Разговор c оставшимся
Мария Карпенко поговорила с человеком, который принципиально остается в России: о том, что это ему дает и каких жертв требует взамен
28 ноября 20245344— Санкции в отношении России продлятся весь следующий год. Как это отразится на кошельках россиян?
— Это будет зависеть от многих факторов. Думаю, пока мы их влияние еще не слишком ощутили. Основные санкции сегодня — это ограничения на финансовых рынках. А российским компаниям предстоит выплачивать значительные долги, и пик выплат в следующем году придется на февраль—апрель. Именно тогда начнется ажиотажный спрос на валюту. Кроме того, сейчас в торговле распродаются товары, поступившие по договорам, заключавшимся летом этого года, когда рубль еще был «дорогим». Поставки по новым контрактам начнут поступать в январе-феврале, и на них ценники будут уже не сегодняшние. Наконец, и государство, и корпорации начнут жить по бюджетам 2015 года, которые, что бы ни говорили, будут менее вольготными, чем действующий сейчас… Поэтому заметный эффект санкций еще впереди, а уж полный станет понятен и того позже — скорее всего, к лету 2015 года.
Дальнейшее зависит от поведения нашего лидера. В частности, от его политики на Украине. Будем ли мы дальше втягиваться в войну или наконец остановимся? Я убежден, что «партия войны» в Киеве сильна, как и идея вернуть Донбасс, который Украине экономически совершенно не нужен. Поэтому наверняка произойдет обострение конфликта. Украинцы предпримут новое наступление, наши ответят в привычном стиле — фактическим введением войск, как уже было в августе (пусть даже и с отрицанием этого факта). Очевидно, это вызовет новую волну санкций. Какими они будут — сказать трудно. Но предположу, что в первой половине2015 г. санкции усилятся из-за продолжения геополитических проблем.
К примеру, санкции против Югославии спровоцировали инфляцию в миллион процентов при Милошевиче в 1993 г. Такого масштаба я, конечно, в российском случае не ожидаю — но непредсказуемость наших властей не дает возможности делать четкие прогнозы. Вот 1 декабря Владимир Путин отказался от «Южного потока» (проект газопровода из России в Европу по дну Черного моря. — Ред.). А что он сделает завтра?
— Хороший вопрос. На фоне ухудшения экономической ситуации Путин может взять курс на либерализацию если не политики, то хотя бы экономики?
— Мне в это не верится. Если человек все годы своего правления «закручивал гайки», то что вдруг должно изменить его позицию? Напротив — нет лучшего момента для ужесточения курса, чем внешнеполитическое и внешнеэкономическое давление. Когда вокруг одни «враги», то о какой либерализации может идти речь? Как можно тут объяснить своим сторонникам смену курса? Владимир Владимирович очень «последовательный» политик, который не признает своих ошибок, а, чувствуя нажим, ведет себя еще более жестко и непредсказуемо.
Нужен был мораторий на выплату внешних корпоративных долгов вместо дурацкого запрета на ввоз продовольствия.
Сейчас у нас либерализованы финансы, но не экономика. Вы можете на любое количество рублей купить доллары и свободно вывезти их за рубеж. Как можно удерживать при этом курс рубля в условиях паники? Что может быть либеральнее открытых границ? И тут я как раз бы посоветовал отойти от такого либерализма, ввести, например, мораторий на выплату внешних займов. Невозможно создать собственную финансовую систему, имея открытые границы для оттока капитала. Но никакого либерализма в реальном секторе нет. Давно нужно было снижать налоги для малого бизнеса — как минимум год назад, когда началось сползание в рецессию (спад производства. — Ред.). А их только повышают. Понятно, что бизнес будет не налоги платить, а попросту закрываться. Здесь как раз нужна либерализация…
Но я не верю Путину. Даже если заявление о либерализации экономики прозвучит, нужно еще доказать, что это не пустой звук. Нужно реально снизить налоги, уволить показательно тех прокуроров и следователей, кто ведет заказные дела против бизнесменов, вернуть нормальный арбитражный суд, который был уничтожен. Я не вижу предпосылок ко всему этому.
— Какое, на ваш взгляд, решение смогло бы стабилизировать обстановку в нынешних экономических условиях?
