Филипп Жарусски: «Для контратеноров сейчас нет границ»

В Московском международном Доме музыки выступил всемирно известный контратенор Филипп Жарусски; в сопровождении Венецианского барочного оркестра под управлением Андреа Маркона он представил программу «Фаринелли». За всю 11-летнюю историю ММДМ это было, пожалуй, самое яркое открытие сезона.

— Вы приехали в Москву с Венецианским барочным оркестром, хотя работаете с разными ансамблями, почти каждый диск записывая с другим: Concerto Köln, Les Arts Florissants, Ensemble Matheus, Artaserse Ensemble, Le Cercle de l'Harmonie, Le Concert d'Astrée, и это еще не все. Как выбор ансамбля зависит от программы?

— Это не только не все, их со временем только больше! Знаете, в прошлом году я стал искать, с каким бы итальянским ансамблем сделать программу, осознав, что 95% моего репертуара — именно итальянский. Мне был нужен прямой контакт с итальянцами, у них оркестр действительно звучит по-другому! На любые твои указания они реагируют немедленно, на физическом уровне. Многое зависит и от дирижера: я работал с Concerto Köln с Диего Фазолисом и Эмманюэль Аим — результат абсолютно разный. С Эмманюэль это был типичный франко-немецкий ансамбль, с Диего же — типичный итальянский коллектив, разницу слышно невооруженным ухом. Андреа Маркон — совсем другой. Его очень волнуют концепция, структура, он рассказчик, у него каждый номер — отдельная история. Диего куда более эмоционален, в его исполнении не так важна голова, как тело. У каждого дирижера и ансамбля ты учишься чему-то новому.

— Чему вы научились у Кристины Плюар и ее ансамбля L'Arpeggiata? Ваш диск «Театр любви» с музыкой Монтеверди и записи концертов с этой программой потрясают — а многих и возмущают — невероятной свободой исполнения.

— Как вы знаете, у Кристины много проектов в самых разных стилях. В каждый из них она привносит что-то неожиданное, и под ее управлением я пою иначе, чем с любым другим дирижером. Наш новый проект, о котором рассказать пока не могу, будет абсолютно сумасшедшим — сам не поверил, когда послушал запись. За «свингующего» Монтеверди нас много критиковали, но этот номер — «Ohimè ch'io cado» — мы обычно исполняем в конце программы. Правда, на диске он идет в самом начале — провокация, на которую Кристина пошла сознательно. И за этим стоит более глубокий замысел, чем можно подумать. На протяжении десятков лет ведутся поиски — как правильно исполнять барочную музыку. Я уверен, что и Монтеверди, и Бах, и Гендель, играя свою музыку, позволяли себе брать пониженные ноты, как в блюзе. Такое исполнение, как наше, ставит вопрос: уверены ли мы, что знаем, как звучала эта музыка? Партия баса кажется сегодня настолько джазовой по своей природе, что трудно играть ее в классической манере.

— То есть вы не ищете единственного «своего» ансамбля, вам по-прежнему интересно работать с несколькими параллельно?

— Да. Через пару месяцев, например, впервые выступаю с Натали Штуцман и ее ансамблем Orfeo 55 — их деятельность кажется мне очень интересной! Она будет дирижировать, кроме того, мы споем вместе несколько дуэтов. Натали брала уроки у Сэйдзи Одзавы, у Саймона Рэттла, и это не прихоть — она действительно учится дирижировать. И не только барочной музыкой! Мечтает исполнять симфонии Малера и многое другое, хотя ее знают в первую очередь как певицу. Она уже исполняла «Метаморфозы» Штрауса, недавно дебютировала как симфонический дирижер с сочинениями Брамса и Шумана. В ее планах Чайковский, Шёнберг, Реквием Моцарта, Четвертая симфония Малера и даже «Любовный напиток» Доницетти!

— У вас подобных планов нет?

