20 апреля 2016Наука
3672

Презервативы гибридной войны

Почему борьба со СПИДом подрывает российскую государственность

текст: Ольга Добровидова
Detailed_picture© Игорь Табаков / ТАСС

Раздача бесплатных презервативов и шприцев, а также социологические опросы среди наркозависимых и людей, живущих с ВИЧ, — это теперь не просто политическая деятельность, а «участие в гибридной войне Запада против России». Во вторник саратовскую общественную организацию «Социум» признали иностранным агентом: прокуратура города Энгельса посчитала, что данные тех соцопросов использовались при принятии решений — значит, политика. А автор экспертного заключения про гибридную войну, профессор кафедры истории, социологии, политики и сервиса СГЮА Иван Коновалов, сказал журналистам, что программы снижения вреда, как у «Социума», «разрушают и наши традиции, и наши национальные ценности».

Еще раз: сбор и использование социологической информации по назначению и программы, направленные на снижение риска передачи неизлечимого заболевания (бесплатные одноразовые шприцы и иглы, а также презервативы), — не просто политическая деятельность. Хотя вообще, конечно, необходимость для своей защиты оправдываться в терминах «никаких пикетов и митингов не устраивали» вызывает тошноту. Как будто пикеты и митинги — это порочные связи, в которых никак нельзя быть замеченным.

Все это, словами эксперта Коновалова, с которым согласился Минюст, еще и деятельность, «принципиально расходящаяся с деятельностью и задачами нашего государства». Это мы уже читали в докладе о борьбе с ВИЧ Российского института стратегических исследований, авторы которого написали, что такая американская модель не учитывает национальные интересы и абсолютизирует права человека.

Итак, работа по реальному снижению риска передачи ВИЧ с доказанной эффективностью (об этом чуть ниже) принципиально расходится с задачами нашего государства. Это любопытный диссонанс, потому что вообще-то на словах своих представителей государство соглашается, что проблема ВИЧ в России есть и она решается, вон и стратегию подготовили.

Подобное поведение напоминает тактику некоторых отрицателей ВИЧ. Это такие интересные люди, которых не убеждают 30 с лишним лет фотографий и исследований вируса и которые называют его «величайшей мистификацией XX века». Недавний красочный репортаж «Таких дел» о наиболее знаменитых ВИЧ-отрицателях (их часто называют «диссидентами», но мы так делать не будем) приоткрыл этот удивительный мир заговоров тем, кто с ним раньше не пересекался: борьба с геноцидом, ни в коем случае не тестируйтесь на ВИЧ, врачи-травачи, идущие в СПИД-центры за непомерными деньгами.

Так вот, прежде всего, отрицатели признают научной только ту информацию, которая согласуется с их отрицательскими убеждениями. Ученые делятся на тех, кто с потрохами куплен организаторами заговора (от американцев и евреев до космических сущностей, по вкусу), и на истинных ученых, которые не боятся раскрыть этот заговор. Причем делятся, естественно, не по принадлежности к научным организациям, конфликтам интересов и прочей зауми, а по одному критерию: есть ВИЧ или нет его.

Профессор СГЮА сообщил журналистам: программы снижения вреда, как у «Социума», «разрушают и наши традиции, и наши национальные ценности».

Если выбирать методы противостояния ВИЧ-инфекции по научному критерию их эффективности, то оказывается, что программы снижения вреда (это про шприцы и презервативы) работают — причем не только в странах, поставляющих нам иностранных агентов. Республиканский центр по профилактике и борьбе со СПИДом Таджикистана подсчитал, что с их помощью в 2005—2010 годах удалось предотвратить около 4 тысяч случаев заражения ВИЧ среди лиц, употребляющих инъекционные наркотики, с экономическим эффектом для системы здравоохранения в 100 тысяч долларов.

А вот Белоруссия подсчитала, что расширение охвата комплексной программы снижения вреда — иглы и шприцы, заместительная терапия, антиретровирусная терапия, диагностика — позволит на 40% снизить количество новых случаев заболевания ВИЧ, «значительно повысить число сохраненных лет полноценной жизни при увеличении финансирования от настоящего уровня всего на 17%».

В конце концов, и общественники, и врачи из Пензы считают, что «ухудшение эпидемической ситуации по ВИЧ-инфекции в Пензе обнаруживает отчетливую связь с прекращением работы программы [снижения вреда]». Аптечные интервенции (когда участник программы может по специальной карточке получить в конкретной аптеке презервативы, иглы, шприцы, салфетки и информационные буклеты — и даже небольшую консультацию) с 2013 года успешно работают в Крыму, рассказывает АНО «Молодежный центр женских инициатив».

