11 апреля 2019Современная музыка
126

Владимир Волков: «Может быть, это как в каком-нибудь серванте?»

Контрабасист-виртуоз объясняет, как ему удается играть барокко и рок с группой «АукцЫон»

текст: Артем Липатов
Detailed_picture© Валентин Монастырский

C 16 по 18 апреля в Москве в КЦ ДОМ снова пройдет VOLKOV ManiFEST — петербургский фестиваль, в котором участвуют разнообразные музыкальные проекты, связанные с именем музыканта Владимира Волкова. Поскольку его волнуют самые разные жанры и стили даже не только музыки, но и искусства вообще, фестиваль этот невероятно разнообразен: здесь что-то для себя найдут и любители авангардного джаза, и киноманы, и поклонники музыки барокко... Детали — в разговоре с Владимиром Волковым, который состоялся накануне фестиваля.

— Это какой будет по счету ManiFEST?

— Если брать все, то седьмой. Второй — в Москве, пять было в Петербурге.

— Ты его сам придумал?

— Нет, это была идея Дениса Рубина, петербургского промоутера. Мне это поначалу показалось странным — с какой стати во главу угла ставить мое имя? Но он продолжил разговор и в конце концов меня убедил довольно странным способом. Я его спрашиваю: «А что мы там будем показывать?» «Как что? — говорит Денис. — Ты с таким-то играешь?» «Да», — говорю. «А с этим?» — «И с ним играю». Так он перечислил тех, с кем я что-то делаю... «Так вот, — говорит, — и вся идея. Приглашаешь друзей, играешь». И я с этой идеей как-то свыкся. Пока в Петербурге комбинации внутри фестиваля почти не повторяются.

— А если сконцентрироваться на программе московского фестиваля этого года?

— Если сравнивать с программой прошлого московского фестиваля, то там у нас был вечер минимализма; вместо него в этом году будет барокко. Да — театр, барокко, еще что-то современное, джаз, сопутствующие жанры.

— В этом году исполняется 20 лет ДОМу. Ты ведь с первых дней появлялся в этом клубе?

— Конечно! Это же Коля Дмитриев! Как он мог меня оставить в покое!

— Мне поначалу казалось неочевидным придуманное Дмитриевым со Старостиным сочетание фольклора с такими умственными, любимыми Колей жанрами, как фри-импров, например...

— Нет, Коля не хотел именно традиционного джаза — бибопа и прочего; тут он стоял твердо. А вот к кроссоверным историям он относился вполне с симпатией. И, знаешь, выходит, что в этом году я некоторым образом нарушаю заветы ДОМа. Конечно, у меня не бибоп, но то, что мы будем играть с саксофонистом Женей Стригалевым, — это называется T.B.K., на барабанах Петр Михеев, за роялем Андрей Кондаков — все-таки можно назвать, не побоюсь этого слова, отчасти постколтрейнизмом. Женя и по структуре импровизации, и по направлению духа близок к этому.

— Я все время дивлюсь на то, как легко тебе удается (как минимум внешне) органично существовать в совершенно разных музыкальных стихиях...

— Может быть, это как в каком-нибудь серванте? Разные ящички, полочки. Открываешь одну, потом другую, третью: везде что-то лежит, где-то рюмочки, где-то ложечки... Не знаю, для меня не существует запускания каких-то специальных механизмов, отчуждения от одной музыки в пользу другой... Просто нужно играть что-то такое, и ты играешь. А если нет, тогда ты этого просто не делаешь. Случались концерты, которые я могу назвать нулем, зеро. Скажем, был у нас концерт в Голландии на очень хорошем фестивале. Нас с Лешей Лебедевым, прекрасным пианистом, свели с двумя французами. Предложили просто. И, знаешь, не было концерта. Мы что-то играли, публика, может быть, даже хлопала. Но взаимодействия не было, ничего не было. Ужасное ощущение.

— Как ты относишься к музыканту, который, к примеру, играет со сцены во фраке ноктюрн Шопена так, словно бы со времен Шопена ничего не происходило? Должен ли он учитывать всю постшопеновскую историю музыки?

— Он надевает фрак, это часть его музыкальной жизни. Неважно, почему он это делает, — он этого хочет — надеть фрак, бабочку: это его организация себя в пространстве или защита, неважно! Он выходит и играет, играет хорошо. Мне все равно, будет он в свитере или во фраке, но если во фраке — пусть будет во фраке! С Шопеном-то ничего не происходит, он как был Шопеном, так и остался. Можно играть в джинсах и футболке, на здоровье, есть такие музыканты. Не помню, в чем играет Григорий Соколов, например. Это, скорее, вопрос формы. Для меня один из образцов — Алексей Любимов. Наш соотечественник, современник, москвич. Отношение к музыке честное, подробное, правильное, вдохновенное. Если он играет Моцарта, то он старается играть на хаммерклавире, потому что это звучание Моцарта. И это не дань моде. Он хочет проникнуть во внутреннюю структуру композитора Моцарта и чтобы мы вместе с ним это услышали. Если он играет барочных французов, он старается делать это на клавесине...

— Тут мы уже подбираемся к аутентистике, к жильным струнам...

— Да! Мы этим тоже активно занимаемся.

Для меня не существует запускания каких-то специальных механизмов, отчуждения от одной музыки в пользу другой.

— Но если возникает иная ипостась существования той же музыки, так это, может быть, даже еще и лучше?

