Ненастоящий индеец

Полгода назад первый баянист и горлопан русского рока, лидер группы «Ноль», сочинивший «Улицу Ленина» и «Настоящего индейца», Федор Чистяков решил не возвращаться с гастролей по США, а месяц назад выпустил альбом «Нежелательная песня», проясняющий мотивы эмиграции. Вспоминаем главные события и повороты в жизни Дяди Федора — рок-звезды, пациента психушки, свидетеля Иеговы, нонконформиста и жителя Нью-Йорка: от первых песен времен перестройки и клипов на деньги «МММ» Мавроди в девяностых до холодной войны с фанатами «Ноля» в нулевых.

При всем обаянии талантливого самородка Федор Чистяков не был самоучкой — как минимум начальное музыкальное образование он имел. Будущий Дядя Федор ходил в одну из старейших музыкальных школ Ленинграда — школу им. Римского-Корсакова, выпускниками которой были будущие лауреаты всесоюзных конкурсов и, например, Эдуард Хиль. Но в старших классах Чистяков чаще брался за гитару, грезил рок-группой и писал с одноклассниками скабрезные тексты.

В 1985-м мечта сбылась: пока родителей не было дома, Федя Чистяков с друзьями записали на магнитофон полтора десятка забористых песен, суть которых укладывалась в их названия: «Баллада об унитазе», «Аборт», «Смерть водопроводчиков» и так далее. Через год школьное панк-трио Scrap сменит название на «Ноль» и придет в кружок звукозаписи к Андрею Тропилло, которой полуподпольно записывал «Аквариум», «Кино» и «Алису». Группа решила довести начатое дома до конца — записать альбом по-взрослому. Шутки ради Чистяков взялся за баян и за полчаса сочинил издевательскую скороговорку «Инвалид нулевой группы» — первую песню в истории русского рока, где солирующим инструментом был баян. Через полгода магнитоальбом «Музыка драчёвых напильников» был готов.

Несмотря на сырой звук и угловатые аранжировки, альбом начинался с органной мелодии — хулиган Чистяков вставил в альбом запись Баха. Токката и фуга ре минор прерывались на 20-й секунде зарисовками в стиле Майка Науменко. Меньше чем через год «Ноль» войдет в Ленинградский рок-клуб и произведет фурор: на вчерашних школьников с открытым ртом смотрели их герои — Борис Гребенщиков, Константин Кинчев и тот самый Майк Науменко. «Ноль» объедет половину Европы, воплотив идеальный вариант русского рока на экспорт: веселый, чумазый и лихой рок-н-ролл в косоворотке.

В 1991 году, после двух лет гастролей и ярких альбомов, на которых среди отпетой чернухи были 11-минутный древнерусский прог-рок, северное буги и легкая эротика, вышла самая известная пластинка «Ноля» «Песня о безответной любви к Родине». В восьми бессмертных песнях Федор Чистяков изложил свои представления о рае: кайф всегда и везде. Лирический герой «Ноля» шатался по городу, дымил и, медленно трезвея, влюблялся во все вокруг. Не догадываясь о том, по заветам Дяди Федора теперь живут, судя по их песням, русские рэперы — не ночуют дома, вейпят на каждом шагу и предлагают всем свой огромный бургер прямо в такси. И каким бы сомнительным ни было это достижение, но лучшие оды гедонизму и жизни в свое удовольствие принадлежат все-таки Федору Чистякову. Ранний Шнуров, весь альтернативный шансон от «Конца фильма» до «Аффинажа», рэперы из «ВКонтакте» и Нейромонах Феофан с его балалайкой на танцполе вышли как раз отсюда — как ни крути, «Ноль» первым скрестил безудержный сельский балдеж в лаптях с заморским звуком и «новой серьезностью». А Чистяков первым спел «возвращаюсь раз под вечер, накурившись гашиша», срифмовав «эх, рок — говнорок» и переложив светлую печаль Венички Ерофеева на ноты.

Хиты «Иду, курю» и «Человек и кошка» обзавелись клипами, снятыми на деньги финансовой пирамиды «МММ»; снимает их та же команда, что запустила первый в России рекламный мини-сериал — про поддатого охламона Леню Голубкова, вложившего последние копейки в «МММ» и вмиг разбогатевшего. И клипы, и ролики имели оглушительный успех: вклады поступали, альбом распродавался.