— Мораторий на выплату внешних корпоративных долгов вместо дурацкого запрета на ввоз продовольствия. Сегодня огромный спрос на доллары возник потому, что российские корпорации перегружены обязательствами перед иностранными кредиторами. Как только Запад ввел финансовые санкции, Путин мог сказать: вы не даете новых денег, а мы не возвращаем старых. Когда мы помиримся и вы дадите нам доступ к финансам, как было раньше, мы выплатим вам все долги с процентами. А пока мы выплачиваем долги при снижающихся ценах на нефть. В итоге это приведет к опустошению резервных фондов.
На мой взгляд, такое решение было бы драматичным, но рациональным. Это не привело бы к дефолту 1998 года, когда государство отказалось платить по своим собственным обязательствам. Сейчас таких обязательств фактически нет — в долг брали компании, а не правительство. Возник бы форс-мажор, при котором Россия говорит: я запрещаю бизнесу выплачивать долги, если вы запрещаете своему бизнесу инвестировать в нашу нефтянку. А компании, в свою очередь, говорят: мы не против расплатиться, но государство запрещает.
Это могло бы стать реальным шагом для улучшения ситуации. Если ежедневно на бирже перестают покупать по $0,5—1,5 млрд для выплаты внешних долгов, то ослабляется давление на валютный рынок и курс рубля идет вверх. Цены импорта снижаются. Инфляция ослабевает. Государство может потребовать от монополий зафиксировать тарифы. И если наступает относительная стабилизация, Центробанк сможет начать наращивать денежную массу, что всегда ведет к оживлению…
Немецкий средний и малый бизнес в восторге от санкций!
— Что необходимо сделать властям для полного снятия санкций и возможно ли это в обозримом будущем?
— Необходимо дать украинцам полностью закрыть границы, перестать отправлять на их территорию новейшие танки и тайно хоронить десантников во Пскове. Это станет предпосылкой для их снятия, поскольку Европа имеет серьезные бизнес-интересы в России. Но масштаб этих интересов и серьезность их лоббирования не стоило бы переоценивать. В России, например, говорят, что немецкий бизнес против санкций. На самом деле в Германии есть две крупные бизнес-ассоциации. Первая занимается поддержкой интересов крупного бизнеса, вторая лоббирует интересы среднего и малого бизнеса, который в восторге от санкций! Он хочет видеть Украину на европейском рынке, чтобы открыть там свое производство. Крупный бизнес, напротив, ориентирован на Россию. Поэтому бизнес-сообщество Европы не монолитно и не кричит хором — «простим Москву!» Но если оставить в покое украинцев, бизнес постепенно будет лоббировать снятие санкций.
— Почему крупному бизнесу Германии, заинтересованному в снятии санкций, не удается добиться своего?
— Крупный бизнес не определяет политику демократической страны. Это не система олигархата. И даже если председатель компании уровня Siemens приходит к Меркель и рассказывает, как выгодно торговать с русскими, она может ответить: а вы готовы потом жить в новой ГДР, которую Путин установит во всей Европе?!
До какого-то периода времени Меркель еще балансировала между финансовыми интересами Германии и международным правом. Но вскоре забыла про бизнес, поняв, что если прощать «другу Владимиру» все подряд, действительно можно как-нибудь проснуться в своей «любимой» ГДР. Разумеется, ее это не вдохновляет.
— Неужели Путин, ввязываясь в историю с Крымом и Донбассом, заранее не предвидел столь тяжелых экономических последствий?
— Я не могу знать, что происходит в голове президента. Но Путин давно убеждал Запад не сметь соваться на Украину. Он считает, что такого государства не существует, так как четко сказал в интервью федеральным телеканалам еще в конце 2011 года: Советский Союз — это та же «Россия и есть, только называлась [она] по-другому». Все постсоветское пространство для Путина — это исторически Россия, и «нездоровый» интерес Запада к Украине, Белоруссии, Казахстану он воспринимает как вторжение на российскую территорию. А себя он считает, наверное, Генеральным секретарем ЦК КПСС эпохи 1970-х годов: Советский Союз, империя, сверхдержава, КГБ у власти. В 1968 году Брежнев ввел войска в Прагу, и западный мир промолчал, поскольку сферы влияния давно были поделены. Теперь Путин, считая Украину зоной своего влияния, полагает, что имеет право дойти с танками и «зелеными человечками» до Киева, а если не до Киева, то до Крыма точно.