— Вообще отношение к аутентизму в последнее время несколько перекошено, я бы сказал. Дескать, сидят какие-то чуваки, делать им нечего, дуют в свои несовершенные инструменты, по жилам водят... На самом деле, с жилами ведь не только из-за звука расстались: они чаще рвутся, это же неудобно! Взяли материал более прочный, более стойкий — только он звучит по-другому. Понимаешь, сыгранная на современных инструментах, музыка уже не может быть той, какой она была написана. Она звучит по-другому, плюс есть некий шлейф опыта XIX века, где она уже трансформировалась, накладывалась на романтизм и так далее, — это уже пропущено через фильтр, который был после, и играется исполнителями, использующими этот опыт. Это иной путь.

Пойми, нет сверхзадачи повторить все рюшечки и детальки. Есть желание проникнуть в музыкальный код времени, разгадать его. Это не костюмные постановки, в которых непременно присутствует некий этнографический, познавательный материал; это другое. Здесь стоят другие задачи, решению которых, между прочим, посвятили свою жизнь замечательные исполнители — например, Тон Копман, недавно выступавший в «Зарядье».

— Послушай, ведь мы же не слышали никогда, как это на самом деле звучало!

— Не слышали. Но у нас есть ноты, трактаты, литература, живопись — и, наконец, интуиция. И все это, помноженное друг на друга, нас выведет, я надеюсь, в правильное русло. Концерт 18 апреля с солистами The Pocket Symphony как раз именно этому и посвящен.

— Помимо прочего, ты играешь в настоящей рок-группе — в «АукцЫоне». Каково это по сравнению с другими твоими занятиями?

— Я входил в эту историю издалека. Началось с того, что мы с Леней записали альбом «Зимы не будет», потом сыграли. Потом Леня поиграл с «ВолковТрио». Потом позвал меня на запись альбома «Девушки поют» в Нью-Йорке — с Марком Рибо и Джоном Медески. Мы презентовали его — и надо было дальше продолжать, а из всех приглашенных один я в наличии... Так я и остался в группе. И это мне очень интересно. Задачи, которые ставятся группой, другие, выполняются они иначе. Поэтому я в последнее время играю на полуакустическом контрабасе. Здесь необходима лаконичность, которой мне иногда не хватало; опора на четкие роковые ритмические структуры, более фиксированные, менее полиметричные, более риффовые.

— Еще одна твоя ипостась — в проекте «Душеполезные песни на каждый день». Я не раз видел, как Сергей Старостин и Андрей Котов вдвоем исполняют эту программу, — но с тобой и Федоровым это другое, мне кажется.

— Да, это другое. Они вдвоем настолько совершенны и самодостаточны, что кажется — зачем им еще кто-то? Но тем не менее, когда мы вместе, что-то раздвигается, добавляется, один другому подсказывает, третий подхватывает, и нечто новое закручивается. Интересно за этим, говорят, наблюдать из зала. Сейчас, правда, мы эту программу играем в формате трио в основном. В этот раз «Песен» не будет... но будет новый проект, который родился, получается, специально для VOLKOV ManiFEST. Так иногда в джазовом мире бывает: кто-то не смог, другой его заменил, сыграли другим составом. Как-то Андрей Кондаков не смог играть вместе с нами — с Гариком Багдасаряном, и выручил Леша Чижик, вибрафонист. В результате возникло что-то интересное, что-то другое, и я понял, что упускать это нельзя. Поставил задачу: сделать то, чего в других составах мы не делаем. В результате Леша Чижик принес три новые пьесы... в общем, теперь это называется Cool Train Project. Мы, правда, потом обнаружили это название в сети, но раз мы его сами, независимо придумали — значит, ничего страшного.

— В ManiFEST принимают участие и Алиса Тен с Рустом Позюмским. Можно подробности?

— В прошлом году у нас в Петербурге был большой Променад-фестиваль, и туда позвали Алису с большой программой, внутри которой были песни на стихи Элиота в том числе. Я ей сказал: давай сделаем отдельно для фестиваля одного Элиота? Так и вышло: Руст написал несколько новых вещей уже... в общем, опять же ради фестиваля родился новый проект, и это очень, по-моему, здорово.

— И традиционное — о творческих планах и новых релизах. Есть о чем поговорить?

— Вот вышел альбом «Синее озеро» — трио с Аней Чайковской и Славой Гайворонским. Потом мы вроде бы издаем по инициативе гитариста «ВолковТрио» Славы Курашова — он выступил фактически в роли продюсера — диск, который лежал 20 лет, если не больше. Он будет называться «Ос Тува»; там я, Курашов, вокалист «Хуун-Хуур-Ту» Кайгал-оол Ховалыг и Сергей Старостин. Помнишь, был такой альбом «Под светлым месяцем»? Ну так вот, эта запись была сделана в то же примерно время и почему-то не вышла тогда. И, может быть, выйдет наш альбом с Асифом Цахаром, прекрасным тель-авивским саксофонистом.

ПОДПИСЫВАЙТЕСЬ НА КАНАЛ COLTA.RU В ЯНДЕКС.ДЗЕН, ЧТОБЫ НИЧЕГО НЕ ПРОПУСТИТЬ


Понравился материал? Помоги сайту!

Сегодня на сайте
Елизавета Осетинская: «Мы привыкли платить и сами получать маленькие деньги, и ничего хорошего в этом нет»Журналистика: ревизия
Елизавета Осетинская: «Мы привыкли платить и сами получать маленькие деньги, и ничего хорошего в этом нет» 

Разговор с основательницей The Bell о журналистике «без выпученных глаз», хронической бедности в профессии и о том, как спасти все независимые медиа разом

29 ноября 202320739
Екатерина Горбунова: «О том, как это тяжело и трагично, я подумаю потом»Журналистика: ревизия
Екатерина Горбунова: «О том, как это тяжело и трагично, я подумаю потом» 

Разговор с главным редактором независимого медиа «Адвокатская улица». Точнее, два разговора: первый — пока проект, объявленный «иноагентом», работал. И второй — после того, как он не выдержал давления и закрылся

19 октября 202325850