Следующий — и последний — альбом «Полундра!», записанный в 1992-м, вывернул «Ноль» наизнанку. В русском роке не так много пластинок, которые действуют на психику настолько угнетающе: Федор Чистяков рвет инструмент и глотку, проклиная судьбу, поколение и страну. «Ну надо же так е**нуться», — подытожит он под конец записи. «Полундра!» — восемь песен о страдании, боли и отчаянии. Федор Чистяков переживал душевный кризис и не особо его скрывал. Поводов было как минимум два: первый — перенос и отмена гастролей из-за прикованной к постели больной матери, требовавшей ежедневного ухода; второй — конфликты внутри «Ноля». «П**дец особенно близок», — предельно однозначно спел тогда Федор Чистяков. К этому моменту он уже успел собрать и распустить проект «Черные индюки», обязанный своей славой песням вроде «Гуляли б**ди».

Осенью 1992-го Федор Чистяков переехал на дачу Ирины Линник — музы едва ли не всего Ленинградского рок-клуба, а также любительницы конопли, грибов и водки. Она была последним человеком, видевшим Александра Башлачева за день до его самоубийства; она же снялась в клипе про «настоящего индейца». Чуть позже к ней в Комарово с горя и тоски подтянулся и весь «Ноль». Запершись в небольшом доме, музыканты беспробудно пили, а Федор Чистяков вдобавок к этому погружался в бытовой мистицизм: Ирина Линник виделась ему ведьмой и вселенским злом. Спустя месяц галлюцинаций и приступов агрессии он решил немедленно покончить с дачным адом, а именно — убить Линник. Взял нож, повалил грешницу на землю и попытался перерезать ей горло. Кричащую девушку спасли, а Чистякова увезли в изолятор. На допросе рок-н-ролльщик объяснил свой поступок желанием очистить мир от скверны. Позже прямо в камере легендарных «Крестов», где когда-то содержались Троцкий, Гумилев и Заболоцкий, он напишет сумбурную поэму об «искусительнице и блуднице». Следствие придет к выводу, что музыкант не просто эмоционально истощен, а очень сильно не в себе и нуждается в принудительном лечении. Медики поставят диагноз «параноидная шизофрения». Такой же был и у Марка Чепмена, убившего в 1980 году Джона Леннона. Федора Чистякова переводят в психиатрическую клинику, куда раз в неделю приходят участники «Ноля» и тихо отпаивают его водкой. Оказавшись без вожака, музыканты героически запишут альбом «Бредя» и продемонстрируют завидное присутствие духа — теперь они «Ноль без палочки».

Спустя два года в изоляторе и психушке, буквально за пару недель до конца лечения, «инвалид нулевой группы» сбежит от врачей. Позже выяснится, что Федор Чистяков спас себя сам: прочитал в клинике Библию, примкнул к «Свидетелям Иеговы» и вообще стал глубоко верующим человеком. Некогда неуправляемый лидер «Ноля», рвавший баян пополам и блевавший себе под ноги, в одночасье сменил образ жизни и отказался от вредных привычек: бросил пить, курить и материться. А главное — исполнять старые хиты «Ноля», волей-неволей воспевающие эти пороки.

Но и этого было мало: Федор Чистяков перестал петь. Вообще. И песни «Ноля», и не свои, и любые другие. Зато вернулся в музыку с одним из самых умопомрачительных и несуразных альбомов-казусов в новейшей истории. Поклонники «Ноля» ждали, что Дядя Федор триумфально вернется и, как встарь, сбацает на баяне ядреный рок-н-ролл, а получили сборник авторских переложений средневековой музыки, песен советских композиторов и рок-легенд. Без какой-либо общей идеи или хотя бы сюжетного контура на пластинке «Когда проснется Бах» буквально подряд шли инструменталы Баха, Альбинони, «People Are Strange» The Doors и детской песни «Лесной олень» Евгения Крылатова. О том, что «Музыка драчёвых напильников» тоже начиналась с Баха, разумеется, никто не вспомнил. И хотя критики убедились в духовном перерождении Федора Чистякова, под его воскресением они, кажется, подразумевали другое. Переход лидера «Ноля» от порочных песен к барочной музыке вызвал молчаливое недоумение. Тем удивительнее, что спустя пять лет фрагменты пластинки появились в сериале Первого канала «Участок» с Сергеем Безруковым.

