антифашистской борьбе, причем прямо говорится о борьбе против усташского государства. Но после провозглашения независимости часть общества, связанная с наследием усташей и домобранов, начала проводить свою повестку. Это делалось не прямо, но постепенно стройная позиция по Второй мировой войне деконструировалась. И если говорить о молодом поколении, то, мне кажется, оно находится в некотором замешательстве. Оно не понимает, в чьем лагере была Хорватия в этой войне, но, пожалуй, знает, что хорваты сражались с обеих сторон просто в зависимости от того, из каких семей они были. Вторая мировая для нас — это и история оккупации, и история гражданской войны. Это наследие до сих пор с нами.

— А это не может стать основой для выработки гуманистического взгляда на войну, в которой нет победителей, а есть только жертвы?

Тершелич: Нет, в ней есть победители. Победила антигитлеровская коалиция, частью которой были партизаны. И когда после войны англичане постановили выдать Югославии участников отступивших формирований коллаборационистов и сербских четников — противников партизан, массовые казни начались сразу на границе Югославии. Причем жертвами часто становились не только солдаты, но и члены их семей. Одна из вопиющих проблем — что эти люди были лишены права на погребение. В нынешней Словении недалеко от прежней югославской границы, в Тезно, сейчас изучается одна из таких массовых могил, где свалено около 40 тысяч тел казненных за несколько дней. Могу сказать, что эта проблема в значительной степени решена в Словении, где установили имена жертв Второй мировой и послевоенных казней. Но в Хорватии, Сербии и Боснии и Герцеговине еще нужно работать. Места таких захоронений там до сих пор толком не установлены и не обозначены. Это касается и жертв усташского террора, и заключенных концлагерей, которые были лишены права на достойные похороны.

Мокрович: В период социалистической Югославии в течение 45 лет у государства не было нужных социальных инструментов для работы с травматическим опытом Второй мировой. Говорилось просто: была война, жестокости, лилась кровь наших братьев, но теперь мы победили и стали государством с сильными антифашистскими традициями. Как оказалось, эта схема не смогла создать атмосферу доверия между общинами Югославии, и, как только Югославия ослабла, все старые призраки нерешенных вопросов и альтернативных интерпретаций, которые сохранялись в не имевшей никакого голоса в Югославии среде крайне правых групп, вырвались наружу. В том числе поэтому, когда в 1991 году хорваты заявили о стремлении добиться государственной независимости, значительная часть сербского населения Хорватии восприняла это как возрождение усташского государства.

— Вопрос установления и захоронения жертв террора требует определенной деликатности — особенно в расколотых обществах…

Тершелич: Нам важно установить места этих захоронений, определить жертв и провести их достойное погребение, однако следует сделать это так, чтобы не допустить идеологического злоупотребления этой темой, которая по-прежнему подстегивает конфронтацию. Я сейчас говорю не только о Хорватии. Это касается и словенского, и сербского общества. Это печально, но, чтобы изменить это, требуются политическая воля, вложения в новые исследования и создание такой культуры памяти, которая будет вовлекать, а не разделять и в основе которой будет лежать уважение к человеку, его достоинству и правам.

В этом году будет 70-я годовщина резолюции Коминформа (резолюция от 29 июня 1948 года призвала югославских коммунистов выступить против своего руководства во главе с Тито. — Ред.). Через год был создан концентрационный лагерь на острове Голи-Оток, куда направлялись коммунисты — политические оппоненты Тито. Но что там осталось? Он разрушается. Его постройки не находятся под охраной, там нет музея. При этом в обществе есть огромный интерес к Голи-Отоку. Но власти опять не готовы вмешиваться.

Мокрович: Один из приемов, с помощью которых можно отмахнуться от прошлого, — это сказать, что репрессии, начавшиеся после 1948 года, были решением тоталитарного режима, и в целом использовать этот социальный конструкт для определения всей сложной истории в течение 45 лет. В случае Голи-Отока это приводит к тому, что репрессии воспринимаются как часть внутрикоммунистической схизмы. А это значит, что никто не хочет «заявить права» на эти жертвы, поскольку не может обратить их к своей политической выгоде. В результате они постепенно забываются.

