19 сентября 2012Общество
286

Gay Day. Как тракторист полюбил тракториста

В глухой белорусской деревне в Ошмянском районе Гродненской области счастливо живут семьей два гея-механизатора. Их историю записала АЛЕНА СОЙКО

текст: Алена Сойко
Detailed_picture© Антон Сташевич

Эта история, которая может вам показаться невероятной (да и нам поначалу казалась), тем не менее совершенно правдива. Имена героев и место их жительства не изменены (деревня, по их просьбе, обозначена только первой буквой, но район и область указаны верно). В распоряжении редакции есть записи бесед с Валерием Сидоренко и Сергеем Остапчуком.


Валерий Сидоренко (35 лет) и Сергей Остапчук (33 года)

Валерий: Ну, родом я сам из этой же деревни, в которой живу сейчас, — Б****. В школу ходил, но учился плохо, остался потом работать в нашем колхозе, отучился в местной хабзе. Сергей к нам в деревню приехал, когда я учился классе в девятом вроде, он был на два класса меньше. Малой совсем.

Сергей: Мы жили до этого в соседней деревне, потом тут родителям дом дали — мы и переехали.

Валерий: Ну, в школе как в школе. Ну, знали друг друга, конечно. Но были мы в разных компаниях. Даже когда я уже в 11-м классе был, а он в 9-м, все равно мы не общались. На дискотеку, конечно, все на одну ходили, но с малышней мы не возились.

Сергей: Сошлись мы уже, когда в одном колхозе работать начали. Мы же еще жили друг напротив друга. Дома нам дали вот так. Ну, вот по-соседски и дружили. У него — жена и дети, у меня — жена и дети. Он вроде парнем нормальным был. Плюс жены наши дружили, дети в один сад ходили. Вместе дни рождения праздновали. Как все соседи, короче.

Валерий: С Яной я сошелся уже после школы. Мне-то она особо так и не нравилась. Не, хорошая баба была, но жениться я не очень хотел. Но забеременела она. Пришла — говорит: «Твой!» Мать распереживалась моя: жениться, кричит, надо. Женился. Потом и второго ребенка как-то зарядили через два года. Баба как баба. Шуры-муры мы никакие не водили. Романтика там и прочее. Ну, спать с ней вначале было хорошо. Это потом уже пошли проблемы с этим. Остальное — ну, что тут говорить: есть готовит, стирает, за детьми смотрит, особо на шею не садилась, пить в меру разрешала. Не то что Серегина мегера — от лишних100 грамм истерику могла уже закатить, истеричка такая. Она же тут и развела нам геморрой. Ты, Серега, не обижайся, он любит обижаться на это дело, но я ему говорил и буду говорить, что бабу он себе выбрал ебнутую, как есть ебнутую. Моя-то, когда я гулял, не любила. А я гулять любил. Тогда да, сердилась она. В остальном спокойная была, понимающая.

Сергей: Не, а чего ты хотел: живет себе женщина, живет, а тут заглядывает в баню однажды — а там мы. Твоя-то узнала тоже все, но не видела этого. Ей полегче. А Катю мою понесло, но оно и понятно. Хотя нервная была, да. Но в этом случае она вообще могла запереть нас там и поджечь на хер. Так что не пизди тут сильно на нее. Я вообще мало ругаюсь, но когда он на Катю гнать начинает — мне тяжело.

Валерий: Неженка он.

Сергей: Иди на хуй.

Валерий: Ну, блядь, мне и самому сложно объяснить нехуево, как это все началось. Вопросы у вас, конечно. У мужиков-то все проще в этом деле: встает, значит, какого хера себе говорить? Все понятно, так? Не скажешь, что заболел. Нелогично как-то. Стояк — дело такое. Я уже говорил, что с Яной трахаться было нормально. Но потом я перестал заводиться. Любовниц у меня всегда много было, но и там не все клеилось. А еще мне всегда хотелось, ну, попробовать анальный секс. Но все бабы мои считали это извращением каким-то. Яна тоже. Серьезно, прямо так и говорили. Жену я часто на это пытался развести. Она любила потом шутить, сука, что я гомик какой-то. А че тут такого? Секс как секс. Дала бы, может, и не сбежал бы. Хотя бодягу всю эту Серега замутил. Он-то меня зажал на одной пьянке во дворе. Ну, я его не оттолкнул в тот момент. Потом, блядь, думал, тронусь, чего это мужик меня обнимал и тискал. Охуевал сам сильно, но понимал, что, сука, не противно было мне, не тошнило меня от всех этих мыслей и ощущений, даже приятно было.