Когда, казалось бы, все смирились с новым Федором Чистяковым, он вдруг предпринял попытку восстановить «Ноль»: в 97-м собрал старых товарищей и анонсировал живые выступления. Классический состав, четыре заглавные буквы на афишах и баян на сцене — все говорило о том, что пятилетний период небытия подошел к концу. Не тут-то было: непреклонный Чистяков не сыграл ни одного хита и держался отстраненно. Составившая исключение «Человек и кошка» и вовсе была спета будто в укор: вместо нетленных строк о целебном порошке, который привезет доктор — «и печаль отступит, и тоска пройдет», Чистяков цедил сквозь зубы: «Не поможет порошок, и доктор не спасет».

Вставший на путь исправления Дядя Федор впервые использовал золотой фонд «Ноля» не как пропаганду наркотиков (отныне он воспринимал эти песни только так), а как средство для борьбы с ними же. Вместо душераздирающих истерик про бардак в коммуналках, угар за гаражами и дурь на даче звучит тишайшая «Темная ночь». Через год после записи трех песен на «Мелодии» Чистяков вновь распускает группу.

В 2000-х сброшенный со счетов и ушедший с радаров Чистяков собирает проект Bayan, Harp & Blues, в котором на блюз-роковый лад играет инструментальные версии народных гимнов вроде «Эй, ухнем», и снова молчит. Раз в пару лет исправившийся рок-н-ролльщик выпускает концептуальные альбомы один другого страннее: сначала «Бармалей инкорпорейтедъ», на котором под классику рок-н-ролла от Чака Берри до Deep Purple звучат детские стихи Чуковского, Хармса и Милна; потом аудиоблокбастер «Ондатр» про похождения всемогущей зверюги; потом «Блюз кубинского негра», где Федор Чистяков впервые перезапишет песню «Ноля» и тем самым запустит ревизию всего наследия группы. Проекты ожидаемо ни к чему не приводят, и музыкант опять уходит со сцены, переключаясь на монтаж кино, съемку свадеб и сбор видеоархива «Ноля».

Очередную пятилетку молчания неожиданно прервал ностальгический киноаттракцион Валерия Тодоровского «Стиляги», в котором герой Сергея Гармаша горько и взаправду спел «Человека и кошку». Чистякова снова, как и раньше, стало не хватать примерно всем, и Дядя Федор сдался: взялся за старый материал и засел за пластинку для самых преданных и верных. Мучительно погружаясь в «грешные» песни, он с трудом шел на компромисс и занимался откровенным подлогом: знакомые по форме песни мутировали в нечто противоположное по содержанию. Вместо теплых ностальгических приветов — едкие самопародии и искривленные цитаты. В результате проект «Дежавю», начавшийся благодаря «Стилягам» в конце нулевых, перешагнул в новое десятилетие и превратился в постмодернистское эрзац-ретро. Федор Чистяков до последнего сопротивлялся давлению масс и своему же материалу, относился к песням как к конструктору и лихо подменял мотивы, строчки и названия.

«Человек и кошка» получила уже третье прочтение — теперь это «Кошка и человек»; подобным зеркальным образом отразятся примерно все песни — причем иногда в самоуничижительном ключе, как это произошло в «Улице Ленина. 20 лет спустя». Чистяков признается, что выбраться оттуда ему так и не удалось, хотя он давно переехал, но с колеи, по всей видимости, уже не сойти: придется петь про чертову улицу снова и снова. «Хорошо хоть не про улицу Сталина», — обронит он под конец.