— Пока нет, но если потеряю голос — будет чем заняться. Как минимум на десять лет мне еще есть что петь. Например, в январе мы трижды исполняем в разных городах «Stabat Mater» Перголези с Юлией Лежневой. Уже сделали запись, хотя прежде не работали вместе. И это сочинение было особенно удачным выбором для начала, мы чувствовали себя как большие дети. Познакомились здесь, в Москве, когда я пел в Малом зале консерватории. Сейчас ей 23, а тогда было еще меньше. Но ее свобода и тогда уже потрясала. А спеть вместе нам предложил директор Virgin Classics. Он очень хотел выпустить на своем лейбле запись Юлии до того, как она решит уйти в Universal, у них постоянная конкуренция.

— Довольны ли вы нынешним московским концертом?

— Мне не очень понравилось, как прозвучала первая ария. Но это не страшно — впереди их было еще девять. Другое дело опера — там после первой арии ты можешь уйти на полчаса, и спеть ее вполсилы никак нельзя. И даже когда у тебя пять арий, на это может понадобиться два месяца репетиций. Интересно, что режиссеры часто опасаются работать с известными певцами — те отказываются выполнять их указания. Чечилия Бартоли — одно из исключений: я не знаю артиста более гибкого, на сцене она готова на все. Из своих планов могу назвать оперу «Полифем» Порпоры; там пять больших арий! Правда, дело не в количестве, а в том, что ты должен делать на сцене: скажем, в зальцбургской постановке «Юлия Цезаря в Египте» Генделя я в роли Секста должен был бегать, пританцовывать, бросаться куда-то, не говоря уже об арии со змеей в руках.

— Многие критиковали эту постановку за безвкусицу — нефтяные вышки, шахиды, крылатые ракеты, наркотики, танк... все это не мешало вам петь?

— По-моему, постановка Моше Лейзера и Патриса Корье была отличной. Каждая ситуация и ария проработаны до тонкостей; они отлично изучили либретто, что бывает отнюдь не со всеми режиссерами. Да, видеоряд мог не понравиться, но в этом и состояло намерение постановщиков — вызвать шок. Хотя с некоторыми решениями не согласен и я — это в первую очередь сцена с крокодилом, которому засовывали голову в пасть то Клеопатра (Чечилия Бартоли), то Корнелия (Анне Софи фон Оттер), решительно не хотевшая это делать. Они два месяца воевали из-за этого. Зато идея с мешком на голове у Бартоли мне понравилась. Когда она поет и вы не видите ее лица, лишь представляя его себе... очень проникновенно. Не говоря уже об отличном кастинге, где мужские партии исполнялись мужчинами, что бывает в этой опере не всегда. Что мне еще не понравилось — мой костюм с длинными гольфами и короткими штанами. Думаю, что выгляжу достаточно молодо, зачем же делать из меня школьника? Я не пел эту оперу прежде, кроме как в концертном исполнении, и очень давно ждал. Моей мечтой также было спеть когда-нибудь с Чечилией и Анне Софи фон Оттер, я и не думал, что все это исполнится одновременно. Странно, что спектакль не выпустили на DVD, хотя плата за это даже входила в мой гонорар.

— Когда в последнюю минуту появился танк, многие кричали «бу», хотя это было как минимум очень неожиданно.

— О да! Это было так дорого, несколько сот тысяч евро... танк был настоящий, его везли из Германии.

— Чем важны для вас CD? Публика скачивает все больше записей из интернета и все меньше покупает дисков, а они продолжают выходить. Зачем?

