В рамках Дягилевского фестиваля в Перми во второй раз прошла церемония вручения всероссийской премии «Резонанс». Результаты ее менее оптимистичны, чем год назад. Не найдены лучший молодой критик (до 35 лет) и лучшее СМИ, пишущее об академической музыке. Куратор премии Анастасия Зубарева попросила членов жюри и лауреатов объяснить, что происходит.
Алексей Парин
музыкальный критик, театровед, писатель, председатель жюри 2016 года
На церемонии вручения премии зал два раза дружно охнул. В первый раз — на то, что премия для СМИ не вручается, а потом — при извещении о том, что первой премии за текст тоже не будет. Это два принципиальных решения жюри. Сначала о премии за текст. В этом году на премию претендовали 139 текстов, из которых минимум 80% оказались ниже всякого допустимого уровня. Это как будто само собой отменяет первую премию. Нельзя разбираться в степени дерьма, сказано в анекдоте. Примерно та же ситуация со СМИ. В старых много рутинного шлака, сорной травы, а в новых еще не найден стиль. Вот и получается: и в текстах, и в СМИ сплошной недохват. Но две премии по текстам и почетная премия — в надежных руках!
Владимир Раннев
композитор, член жюри
Откровенно говоря, читать рецензии, присланные на премию в этом году, было неинтересно. Дело не в достоинствах самих текстов (они были очень разными), но в предмете рецензирования. Авторы раздают оценки хорошим или плохим исполнениям хорошей или плохой музыки, но никак не могут выбраться из концертного или театрального зала на простор значимых культурологических, социальных и политических проблем. Которых, как мы знаем, полно. А почитаешь молодых музкритиков — так всюду у нас красота и нега. Или не очень красота и не очень нега, что, в сущности, одно и то же. Тут как в одной песне Вертинского, только там про «маленьких актрис»: «А рядом жизнь. Они не замечают, / Что где-то есть и солнце, и любовь. / Они в чужом успехе умирают / И, умирая, воскресают вновь». Понятно, что солнце и любовь у нас сейчас в дефиците, но почему в избытке обратное? Хорошо бы музкритике на своем участке фронта разбираться и с такими вопросами. А мастерство и изящество стиля со временем сами собой подтянутся.
Почитаешь молодых музкритиков — так всюду у нас красота и нега. Или не очень красота и не очень нега, что, в сущности, одно и то же.
Юлия Бедерова
музыкальный критик, музыковед, член жюри
Для меня важный смысл «Резонанса» кроме того, что это удачный механизм поддержки хороших писателей, аналитиков, собеседников, — в том, что премия, сообщая профессии азарт и свежесть, выстраивает ситуацию, в которой всем необходимо соотноситься с условной профессиональной планкой (воображение участников каждый раз должно и может предполагать и устанавливать ее заново), и позволяет тем, кто находится в профессиональном поле, выйти из круга взаимного игнорирования. Что касается возможной поддержки престижа профессии, тут все сложнее: идеологическое государство убеждает публику, что не только критика, но и сам, например, театр — это сфера обслуживания, и если критика — служба быта для единственного заказчика (концертной организации или театра), то искусство — бытовая услуга для населения и действует по запросу. В такой конструкции публика не видит себя заказчиком критики, собеседники ей просто не нужны. Критика зависает в глухом пространстве, но старается сделать вид, что говорит с кем-то за пределами предмета, форсируя звук. В большинстве текстов, присланных на конкурс, удивительно громко звучала эта узнаваемая интонация поучения, наставления с характерными речевыми оборотами высокомерного назидания, риторическими фигурами подозрительности, обличения или эффектного снисхождения, смешанного с готовностью поймать за руку. Возможно, авторам, особенно начинающим, кажется, что, не встав в прокурорскую позицию, они не произведут на читателя авторитетного впечатления, а иначе они без надобности. Однотипность и распространенность назидательного тона в критике создает примечательный буффонный эффект, он по-своему очарователен, но в то же время сигнализирует о вдруг напавшей на профессию слабости духа, видимо, объяснимой нуждой сохранять профессиональную востребованность в пропитанной обвинительными приговорами атмосфере и конструкции тотального обслуживания в культуре. Но прокуроров много, а критика одна, и у нее принципиально другая функция.