А вы готовы потом жить в новой ГДР, которую Путин установит во всей Европе?!
— Экономические последствия в расчет вообще не брались?
— Конечно.
— Лишь имперские амбиции?
— Не только имперские амбиции. Здесь сложная смесь из ощущения собственного величия и слабости противника (в последнем он, кстати, оказался совершенно прав). Европейские лидеры стратегически ему проиграли. Но после взятия Крыма Путину стоило бы апеллировать к ООН, говорить, что «киевская хунта» хочет устроить там геноцид русского населения, а мы этот регион охраняем и пока присоединять не собираемся. Пусть Киев успокоится, пусть Украина вступит в Европейский союз (лет так через тридцать), тогда мы и решим судьбу полуострова. И санкций бы сейчас, скорее всего, не было бы…
А экономически, конечно, никто ничего не считал. Украинский бюджет на 2014 год был сверстан таким образом, что дотации, предназначенные Крыму, составляли всего $300 млн. Что для Путина $300 млн? Мороженое купить и на карманные расходы. Однако на российском уровне $300 млн превратились в $3 млрд, а со строительством моста плюсуйте еще $10 млрд.
— Смогла бы Россия избежать кризиса, не будь в ее составе Крыма, а на совести — военного вторжения на Украину, что повлекло за собой введение санкций?
— Делая прогноз на 2014 год, я ошибся по нескольким позициям. В частности, по инфляции. Я полагал — инфляция будет очень низкой из-за того, что Путин без всякой украинской эпопеи закрутит гайки так, что предприниматели будут классово вымирать, а народ — вывозить деньги за границу и отток капитала просадит курс валюты. Инфляция окажется низкой, поскольку спрос начнет падать и появится проблема не купить, а продать. Возникнет избыток предложений. Но сама по себе мысль о том, что экономика умирает и не может развиваться в тех условиях, где предприниматель — изгой и потенциальный преступник, была очевидной и до украинского кризиса. Рецессия была неизбежной.
— Однако сильнее всего на российскую экономику повлиял запрет российским компаниям кредитоваться за рубежом?
— Да. Вспомните ситуацию в начале года. После аннексии Крыма народ тут же побежал в обменники, боясь роста курса валют. Скачайте график курса доллара того периода, и вы увидите, что он был резким в течение нескольких дней, но через месяц курс почти вернулся на прежний уровень. Население в панике отнесло рубли и скупило максимум $5—10 млрд. После этого менять было уже нечего плюс паника улеглась, ведь санкции еще не ввели. Но как только были введены санкции, за долларами пошли уже не граждане, а олигархи и госкомпании, поняв, что нужно возвращать западные займы. Есть друзья Путина, которые придут к нему и получат деньги из средств Фонда национального благосостояния, как сделает это Игорь Сечин, например. А есть люди, которые лишены этой возможности, но им тоже нужно где-то найти доллары, чтобы закрыть свои кредиты. Следовательно, на этом этапе уже корпорации оказываются главными покупателями доллара. У частного сектора кредитов на $670 млрд взято за рубежом, и вот это серьезно. Население и близко к такой сумме не предъявит спрос на валюту — столько денег в рублях у него на руках нет. Проблема стала непреодолимой, потому что когда вы покупаете не $10, а $20, $30, а то и $40 млрд — это другой эффект. И чем выше поднимался курс, тем больше компании бежали и закупали доллары, потому что им была нужна подушка безопасности.
В последние годы российские корпорации порядка 80% кредитов не возвращали, а перекредитовывали. Сейчас перекредитоваться нельзя, только отдавать, иначе вы станете изгоем для западной бизнес-среды. Санкции реально устроили нам рост курса, а нефть — это другой процесс. К тому же ее существенное удешевление началось буквально месяц-два назад.
Шанса на укрепление рубля при нынешней политике я не вижу.
— Что для простых граждан означает падение цены на нефть?
— На сегодняшний день это означает, что наш экспорт может упасть на 35% при $70 за баррель. Доходы бюджета в долларах упадут на 40%, и количество потребляемых продуктов сократится как минимум на 20%. В условиях высокого курса валюты граждане станут получать больше рублей, а правительство будет говорить, что «жить стало лучше, жить стало веселее». Но на деле зарплаты будут существенно ниже. Произойдет реальный провал в уровне жизни.