Сергей: Мне мужское тело всегда нравилось больше. Это я сейчас уже как думаю: может, родись я в городе, где такие люди есть, то проявилось бы это раньше. А тут: с кем мне было об этом поговорить? Мать, пусть и душевная у меня женщина была, не поняла бы. А отец — он у меня такой типичный грубый деревенский мужик. Я другой. Не смотрите, что я там механизатор и без образования. Я не дурак. Просто учиться лень было. Ну, как вам объяснить? Меня к девочкам никогда особо не влекло. Я помню, что лет в 13 сильно испугался, когда понял, что, например, на физкультуре, когда все мы переодевались, мне очень нравилось за мальчиками наблюдать. Я секса никакого не представлял, нет. Но вы знаете, когда, ну, не знаю, на дискотеке парни любили там отшучиваться пошло, типа, грудь какая или задница там у девушек, — я понимал, что им нравится, а сам как-то не догонял, в чем прикол. Я пугался этого, да. Но думал — чего не бывает.

В тот день Непочиловичи выдавали дочку замуж. Гуляла вся деревня. Я наклюкался тогда сильно, и уже мысль была такая: хер с ним, короче, побьет если — пойду и повешусь.

Катя меня как-то сама охомутала. Она приехала сюда по распределению бухгалтером работать в наш колхоз. Ну, вот мы и сошлись. Она была милая. Но я ничего особенного не чувствовал. Про секс с ней я говорить не хочу. Дети у нас есть. То есть со всем я справлялся. Но без особого чего-то. Плюс ощущение, ну, что мужское тело мне нравится больше, — оно со временем только росло. Но тут, в деревне, мне, конечно, никто особо не нравился. В школе мальчики все ничего были. А мужчины взрослые — нет. Только разве что Валера — он да. В остальном я понимал как: вот кино смотрю, к примеру, ну и там мужчин красивых много. И да, мне они нравились больше. Я много себе чего мог тогда представить.

А с женой я спал нечасто. Ну, она и не спрашивала, в чем дело. Думала, наверное, устаю на работе сильно. Меня это устраивало. А на мужчин обращал внимание всегда. Но что тут, в деревне, можно было с этим делать? Я просто делал вид, что ничего такого не происходит.

Валерий: Ну, ты тут разболтался. Давай уже рассказывай, как ты из меня гомика сделал.

Сергей: Никого я не делал из тебя. Ты ж меня не избил после этого. Ну, в общем, на Валеру я обратил внимание сразу, как мы начали работать. И все эти годы он и был моей самой сильной фантазией. Тут, на деревне, — первой и последней. Ну, он высокий, хорошо сложенный был и веселый. И я при каждой встрече понимал, что конкретно происходит со мной. Летом, когда он там майку снимал и я видел его, я понимал, что возбуждаюсь. Сильные эмоции были. Я вам говорил — Катю я никогда не хотел. А тут понимал, что в голове все ярко у меня. Я держался. Но с каждым днем мне становилось все хуевее. Не матерюсь я, но как тут скажешь по-другому? И волнение росло, я не контролировал себя. Я даже, короче, от всего этого — и запил. Я гнал это все как мог. Но Валера тут вам говорил уже: если стоит, то что тут сделаешь?

В общем, в тот день Непочиловичи, они живут в начале деревни, выдавали дочку замуж. Гуляла вся деревня. Я наклюкался тогда сильно, и уже мысль была такая: хер с ним, короче, побьет если — пойду и повешусь. Я серьезно так думал. Я понимал, что мне, бляха-муха, 31 год и что появился человек, которого я хочу. Я так впервые и понял, что такое — хотеть. Раньше только мужиков слушал и вообще не понимал, про что это они. Но он, блядь, был мужчиной. Короче, да, если бы что-то пошло не так — я бы умер точно. И так бы и сделал, потому что вы понимаете: как бы я после этого смог тут жить? Ну, я вызвал его на улицу, за домом их огород и маленький сад, вот я туда и повел его. Он тогда пьяный тоже был ну и особо как-то не волновался, куда я это его веду. Ну, и накинулся. Он тоже пьяный был, но меня не оттолкнул.

Валерий: Ну, мы и присосались. Потом я уже вырвался, крикнул ему вроде, что он ебнутый, и убежал. Очень, блядь, смешно звучит — взрослый кобель берет и убегает. Но я так и сделал тогда.

© Антон Сташевич

Сергей: Но меня отпустило в тот момент. Я понимал, что он весь напрягся и тоже возбудился. Думал, хер с ним, что там дальше будет. В любом случае — вешаться мне не пришлось.

