3 июня 2014Общество
192

«После работы играем в театре — отдыхаем от стройки»

Удивительная история двух актеров, которые днем заняты совсем другим

текст: Татьяна Дворникова, Наталия Зотова
Detailed_picture© Анастасия Патлай / Театр.doc

25 мая на очередном показе «Синема верите» мы смотрели материал к новому фильму Анны Моисеенко «Баллада о мигрантах», который посвящен удивительному стечению жизненных обстоятельств. Абдулмамад Бекмамадов, герой фильма, и его товарищ Аджам Чакабоев — по вечерам актеры «Театра.doc», участники спектакля Всеволода Лисовского «Акын-опера». Днем они, как и их многочисленные собратья по трудовой миграции, работают на стройках или где придется. Татьяна Дворникова и Наталия Зотова записали рассказ об этой жизни между двумя культурными полюсами.

Абдулмамад Бекмамадов

Музыкант, актер спектакля «Театра.doc» «Акын-опера», с 1999 года работает в Москве на стройках, по ремонту, в ресторанах

© Анастасия Патлай / Театр.doc
Про музыку

Сам я из Памира. С детства увлекался театром — школьные кружки были, спектакли ставили. А потом поступил в театральный, месяц проучился, но по семейным обстоятельствам пришлось уйти. После мы создали театральную труппу — земляки были, русские тоже. Сначала в местных клубах играли со спектаклями, потом начали ездить по стране. Были гастроли в республике, на конкурс попали, заняли первое место.

Потом создали большую группу из 15 человек: пели, исполняли народный танец. Инструменты народные — рубаб, дойра. Я самоучка: что беру, на том и играю. Ездили по Узбекистану, Кыргызстану. Пока был государственный театр — были нормальные зарплаты. Потом, после развала СССР, зарабатывали уже на гастролях в основном. Тогда много групп появилось, конкуренция, стало популярно все эстрадное. А у нас было народное творчество. И постепенно зарабатывать этим стало уже нельзя.

Сейчас больше радостные песни — работаем нормально потому что.

Последние выступления в Таджикистане были в 99-м году. Наша группа отправилась на фестиваль, а с него я уже домой не поехал — сел на поезд в Москву, на заработки. Когда я уезжал из дома, моему сыну было три дня от роду.

Инструмент я взял с собой. Он лежал у меня в квартире, где я поселился, — считай, мертвый. Здесь я и не думал о сцене, даже просто для себя играть нельзя было: соседка оказалась такая капризная, что мы даже по коридору ходили на цыпочках. И я забыл об инструменте, лет пять его не доставал.

А потом у меня друзья появились, русские: творческие ребята. Они меня водили в клуб, где можно было играть. Не чтобы деньги зарабатывать, а просто так: хотя бы вспомнить ту музыку, которую я играл, которую сам сочинял...

Про возвращение на сцену

В 2009-м у нас появился шанс: фестиваль «Крыша мира». Мы там выступили, а один наш земляк видел, как мы играем, и взял наши координаты. Через год он набрал нам, и мы попросили его найти какое-то местечко, чтобы там репетировать. У нас хороший коллектив, и мы хотели где-то просто для души все вместе играть, отдыхать по вечерам от работы. У нас были инструменты, но собраться было негде: в квартирах пробовали, но это не то. И он говорит: есть «Театр.doc», но сцена там маленькая. А нам сцены и не надо, лишь бы просто было помещение, откуда не выгонят.

Там рядом сидел один человек бородатый, слушал нас. Потом подошел и спросил, по какой нужде мы все бросили и в Москву перебрались. Говорит: приезжайте каждую субботу и воскресенье, играйте и рассказывайте о своей жизни. Это был Всеволод Лисовский, режиссер. Такого мы не ожидали! Мы и не думали, что когда-нибудь вернемся на сцену. Сцена в «Театре.doc», конечно, маленькая. Но люди туда приходят, много зрителей каждый раз. Видно, что идут с удовольствием: на каждое выступление нам цветы приносят. А мы так рады, что нас кто-то слушает...