© Антон Завьялов
Алексей Мунипов
искусствовед, музыкальный критик, член жюри
Подавляющее большинство текстов, которые нам пришлось прочесть, были очень, очень плохими. То есть из 139 текстов мы с трудом наскребли два более-менее приличных. И это, конечно, довольно печальная картина. Понятно, почему это так — это сфера, где требуются не только чувство стиля, но и довольно специальные знания. При этом рассчитывать на то, что этими знаниями можно будет как-то заработать, не приходится — работать будущему критику попросту негде. Поэтому занимаются этим преимущественно энтузиасты, а если судить по присланным текстам — энтузиасты-графоманы. Выехать они пытаются по большей части не на знаниях, а на охах и эмоциях, а также нравоучительных советах, ну и результат соответствующий. Не хочется верить, что на втором году существования «Резонанс» вычерпал всех приличных и талантливых молодых критиков, пишущих об академической музыке. Хочется, наоборот, думать, что они просто не успели про премию узнать и к следующему году как-то соберутся и завалят жюри хорошими текстами.
Наталия Сурнина
автор текста — лауреата II степени
По долгу основной службы я постоянно читаю прессу, знаю молодых авторов, и мне понятно, почему общий уровень показался жюри низким. О музыке хотят писать все и никто. Где учиться? Куда писать? Когда за эту нелегкую (да, нелегкую, потому что рецензия — не поток сознания, а эрудированный разговор с читателем, не выплеск эмоций, а умение высказаться эмоционально, но по делу) работу молодежи почти не платят, профессия превращается в хобби, и лишь немногие готовы соотносить хобби с профессиональными критериями. А при обилии интернет-СМИ критерии эти стали как никогда размыты. И одна из ключевых задач «Резонанса», как мне кажется, — напомнить, что музыкальная критика — дело профессионалов. И суть даже не в музыкальном дипломе (он желателен, но иные преданные делу люди знают предмет лучше дипломированного выпускника консерватории), а в профессиональном владении целым комплексом знаний и навыков. Важно и то, что премия направлена на общение и консолидацию сообщества. А еще то, что она заставляет серьезно задуматься о роли музыкального критика и осознать меру профессиональной ответственности, прежде всего — своей собственной.
© Антон Завьялов
Ая Макарова
автор текста — лауреата III степени
Премия «Резонанс» — это очень нужный проект по многим причинам. Для меня сейчас важнее всего то, что он позволяет нам, молодым критикам, посмотреть на себя со стороны, и не только в сравнении с уже состоявшимися авторами. Мне очень приятно получить премию вместе с Наташей Сурниной, моей замечательной коллегой, и в один день с Людмилой Григорьевной Ковнацкой, которой я много лет восхищаюсь. Я чувствую, что мне многого удалось добиться, раз я в одном ряду с такими людьми; но осознаю и то, что впереди много работы: «Резонанс» ставит высокую планку качества, а то, что первую премию не вручили, показывает, что эту высоту мы, молодые критики, пока не взяли. Значит, все впереди!
Говорят, что писать нельзя научить, но еще Сократ заметил: научить вообще никого ничему нельзя, зато можно создать условия, когда человек научится сам. В Петербурге, на факультете свободных искусств и наук СПбГУ, есть уникальная магистерская программа, где есть все условия, чтобы научиться писать об академической музыке и музыкальном театре. Думаю, во многом благодаря обучению здесь мне удалось оказаться в числе победителей «Резонанса» — кстати, у нас учился и лауреат второй премии прошлого года Богдан Королек. Прямо сейчас (до 10 августа) можно подать документы.
Анастасия Зубарева
куратор премии «Резонанс»
Как и любой конкурс, «Резонанс» — территория, где вспыхивают споры, возникает конкуренция и сталкиваются амбиции. Но важно помнить, что эта история — не только про денежные призы и про быстрее-выше-сильнее. Результаты премии отражают общее состояние музыкальной критики. В этом сезоне на «Резонанс» номинировалось 139 текстов, год назад — 120. Это значит, что у нас есть поколение авторов от 18 до 35 лет, которые слушают академическую музыку, ходят в оперные театры и испытывают потребность писать об этом. Другой вопрос — тексты какого качества у них получаются. И, главное, с чем связан низкий уровень большинства молодых критиков? Надеюсь, что итоги второй премии и наши размышления не отпугнут будущих номинантов. А, напротив, вдохновят доказать, что неутешительные выводы были поспешны.
Понравился материал? Помоги сайту!