Валерий: Да, я очень сильно охуел в тот момент. Я пьяный был, да, но я все хорошо понимал, что происходит. И мне не было противно. Потом мы после этого, конечно, совсем не разговаривали. Ну, здоровались, но так — даже не смотрели друг на друга. Месяца полтора это все тянулось. Но я часто это вспоминал, охуенно было. Страшно было, когда Яну свою трахал, ну, и про него думал. И все меня дергало: чего это он тогда решился, а сейчас глаза воротит. Но это он-то повел меня тогда туда. Хотя я думал, может, тоже надрался. Но тоже, блядь, не так и сильно он набухался, чтобы взять и полезть на мужика. Значит, думал, намеренно это делал, гомик чертов. А фантазии у меня шли тогда полным ходом. Недолго мы продержались. Я, короче, просто взял и позвал его помочь мне в воскресенье котел в бане починить. Мои аккурат тогда уехали к сверухе (этим словом в деревне называют и тещу, и свекровь, аналог mother-in-law. — Ред.). Ну, думаю, там и посмотрим. Ну, там все и случилось.

Сергей: Мы как-то потом уже, когда лежали, немного поговорили об этом. Я ему рассказал о своих ощущениях — вот то же, что вам. Он мне про свои фантазии рассказывал. Вы понимаете, у нас же тут не то чтобы любовь — за ручки мы там не ходили, на работе держались как положено, ну и да — встречались периодически. В бане его. Но нам хорошо вместе было очень. Мы не собирались там жить вместе. Но моя Катя нас обнаружила. В бане. Ну, она нервная была, и — да она все и разносила в воплях. Это был, конечно, пиздец. С Валериной женой сошлась и говорила всем подряд, какие мы извращенцы. Потом забрала детей и уехала к матери. Валеры жена то же самое сделала. Правда, где его дети сейчас — мы не знаем. Куда Яна уехала — непонятно. Моя меня к дому сверухи и не подпускает. Я пробовал приезжать, но истерики и слезы.

Валерий: У моей, наверное, хахаль был, я уверен. Только куда уехала — непонятно. Но даже если бы знал, то ситуация была бы такая же, что и у Сереги. Ну, как они съебались, мы подумали: ну чего тут делать — будем жить вместе. Все равно все всё знают, что тут скрывать. Да и никого у нас, кроме нас, и не осталось.

Сергей: Что ж так сразу — ради хуя детей бросили? Выходит, что как бы и да. Но в том-то и дело, что никто никого не хотел бросать. Мы бы так и жили, если бы нас не запалили. Ну, живут же семьи, когда у мужа есть любовница. Ну, тут только любовник. Если бы Катя меня с какой-нибудь Машей увидела, думаете, это была бы проблема? А тут, конечно, уже драма. Но я судить не берусь. Сам не знаю, что со мной было бы, если бы я жену с другой женщиной увидел. Ну, вот оно все когда вскрылось, нам ничего и не осталось, как съехаться. Мы же совсем одни остались, получается.

Валерий: Нам, наверное, надо было объединиться. Ну, мы и сошлись. Все равно все коту под хвост пошло. Стремались мы. Ну, как тут с мужиком жить и все такое. Геи мы, не геи. Хуй знает. Я-то раньше от секса с бабой удовольствие получал, он-то понятно, говорил, что нет, а я тут другой — нормальный как бы... Хотя сейчас на баб тоже не тянет. Ну, если от секса с мужиком прет, то выходит, что геи. А жить нам нормально. Мы ведь всегда хорошо общались. Что тут такого: работаем, готовить умеем, ремонт вот сделали. Да нормально все. Вот уже два года как. За детей обидно. Это да. И как там дальше будет, непонятно. Мы не хотели их бросать. Просто все вскрылось — и вышло как вышло. Да, мы тут не то чтобы романтично влюбленные. Ну да, хотим спать друг с другом. Но детей, да, бросать и семьи разрушать мы не хотели. Однако вот так вышло. Сами видите. Про сцены, которые устраивали нам жены после этого всего, даже и говорить не нужно. Плакали все, моя ставила детей, говорила, вот, мол, папа извращенец, и подробно описывала им, почему. Думал, убью, суку. И не потому, что она там неправду говорила. Нет, просто зачем детей травмировать? Серегина вообще орала, что он чуть ли не сына всю жизнь мечтал изнасиловать. В общем, пиздец еще тот у нас тут был.

Сергей: А сейчас что тут говорить — роднее его и нет. У нас тут всяких закосов романтических нет. Не тот возраст. Но я его люблю. Чего ж его не любить? Он моя семья.

Катю я никогда не хотел. А тут понимал, что в голове все ярко у меня.

Валерий: Ебануться можно, короче, кто бы сказал мне, что такое будет, — побил бы его, что ли, чтобы не пиздел. А вот живем ведь.