Тершелич: Я могу рассказать о лагере волонтеров, который работал в Голи-Отоке два года назад. В нем принимали участие художники, решившие как-то обозначить память о жертвах лагеря. На месте лагеря сейчас стоит крест, и один из художников прикрепил на нем красную звезду. Примерный смысл этого высказывания сводился к тому, что жертвы этого лагеря были левыми, которые идентифицировали себя с красной звездой, а не с крестом. Это высказывание оказалось настолько провокационным, что о нем до сих пор продолжают говорить.

Может ли Хорватия научить Донбасс?

— В 1995 году Хорватия одержала победу в войне, имевшей явное этническое измерение, и восстановила контроль над территориями, которые с 1991 года контролировали местные сербы. Такие события приводят к росту национализма. Что происходит с хорватским национализмом сейчас, спустя десятилетия?

Тершелич: Что касается национализма, у него есть положительная сторона — в том, что касается языка, культуры и сохранения национального наследия, — и отрицательная, которая отторгает тех, кто не принадлежит к конкретной национальной группе. Хорватский национализм силен в обоих смыслах. К сожалению, когда сербское или другое национальное меньшинство смотрит на то, как хорватские националисты с ним взаимодействуют, то оно видит, прежде всего, эту исключающую его сторону. Быть принятым в клуб здесь очень трудно. Сейчас, если говорить о юридической стороне вопроса, права меньшинств в Хорватии достаточно хорошо защищены конституционным законом. Но вопросом остаются способы применения этого закона. И, разумеется, важно не то, как сербы, цыгане или боснийцы в Хорватии отстаивают свои интересы, а какие голоса в их защиту звучат из среды большинства. Такие голоса есть, но их определенно недостаточно.

— Насколько на деятельность центров по работе с прошлым влиял фактор Евросоюза: желание Хорватии присоединиться и само ее вхождение в общую структуру со своими гуманистическими ценностями и готовностью работать с историческими разделительными линиями в Европе?

Тершелич: Евросоюз — действительно эффективный цивилизационный инструмент. Когда между Хорватией как страной — кандидатом в члены ЕС и Европейской комиссией был согласован план по вступлению Хорватии в ЕС, в нем были сформулированы очень правильные цели, в том числе соблюдение прав меньшинств, что наше государство старалось выполнить. Но после того, как Хорватия присоединилась к ЕС в июле 2014 года, выяснилось, что у ЕС нет механизма по контролю за соблюдением прав меньшинств в странах, уже вступивших в союз. Это своеобразный парадокс. Думаю, он связан с особенностями создания Евросоюза. Он начинался как объединение Франции и Германии, призванное ликвидировать угрозу новой катастрофической войны, поэтому обращение с прошлым не прописывалось в документах. Оно воспринималось как данность. Когда к ЕС начали присоединяться страны Восточной Европы, этой данности уже не было.

Поднявшаяся волна популизма в разных странах ЕС несет в себе большую угрозу. Если демократия на континенте будет подорвана, как мы с этим справимся? Не надо забывать, что большинство мировых войн начиналось в Европе. Конечно, я не предсказываю сейчас больших вспышек насилия, но следить за тем, как популизм подтачивает институты, создававшиеся десятилетиями, а иногда веками, крайне неприятно. Хорватия сейчас испытывает те же проблемы, что и другие страны как внутри, так и вне ЕС. Прессе и гражданскому обществу приходится работать под давлением. Такие организации, как наша, воспринимаются как изменники, поддерживаемые извне. Это серьезная проблема, поскольку для «Документы» критически важна такая поддержка. Мы получаем средства и из внутренних источников, но их не хватает. Работа по установлению жертв, обстоятельств их убийства или исчезновения стоит очень дорого — это работа в поле, где надо ходить от деревни к деревне и записывать то, что помнят люди. И, конечно, делать эту работу, находясь внутри Евросоюза, гораздо проще, чем вне его.

— «Документа» сотрудничает с различными организациями из других стран Европы, в том числе из республик бывшей Югославии, чьи отношения в недавнем прошлом складывались непросто. Можете ли вы рассказать о каких-то препятствиях на этом пути?