Это никакая не секретная информация: вы, как и я, можете открыть сборник тезисов недавней международной конференции по ВИЧ/СПИДу в Восточной Европе и Центральной Азии и прочитать там то же самое.

Еще работает опиоидная заместительная терапия (ОЗТ), когда наркозависимый может бесплатно получить метадон в таблетках и вообще избежать таким образом особенно надежного пути передачи ВИЧ — через общие иглы и шприцы. В докладе представителей Республиканского центра по профилактике и борьбе со СПИДом в Алма-Ате один только экономический эффект от ОЗТ в расчете на одного пациента в год оценивают так: или максимум 600 долларов на терапии, или от 490 до 1750 долларов, в зависимости от продолжительности и частоты госпитализаций, для лечения наркозависимости в дневном стационаре. И это не говоря о таких результатах программы, как «налаживание семейных отношений», «прошли обучение и обрели профессию», «прекращение употребления наркотиков и метадона».

Но вот у главы ФСКН Виктора Иванова даже программы обмена шприцев и игл вызывают усмешку, какой уж там бесплатный метадон, что вы. Иванов считает , что только полномасштабная реализация «программ реабилитации» наркопотребителей и «правовое побуждение» к ней способны остановить распространение ВИЧ-инфекции в России. На что бывает похоже такое побуждение — совершенно бесправное, правда, — тоже можно прочитать в недавних репортажах: пытки, убийства, «пока он колется, он не человек». Есть некоторая надежда, что планируемая сеть центров под руководством РПЦ все-таки будет чуть менее средневековой; правда, если посмотреть, какие диковатые ответы дают на местах священники, например, на вопросы об антиретровирусной терапии (а некоторые, случается, и вовсе отрицают существование ВИЧ вопреки концепции участия РПЦ в борьбе с эпидемией), качество медицинской помощи, которая будет оказываться людям в таких центрах, вызывает некоторые вопросы.

Между тем основной аргумент в пользу ОЗТ и программ снижения вреда — как раз в том, что они эффективно выводят людей, употребляющих инъекционные наркотики, из тени в область здравоохранения: в обмен на возможность получить метадон бесплатно те сдают анализы, получают лекарства и консультации, в конце концов, видят врачей, которые не относятся к ним только как к источникам судебно-следственных и тюремных затрат (в экономии на них глава ФСКН измеряет экономическую эффективность своего плана).

Люди, живущие с ВИЧ, по основным социальным и демографическим показателям не отличаются от неинфицированных. Это говорят социологи, а половина россиян тем временем убеждена: ВИЧ-положительная женщина, скорее всего, занимается проституцией либо употребляет наркотики.

Но это все, напомним, попытки выбирать по критериям эффективности, которые внезапно могут не учитывать интересы России. Учитывают интересы России, по-видимому, публичные предложения не заключать брак без сертификатов об обследовании на ВИЧ-инфекцию, а также борьба с распространением вируса с помощью в буквальном смысле благих пожеланий, то есть «пропаганды здорового образа жизни, семейных и морально-нравственных ценностей, неприятия моделей рискованного поведения, а также пагубности вредных привычек». Это цитата из проекта той самой стратегии по борьбе с распространением ВИЧ-инфекции в России.

Кстати, ВИЧ-отрицатели тоже считают, что «ядотерапия», как они ее называют (лекарства, сдерживающие вирус), убивает здоровых людей, а лечить надо не какую-то там придуманную ВИЧ-инфекцию, а Реальные Болезни — нравственную деградацию, отказ от семейных ценностей… пардон, туберкулез, кандидоз и отравление лекарственными препаратами.

Московский фонд «Фокус-медиа» приводит такие данные об отношении россиян к людям, живущим с ВИЧ: 40 процентов опрошенных испытывают «страх», 25 процентов — «отвращение». Половина респондентов согласна, что ВИЧ-положительная женщина, скорее всего, занимается проституцией либо употребляет наркотики (при том что у женщин преобладающий путь заражения — гетеросексуальный контакт с одним партнером). 60 процентов считают, что государство должно изолировать людей с ВИЧ, а две трети уверены, что у них нет риска заразиться.

Неудивительно, что добрая половина сообщений от новичков в сообществах отрицателей начинается по одинаковому сценарию: влепили «плюс», как так, я же не наркоман(ка), с кем попало не сплю, женат/замужем, бегаю по утрам. А как же иначе, если твоя защита от СПИДа — любовь и верность партнеру, сообщают рекламные постеры.