А деревня? Деревня приняла. Ну, как приняла. Если вы о том, что нас тут обижали, то ничего такого и не было. Кому нас тут обижать — тут же мертвая деревня: одни пенсионеры. Бабулям нашим местным, конечно, странно было: вздыхали-охали и любили попричитать: «Что же такое, Валерка-то, случилося, что вы это так теперь как муж с женой живете?» Потом уже, типа, говорили, что, мол, и ладно — детей-то родили, для бабок это же важно, дети там, внуки и прочее. А мы-то как бы сделали что нужно, теперь и ничего — можно и простить заеб.

Сергей: Но сразу, когда с пылу с жару, все было. Когда еще моя жена нас в бане запалила, носилась тут по деревне и истерила. Но потом улеглось как-то. Тут ведь у людей и своих проблем хватает: корова заболела, дети не едут, пенсию задерживают, все дорожает. Постоянно вздыхать о нас никто не будет.

Валерий: Похуй всем, короче, теперь. Мужики по работе — так и мы сами сдачи дать можем. Ну, спрашивали, конечно: мол, что за хуйню вы, парни, выкинули? Но мы сразу как-то сказали, что обсуждать тут это ни с кем не будем, не их ума дело. А будут проблемы — так еще вопрос, кто кому пиздюлей даст. В подворотнях нас никто не ждал. Но если че — мы же не слабаки, сами видели нас.

Сергей: Мы даже из-за работы не переживали. Наш председатель — запаренный мужик. У него один трактор на весь колхоз, вот осень — а копалки нет, картошку выкопать нечем. Постоянно ему мозги полощут на районе. Ему вообще, по-моему, по барабану. Моя тут, когда носилась, к нему тоже бегала, мол, помогите, сделайте чего. Ну, чтобы припугнул, повлиял. Но ему-то чего? Не Катя же моя за трактор сядет. Практичный мужик, короче.

Валерий: А, вот. Была еще тут одна припизженная. Все, как нас видела, креститься начинала, молитву на весь голос орала, прямо на всю улицу. А у нас тут, как в любой деревне, все бабки на лавках сидят, смотрят. А эта старается прямо: ну, цирк один. Сумасшедшая бабка, всегда такая была. Но сейчас уже нет ее. Мы ей даже могилу копали. Ну, а чего на нее обижаться. Больная совсем. А-а, ну это совсем хохма: священник приезжал из района. Дом, говорит, освятить нужно. И вам, говорит, в церковь нужно. Мол, Бога в нас нет, про сатану что-то говорил. Я грубить-то не хотел. Но заебал он меня, Серега тут поспокойнее, а меня — нет, заебал, я его на хуй и послал. И сказал, что еще раз появится на пороге — в морду сразу заеду. В Бога я не верю. Серега тоже.

Не было такого, чтобы я геев недолюбливал. Ну, как там — пиздить их и все такое. Мне-то по большому счету плевать, кто с кем спит. Когда насилие и детей соблазняют, которые еще ничего не понимают, за такое и расстреливать можно. Да я геев и не видел никогда. Иногда приезжают тут, правда, к нашим бабкам внуки. Ну, и да, так часто и не разберешь, когда со спины видишь человека, — мальчик или девочка это. Все такое, знаете, обтягивающее и цветов странных. Так теперь геи вроде все и выглядят как девушки, да? Такое мне не очень нравится, когда парень на бабу похож. Это да, хуйня какая-то. А секс — это дело двоих. Я на бабу не похож — это хорошо. А что там у меня в спальне, мое дело и не касается никого. Правильно говорю? Только все равно вам рассказываю, как бы уже и не личное… Но вы уж насели на меня, от вас и не отцепишься. Не-не, не обижайтесь: не хотел бы — не говорил.


Gay Day. Семь историй
Gay Day. Как тракторист полюбил тракториста
Gay Day. С любовью из Питера!
Gay Day. Где гею на Руси жить хорошо


Понравился материал? Помоги сайту!

Сегодня на сайте
Елизавета Осетинская: «Мы привыкли платить и сами получать маленькие деньги, и ничего хорошего в этом нет»Журналистика: ревизия
Елизавета Осетинская: «Мы привыкли платить и сами получать маленькие деньги, и ничего хорошего в этом нет» 

Разговор с основательницей The Bell о журналистике «без выпученных глаз», хронической бедности в профессии и о том, как спасти все независимые медиа разом

29 ноября 202349659
Екатерина Горбунова: «О том, как это тяжело и трагично, я подумаю потом»Журналистика: ревизия
Екатерина Горбунова: «О том, как это тяжело и трагично, я подумаю потом» 

Разговор с главным редактором независимого медиа «Адвокатская улица». Точнее, два разговора: первый — пока проект, объявленный «иноагентом», работал. И второй — после того, как он не выдержал давления и закрылся

19 октября 202334859