При всей неоднозначности альбома сам прием сочинения давно созданных песен выглядел свежо: пока коллеги по цеху меняли аранжировки старых песен, играя их то в акустических «квартирниках», то в виде «симфоний» с оркестром, Федор Чистяков создал прецедент возвращения к старым текстам, пусть давно опубликованным и широко распространенным, как к черновикам. На правах автора Дядя Федор менял по своему усмотрению любой фрагмент и вносил самые безжалостные правки. Используя метафору самого Чистякова, он подходил к старым песням как к инвалидам, пережившим нечто ужасное: делал необходимые операции, вставлял протезы и переливал кровь. Посыл простой: если в сорок лет тебе неудобно петь то, что сочинялось в двадцать, пой то, что уместно сейчас. Как и следовало ожидать, суррогатные песни мало кого обрадовали.

Распрощавшись с грузом старых песен, Чистяков в кои-то веки сосредоточился на новых — и не кавер-версиях (а ведь была и «Imagine» Леннона по-русски), не инструментальных сюитах, не детских считалках и не шлягерах. Два альбома исключительно свежего материала вновь остались без внимания.

Связанный по рукам и ногам ретроманией, в начале 2010-х Федор Чистяков плюнул на все: хотите «Ноль» как он есть — будет «Ноль», хотите «из старенького» — вот вам баян. Старые песни сыграны без каких-либо изменений, «Человек и кошка» звучит нота в ноту как 25 лет назад, разве что малость быстрее, Дядя Федор снова резвый и разбитной. И все-таки что-то не так: Чистяков переживает душевный кризис и не особо его скрывает. Поводов как минимум два: первый — прикованная к постели болезнью мать умерла за несколько часов до концерта, о чем музыкант сообщит прямо со сцены; второй — конфликты внутри страны. Вышедшая на новый уровень влияния РПЦ инициирует гонения на «Свидетелей Иеговы», есть вероятность, что их признают экстремистской организацией. Федор Чистяков пытается не замечать угроз, появляется со старыми песнями на телевидении и выпускает сборник «Ноль +30», вдохновленный юбилеем его главной группы. Бесполезно: «Свидетелей Иеговы» запрещают в июле 2017-го, и находившийся на гастролях в США Чистяков принимает решение не возвращаться. Как назло, из строя выходит баян, тот самый, на котором игралась и записывалась вся классика «Ноля». Запланированное на конец года воссоединение золотого состава группы отменяется. В декабре 2017-го Федор Чистяков отметил пятидесятилетие.

К юбилейной дате у опального рок-баяниста, давшего несколько обличительных интервью, полных неприятия действующей российской власти, был готов материал для новой пластинки. «Нежелательная песня», с одной стороны, продолжила темы предыдущей записи «Без дураков», где уже были песни вроде «Эха Москвы» и «Термоядерного ответа», с другой, не столько фиксировала симптомы, сколько оглашала приговор. Федор Чистяков записал отчаянный и злой альбом о современной России, какой она все чаще предстает в сводках новостей: мобилизованной и своенравной стране, готовой на все. Те самые песни о безответной любви к Родине, но уже без кавычек и спасительной иронии. Вспышку гнева Чистяков объясняет причиной отъезда — конфликтом государства со «Свидетелями Иеговы». Дальше — больше: засилье пропаганды, беспредел властей, духовные скрепы и апатия населения.

Новые песни поддевают, язвят, острят и укоряют (одни строчки про мироточащий телевизор и ракету «Сатана» стоят иных альбомов позднего Федора Чистякова), эстетика не поспевает за этикой, а потому каждая вторая строчка не укладывается в размер, а рифмы могут кого-то смутить. Неважно: у Дяди Федора наболело и накипело, и не высказаться по повестке дня он, судя по всему, уже не мог — тем более когда вслед ему звучали вполне определенные напутствия. И все это под крепко сбитый «тяжелый рок на баяне» и рок-н-ролл старой чистяковской закваски, где почти нет места лирике и проповеди, зато много пародий и легко угадываемых аллюзий. Ближе к финалу Чистяков поет от имени «маленького гвоздя», после чего следует заход из Второй сонаты Шопена (Траурный марш) — и образ последнего гвоздя в крышку гроба режиму складывается сам собой.

Ностальгии по улице Ленина — во всяком случае, пока — Дядя Федор не испытывает: «Мама, я не хочу обратно, мы ведь не поедем туда снова?» Впрочем, помня о его способности умножать свои слова на ноль, можно предположить, что надолго его не хватит. От российского гражданства Федор Чистяков не отказался.

Понравился материал? Помоги сайту!