Для государства такой уровень представлений о сути проблемы непростителен. Анастасия Покровская из Федерального центра по профилактике и борьбе со СПИДом на той же конференции представила подробный доклад о социально-демографических характеристиках людей, живущих с ВИЧ. Анализ выборки из 7 тысяч пациентов территориальных центров СПИДа в 27 регионах России показал немыслимое: эти люди «по основным социальным и демографическим показателям не отличаются от не инфицированных ВИЧ граждан РФ того же возраста». Не отличаются, как их ни демонизируй и как ни притворяйся, что это какие-то люди второго сорта. Это такие же граждане РФ, многие из которых тоже наверняка бегают по утрам и перед которыми государство тоже несет ответственность.

В Пензе прекратили программу снижения вреда – и зараженных ВИЧ немедленно стало больше.

В прошлом мае академик РАМН Вадим Покровский на пресс-конференции рассказал журналистам (их, помнится, было человек пять или около того, как рассказывал корреспондент «Коммерсанта» Александр Черных), что ситуация с ВИЧ достигла уровня национальной катастрофы, — после чего депутат Мосгордумы обвинила его в «распространении небылиц» и назвала «агентом, действующим против интересов России». Видели бы вы, как отрицатели в тот момент радовались, что наконец-то их правду услышали: ведь ВИЧ — это же западный проект, направленный на геноцид неугодных, ну и так далее.

Разговоры о небылицах поутихли, но их место заняло нечто вроде плохо скрываемого раздражения при каждом упоминании масштаба проблемы (а масштаб такой: Россия — единственная из развитых стран, которой не удалось остановить распространение ВИЧ-инфекции). Посмотрите, как активисты и сами люди, живущие с ВИЧ, характеризуют позицию государства: есть ощущение, что темой занимаются на правительственном уровне, но ничего, кроме этого ощущения, нет.

Подавляющее большинство отрицателей ВИЧ-инфекции, если верить их словам, кажется, все-таки ведет себя не совсем антисоциально, хотя свой «плюс» их очень раздражает. Как правило, о статусе сообщают супругам и партнерам, кто-то даже одним глазом следит за развитием болезни по показателям нагрузки «несуществующего вируса», отказы от антиретровирусной терапии оформляются официально, то есть о них становится известно лечащим врачам и иногда органам опеки. Отрицатели знают об ответственности за заражение ВИЧ-инфекцией и, кроме совсем уж упертых, предпочитают не бросать вызов системе. А кое-кто и на учете состоит, и получает терапию, но молча не принимает ее или принимает нерегулярно — то есть создается полная видимость активных действий, но именно видимость.

Так вот, таких «подпольных» отрицателей тоже рано или поздно неизбежно выдают плохие показатели анализов на ВИЧ-инфекцию.


Понравился материал? Помоги сайту!

Сегодня на сайте
Space is the place, space is the placeВ разлуке
Space is the place, space is the place 

Три дневника почти за три военных года. Все три автора несколько раз пересекали за это время границу РФ, погружаясь и снова выныривая в принципиально разных внутренних и внешних пространствах

14 октября 20247805
Разговор с невозвращенцем В разлуке
Разговор с невозвращенцем  

Мария Карпенко поговорила с экономическим журналистом Денисом Касянчуком, человеком, для которого возвращение в Россию из эмиграции больше не обсуждается

20 августа 202414461
Алексей Титков: «Не скатываться в партийный “критмыш”»В разлуке
Алексей Титков: «Не скатываться в партийный “критмыш”» 

Как возник конфликт между «уехавшими» и «оставшимися», на какой основе он стоит и как работают «бурлящие ритуалы» соцсетей. Разговор Дмитрия Безуглова с социологом, приглашенным исследователем Манчестерского университета Алексеем Титковым

6 июля 202418919
Антон Долин — Александр Родионов: разговор поверх границыВ разлуке
Антон Долин — Александр Родионов: разговор поверх границы 

Проект Кольты «В разлуке» проводит эксперимент и предлагает публично поговорить друг с другом «уехавшим» и «оставшимся». Первый диалог — кинокритика Антона Долина и сценариста, руководителя «Театра.doc» Александра Родионова

7 июня 202424137
Письмо человеку ИксВ разлуке
Письмо человеку Икс 

Иван Давыдов пишет письмо другу в эмиграции, с которым ждет встречи, хотя на нее не надеется. Начало нового проекта Кольты «В разлуке»

21 мая 202425716