Сейчас в спектакле нас трое: девчонка одна еще и парень. Я на дойре играю, он на таре, и поем: нам подсказали, что нужно один куплет песни и рассказ поочередно ставить, и мы сделали из этого программу. О себе рассказываем, о том, как перебрались сюда. Есть песни про чужбину. Про любовь, про родину, про тоску. Сейчас больше радостные песни — работаем нормально потому что. А раньше было трудновато: мы ничего не умели. Я сам ночевал на Павелецком вокзале две недели. Моего товарища, у которого адреса были, забрали в полицию. А я остался без денег и без адреса. А потом землячка, которая убиралась в зале ожидания, заметила, что я вторую неделю здесь живу, подошла и расспросила обо всем. Сказала: сейчас найдем тебе что-то. Я у них ночевал два дня, потом она нашла мне работу, квартиру. Такие истории — они ведь у каждого мигранта есть. У многих бывало и потруднее.

Земляки раньше к нам на выступления не приходили, а после того, как мы получили «Золотую маску», в газетах прочитали и приходят. Когда они заходят в зал — а там уже сидят люди, русские, которые пришли специально, чтобы нас слушать, — удивляются: получается, мы кому-то еще интересны, кроме своих.

Про Москву

Первая моя работа была на стройке. Мне посоветовали в одну компанию пойти в отдел кадров и сказать, что я все умею. Я пришел, они меня там спросили: что можешь? Могу копать. А еще что можешь? Могу не копать. Они, конечно, меня не взяли. После этого я в турецкую фирму устроился, у них работа очень тяжелая была. И с языком плохо: я не знаю их язык, они не знают наш, русский не знает никто. Строили 18-этажный жилой дом. Когда я пришел к ним, дом уже стоял, самый верх только не закончили, а крана не было. И мы на последний этаж арматуру передавали: стояли ребята в каждом балконе и тянули вверх. Потом были русские ребята, сантехники, с ними я два года работал, после в немецкую фирму ушел. Я, когда только приехал, ничего не умел, здесь всему учился. Таких материалов, с которыми здесь работают, у нас там нет. Даже цемента — и того нет. И с сантехникой пришлось научиться, и с электрикой... Сейчас я все умею. Квартиру под ключ беру и сам ее делаю. Вот у одной актрисы квартиру ремонтирую.

А в театре я просто отдыхаю. У нас это развлечение такое: после работы вечерком обязательно ходить в театр и там отдыхать от стройки.

Про национализм

Я в курсе всего: про Бирюлево, про Пушкино. 4 ноября режиссер говорил: не выходи на улицу — сегодня у них митинг. В газетах читаю всякое да и слышу разговоры: не обо мне, а о других. Называют чурками, да... Не знаю, как другие народы, но таджикский народ это терпит, не отвечает. Куда им деваться, что, в драку лезть? Главное — надо родителям денег отправить, чтоб они там не страдали. А остальное — ладно...

Я сам унижения не испытывал. В последнее время таких людей встречаю, которые действительно уважают... Я и не чувствую себя как на чужой земле. Например, человек, у которого я снимаю квартиру, — тоже хороший музыкант. Сейчас он в Голландии, звонил мне оттуда: говорит, почитал про меня и, как обратно приедет, будет у нас совместное выступление.

Недавно нам вручили «Золотую маску». В тот день в это никто не верил, даже дочки не поверили — а на следующий день в интернете прочитали. Церемония была в Большом театре. Место у меня было наверху, в ложе. Там же сидели другие номинанты, наши конкуренты. Смотрят на меня и говорят между собой: «А этот что здесь делает? Пускай лучше где-нибудь унитаз отремонтирует, ему не в театре место». Называли меня Джамшут, Равшан, как в «Нашей Раше». Я, конечно, обиделся, но ничего не сказал, все стерпел. И тут поднимается в ложу парень: «Тебя зовут на сцену». Пока я спустился, смотрю, на сцене наш директор, и в руках у него награда. Когда я на сцену вышел, так и сказал в микрофон: «Да, я сантехник! Обращайтесь! Могу обои поклеить по-братски» — это такая шутка из «Нашей Раши». После этого они подошли, извинялись, пригласили к себе на спектакль. До сих пор созваниваемся.