— Мои диски все еще хорошо продаются, но как долго это продлится? Знаете, во Франции давно существует награда «Золотой диск». Десять лет назад ее присуждали, когда диск распродавался тиражом 100 000 копий. Пять лет назад — 75 000. Теперь — 50 000, но и это почти никому не удается. Однако запись дисков для меня по-прежнему важна. В первую очередь — для концертных туров: ты выходишь на сцену, делишься с публикой важной для тебя историей, и после концерта можно купить CD. Интересно, что параллельно с моим диском, посвященным Фаринелли, вышел альбом контратенора Франко Фаджоли, посвященный Каффарелли, современнику и сопернику Фаринелли, — буквально в те же дни! Думаю, сегодня для контратеноров наступил новый этап. Прежде их ассоциировали с церковной музыкой, с Бахом, теперь же оказывается, что их репертуар и возможности куда шире. Скажем, у Франко такой же диапазон, как и у Чечилии Бартоли, и технику они используют примерно одну и ту же. Для контратеноров сейчас просто нет границ! Это связано и с развитием школы; сейчас при обучении контратеноров используются почти такие же методики, как для меццо-сопрано, в итоге мы можем петь почти все то же, что и они. Это потрясающе, не так ли?

— Многие ваши альбомы стали для публики настоящими репертуарными открытиями...

— Здесь мой ориентир — также Чечилия Бартоли. Она так популярна, что может позволить себе не искать легких путей... ну зачем ей записывать альбом Агостино Стеффани, почему не выбрать что-нибудь поизвестнее? А она поступает именно так — и правильно делает. Странно, что есть люди, которых ее популярность даже раздражает — дескать, классическая музыка должна оставаться узкой областью для избранных. Думаю даже, что часть публики Чечилии была разочарована ее диском Стеффани — виртуозности там хоть отбавляй, но сама музыка все же не высшего класса. Мне хочется от чистой виртуозности постепенно отойти, я немного устал. Да, я могу хорошо спеть программу виртуозных арий вроде московской. Но мне кажется, что наилучшим образом я могу себя проявить в кантатах и «Страстях» Баха, в мотетах Вивальди, в музыке Перселла, Дауленда... Генделя, но для этого надо улучшить мой английский. Самый сложный язык для пения, даже хуже немецкого. И русского, на котором я, правда, еще не пел. По звучанию он кажется мне одним из наиболее естественных. Хотя из русской музыки я больше всего люблю Десятую симфонию Шостаковича и очень хотел бы познакомиться с его вдовой. Никогда не был на концерте Валерия Гергиева — говорят, он один из лучших исполнителей Шостаковича. Правда ли, что в России он самый популярный исполнитель классики?

— Да — наряду с Владимиром Спиваковым, Денисом Мацуевым, Юрием Башметом. И Анной Нетребко, если говорить о вокалистах.

— Во Франции ты можешь быть очень известен, у тебя может быть огромная аудитория, но там ты, будучи классическим музыкантом, все же не имеешь шанса стать национальным героем, как это возможно в России. В юности, когда я собирался стать скрипачом, мне доводилось играть некоторые квартеты Шостаковича. Однако все скрипачи играют сонаты и партиты Баха — так я стал интересоваться музыкой той эпохи. А потом услышал три оперы Монтеверди... Интересно, что он родился ровно через год после того, как не стало Луизы Лабе — поэтессы, на чьи стихи для меня написал вокальный цикл Марк-Андре Дальбави. Премьеру его «Сонетов» для контратенора с оркестром я спел пять лет назад, сейчас над их записью работает Юрий Миненко, с которым мы вместе пели в опере «Артаксеркс» Леонардо Винчи. Я был бы рад сделать запись сам, но расписание не позволяет.

— Вы несколько раз упомянули Чечилию Бартоли, певшую здесь за неделю до вас. Она очень удивилась, узнав, что порой проще слетать в Зальцбург на ее выступление, чем попасть на него в Москве.

— О да. Правда, я был в ужасе, узнав о ценах на билеты в Зальцбурге: самые дорогие на «Юлия Цезаря» стоили несколько сот евро. Беда, конечно, — не все могут это себе позволить. Вот зачем, в частности, все еще нужны CD и DVD.

Понравился материал? Помоги сайту!