Мокрович: Мы сотрудничаем с коллегами, занимающимися защитой прав человека. А такие организации не страдают теми предрассудками, которые свойственны националистам. Они понимают, что единого взгляда на конфликты не существует, что есть множество измерений, а потому они изначально настроены на кооперацию и обмен данными. Проблемы начинаются на политическом уровне, когда встречаться должны политики, поскольку они заботятся о популярности у своей аудитории и учитывают или эксплуатируют предрассудки.

— Думаю, что неправительственные организации из разных стран не могут быть полностью свободны от симпатий к одному из конкурирующих нарративов.

Тершелич: Это так. Но мы не хотим создавать сверхисторию, мы приветствуем разные нарративы до тех пор, пока они опираются на факты. Если говорить о событиях, связанных с распадом Югославии, мы часто имеем дело с фактами, установленными Международным трибуналом и национальными судами. Это достаточная основа для работы. Могу сказать, что через несколько недель мы должны издать общую карту человеческих потерь во время постъюгославских конфликтов, подготовленную совместно с нашими коллегами из Сербии и Косова. Мы попытались объединить все данные, которые нам удалось найти. Уже больше десяти лет мы поддерживаем важную инициативу по созданию Региональной комиссии по установлению фактов (РЕКОМ) — структуры, которая может дополнить то, чем занимаются суды.

— Каковы у нее перспективы?

Тершелич: У нас есть надежда, что в июле этого года на саммите Западных Балкан главы правительств некоторых стран поддержат образование РЕКОМ. Хотя Хорватии почти наверняка не будет в их числе. Впрочем, пока неясно, включат ли в принципе пункт о создании комиссии в повестку саммита.

— Вы упоминали о работе Международного трибунала по бывшей Югославии. Каково отношение хорватского общества к осуждению трибуналом представителей Хорватии?

Тершелич: Трибунал за время своей работы вынес приговоры 161 подсудимому. Что касается общества, то, видимо, в каждой стране думают, что трибунал предвзят и создан специально, чтобы засудить их сторону. Со своей стороны, я хотела бы сделать важную критическую ремарку. Я уже упоминала о том, что политики любят снимать с себя ответственность, препоручая сложные вопросы суду. С Международным трибуналом по бывшей Югославии повторилась та же ситуация в более крупном масштабе. Политики — в данном случае ООН — вместо того, чтобы заниматься конфликтом в Боснии, учредили суд. В его статуте упоминается, что он должен содействовать общему примирению. Но суду довольно сложно работать на примирение. То, что он делает, вызывает дополнительные споры, и мы это видели по репортажам с разных заседаний суда. Суд важен, но атмосферой доверия должен заниматься не суд. Это дело политиков, институтов, общества. Но наши общества и наши политики в этом не преуспели. И это не вина трибунала. «Документа» выполняет малую часть работы по установлению фактов, но в конечном итоге от политической воли зависит, какая часть из них будет признана и насколько будут уважаться права потерпевших.

— Среди определенных политических кругов Украины популярно проводить аналогии между конфликтом в Донбассе и войной в Хорватии 1991—1995 годов. Для этого находится определенная основа — в частности, вовлеченность властей и вооруженных сил соседней страны в поддержку местных сепаратистов. Популярно говорить и о «хорватском варианте» разрешения этого конфликта. Понимаются под этим решительная победа над сепаратистами, изгнание их сторонников с занятых территорий и возможная мирная интеграция части земель. Как вам кажется, полезен ли хорватский опыт для украинского конфликта?

Тершелич: Любая аналогия полезна до определенного предела. Из хорватского опыта можно извлечь определенные уроки. Прежде всего, из опыта мирной реинтеграции Восточной Славонии. Наиболее ценная часть этого опыта — необходимость социального и институционального диалога даже тогда, когда представители обеих сторон не готовы к переговорам. Критически важно, чтобы разделенное общество как можно больше коммуницировало, обменивалось визитами волонтеров, делало какие-то вещи вместе, чтобы создать пространство для переговоров. В зоне украинского конфликта сохраняется движение населения. Люди ходят через блокпосты. Там не нужно ждать, чтобы политики сказали окончательное слово для начала социального обмена. Этот факт нужно использовать как можно более полно. Конечно, это не заменит политического решения.

Понравился материал? Помоги сайту!