Про родину

Последний раз дома я был в прошлом году: в Москву вернулся в ноябре. Десять месяцев там пробыл — дом надо было строить, забыл про все, пока не достроил. И вот только снова попривык к жизни дома — и опять пришлось сюда ехать...

Получается, интервал был 10 лет: предыдущий раз я приезжал туда в 2003-м. Можно сказать, что здесь, в Москве, я живу постоянно, а туда только езжу. Что поделаешь — семью содержать надо. Дочки скоро уедут жить обратно. Младшая учится в институте на заочном, старшая замуж вышла: зять работает, нормально, но те же деньги, что раньше раз в месяц давал ей, и сейчас отдаю. Привык.

А там у меня сын — сейчас в восьмом классе. Он искусством не занимается, спорт любит. Когда я уехал из дома в первый раз, ему было три дня, а обратно я приехал в 2003-м: он уже подрос, ходит, разговаривает. Следующий раз я вернулся через 10 лет, смотрю — уже совсем взрослый. Получается, совсем без меня мальчик вырос. Он диск с фотографиями смотрит, знает, конечно, как выглядит отец, по телефону часто говорим. Но чтобы по душам разговаривать — этого нет...

Там, в кишлаке, у меня остался один брат. Было нас шестеро: старший живет в столице, в Душанбе. Второй погиб, пропал без вести в войну. Один тоже в Москву уехал... И один братишка работает директором в нашем сельском доме культуры. Он тоже человек творческий. В основном у него надежда на нас, братьев, мы ему помогаем. А он зато присматривает за семьями: мужская сила-то тоже нужна.

Я туда приезжаю — там я обеспеченный человек. И на жизнь, и на учебу детям — ну, на все хватает. Счастье, что у нас дорога в Россию есть, можем зарабатывать. А там столько народу до наших дней не дожило...

Вернуться туда хочется — если навсегда. Работать там... Но только если я смогу, как раньше, музыкой заниматься. А это вряд ли. У меня музыка национальная, народная. А там сейчас даже на этих, традиционных, инструментах никто не играет — трудно будет собрать новое поколение, кто бы хотел это изучать.

Аджам Чакабоев

По вечерам играет в «Театре.doc» в спектакле «Акын-опера», днем работает на стройке

© Анастасия Патлай / Театр.doc
Про то, как быть хорошим

Почему же играть в спектакле выбрали меня? Почему же... Ну я же музыкальный, я же композитор, играю на всем — хорошо играю. Прежде работал композитором на родине, ну, лет двадцать точно. Делал национальную музыку, нашу местную. Мне 50 лет, в Москву перебрался давно, в 2009 году. Раньше музыка кормила, а сейчас что? Сейчас работа — это стройка. Копать, ломать, монтировать — что просят, то и делаю.

Театр — это для меня не сложно, я ведь всю жизнь, считай, так проработал, композитором был. Самое трудное — это возвращение, долго ведь на сцене не был. Отвык очень. Много лет не занимался этим, через сколько лет на сцену пошел — шесть-семь-восемь или сколько там лет! Страхи там... Но решил: надо чуть-чуть потренироваться — дела пойдут. И пошли. Как готовлюсь? Ну как, считай, вхожу в раж.

Сперва сыграли что-то, режиссеру вроде понравилось. Затем я кое-чего добавил, и понеслось. Контакт, конечно, не сразу удалось наладить. У всех ведь дела там свои, одно там, другое — ну как обычно, все крутятся как могут. К тому же я сначала плохо понимал — плохой у меня был русский язык тогда, сейчас все лучше. На первых репетициях понимал не очень, совсем не очень. После третьей репетиции стал себя чувствовать нормально, не зажато, одним словом. Репетиции у нас с час-полтора, в месяц же по два-три раза встречаемся — больше никак, к сожалению, не выходит. Но с актерами хорошо мы общаемся, правда, только в театре. Мы ведь все время работаем, стройка. У других своя работа, тоже заняты. Плюс ведь какой от театра? Приходим, играем — нам сразу легче становится. На работу уже проще идти.

Говорят, что очень хорошо, что хороший я, раз решил опять на сцене быть.

В спектакле каждый из нас рассказывает свою жизнь как есть. Ну что тут добавить? Жизнь со всеми ее проблемами, трудностями, так и рассказываем — лишнего не придумаешь. Но я сам только играю музыку, я ведь говорил, что композитор. Считай, все тревоги, все беды говорим зрителям, по-русски, по-таджикски. Я вот сразу понял, зачем такой спектакль.

У себя на родине, в Таджикистане, я знаешь как часто ходил в театр! Ведь сам, говорю, там работал. Постоянно всей семьей ходили, все премьеры посещали — все важные спектакли лично видел. Значит, приезжали гастроли разные к нам в город, спектакли всякие молодых режиссеров — про жизнь молодежи нашей, интересно, конечно, было. Что говорить, хорошая культурная жизнь была у меня — сейчас, конечно, не так. Сейчас ни за чем не слежу — далеко ведь живу. Когда мне? Так, посмотрю какие новости по интернету, да и все. Пообщаемся с родственниками чуть-чуть. Одним словом, не очень культуры хватает здесь мне. Готовимся только в театре. У меня только стройка, скучаем без театра, конечно.

На родине давно не был, лет семь-восемь. Скучаю. Сам я из города Хорог — это Бадахшан, восток страны. Это особая горная автономная область, Памир здесь уже. В Москве общаемся мы не только между собой, таджиками. С русскими, конечно, дружим. Ну, теми, с кем работал, кто с нами на стройке трудился. Про волнения в Пушкине первый раз слышу, только вот про погромы эти вчера ребята что-то разговаривали. Конечно, это плохо, насилие это. Не люблю таких, хочу, чтобы жили спокойно, нормально. Сам я с этим никогда не сталкивался. И мои знакомые тоже такого избежали, слава Богу. Пускай так и дальше будет!

В общем, будет у нас премьера, затем, надеюсь, еще что-то обязательно придумаем, как же иначе? Придумаем. Придут в театр, я думаю, в основном москвичи, но ждем и своих, я друзей моих позвал. Семье вот понравилось, что я вернулся в театр. Говорят, что очень хорошо, что хороший я, раз решил опять на сцене быть.


Понравился материал? Помоги сайту!

Сегодня на сайте
Разговор c оставшимсяВ разлуке
Разговор c оставшимся 

Мария Карпенко поговорила с человеком, который принципиально остается в России: о том, что это ему дает и каких жертв требует взамен

28 ноября 20244965
Столицы новой диаспоры: ТбилисиВ разлуке
Столицы новой диаспоры: Тбилиси 

Проект «В разлуке» начинает серию портретов больших городов, которые стали хабами для новой эмиграции. Первый разговор — о русском Тбилиси с историком и продюсером Дмитрием Споровым

22 ноября 20246520
Space is the place, space is the placeВ разлуке
Space is the place, space is the place 

Три дневника почти за три военных года. Все три автора несколько раз пересекали за это время границу РФ, погружаясь и снова выныривая в принципиально разных внутренних и внешних пространствах

14 октября 202413101
Разговор с невозвращенцем В разлуке
Разговор с невозвращенцем  

Мария Карпенко поговорила с экономическим журналистом Денисом Касянчуком, человеком, для которого возвращение в Россию из эмиграции больше не обсуждается

20 августа 202419582
Алексей Титков: «Не скатываться в партийный “критмыш”»В разлуке
Алексей Титков: «Не скатываться в партийный “критмыш”» 

Как возник конфликт между «уехавшими» и «оставшимися», на какой основе он стоит и как работают «бурлящие ритуалы» соцсетей. Разговор Дмитрия Безуглова с социологом, приглашенным исследователем Манчестерского университета Алексеем Титковым

6 июля 202423654
Антон Долин — Александр Родионов: разговор поверх границыВ разлуке
Антон Долин — Александр Родионов: разговор поверх границы 

Проект Кольты «В разлуке» проводит эксперимент и предлагает публично поговорить друг с другом «уехавшим» и «оставшимся». Первый диалог — кинокритика Антона Долина и сценариста, руководителя «Театра.doc» Александра Родионова

7 июня 202428956
Письмо человеку ИксВ разлуке
Письмо человеку Икс 

Иван Давыдов пишет письмо другу в эмиграции, с которым ждет встречи, хотя на нее не надеется. Начало нового проекта Кольты «В разлуке»

21 мая 202429613