В этой ситуации гражданам давно стоило покупать доллары и евро. Об этом я говорил еще в апреле, поскольку шанса на укрепление рубля при нашей нынешней политике я не вижу. Инфляция будет только расти и подталкивать курс рубля вниз. Месяца полтора назад я писал в «Снобе» колонку о том, что девальвация станет даже не казахстанской, а белорусской, т.е. это самоподдерживающийся процесс: выше инфляция — больше падение курса рубля.
— Насколько рост стоимости валюты повлияет на ценник простой потребительской корзины?
— У нас импортируется порядка 40% продовольствия, 50% товаров народного потребления и 70% лекарств. Кроме того, россияне за эти годы научились ориентироваться в ценах в долларах и евро. Допустим, вы приходите в ресторан и покупаете блюдо за 800 рублей, которое в Европе стоит так же — €20. А через пару месяцев это блюдо стоит уже 1300 рублей, но вы пересчитываете и понимаете, что это сейчас те же €20. И, ориентируясь на европейские цены, вы его заказываете, не видя несправедливости. Разумеется, этим воспользуются и российские производители и подтянут свои цены к ценам подорожавшего импорта.
— А что происходит с бензином? Почему нефть дешевеет, а бензин — нет?
— В России цены на бензин не реагируют на нефтяные. Это происходит только в США, где нефть и бензин — обычные товары. Представьте: дешевеет картошка — дешевеют чипсы. То же и с нефтью и бензином. В Америке нет штата, где одна компания контролировала бы даже треть заправок. Там больше 50 нефтяных компаний в стране. Поэтому изменение условий вызывает изменение цен на конце конкурентной цепочки. А в России или в Европе бензин — главный источник налогов. У нас в цене бензина 80—82% — это налоги. Соответственно если цена на мировом рынке падает, то нефтяные компании могут немного снизить свою часть цены на бензин, то есть оставшиеся 18—20%, но это на общую стоимость повлияет мало. Тем более что в таких условиях — если компании перестают получать маржу с внешнего рынка — они ищут ее на внутреннем. Да и государство хочет все больше налогов.
— Изменение цен на нефть происходит благодаря каким-то рациональным процессам или закулисным договоренностям заинтересованных стран? Иначе говоря, есть ли в этом политическая составляющая?
— Я думаю, она минимальна. Есть подковерные игры между правительствами ближневосточных стран, которые не хотят развития сланцевых проектов в США и альтернативной энергетики в Европе. В таких случаях они искусственно опускают цены и ждут, пока ажиотаж вокруг сланца или ветряков стихнет, чтобы снова продавать свою нефть по прежним высоким ценам.
В остальном изменение цены на нефть зависит лишь от рыночных колебаний. Никакого мирового заговора здесь нет. Ни американцы, ни саудовцы не собираются ставить Россию на колени, умышленно обваливая цены. Это чисто рыночные процессы. К концу следующего года нефть вполне может вернуться к $100 за баррель.
— Ситуация на Украине никак не влияет на нефтяные цены?
— Никак. Нефть — это предмет самых масштабных спекуляций на сырьевом рынке. Торги по ней являются самыми большими торгами из всех сырьевых ресурсов. Чтобы поставить баррель нефти физически, контракт на него перепродается из рук в руки около 19 раз, а реальная поставка занимает лишь 4% от всего объема торгов. Вот цена этих нефтяных фьючерсов и начинает сейчас переосмысливаться.
Доля России в экспорте нефти довольно приличная — порядка 10% от мирового экспорта. Сейчас европейцы перестали поставлять оборудование для добычи. Это значит, что российские компании в перспективе сократят добычу и цены неизбежно должны пойти вверх. А в реальности куда идут цены? Вниз. По идее, выдавливание России с рынка должно цены повышать, а мы видим обратное. Поэтому никакой связи с Россией и Украиной у процесса падения цен нет.
В заговоры я тоже не верю. Когда в2003 г. американцы вошли в Ирак, многие российские аналитики беспокоились, что они зальют весь мир нефтью, а наша будет стоить копейки. Я же говорил, что они парализуют страну, обрушат добычу и сожгут скважины. Так и произошло. Авантюра США в Ираке впервые сделала российскую нефть достаточно дорогой в начале нулевых. Мы вообще должны поставить памятник Бушу за то, что он туда сунулся. Во многом это и стало источником нашего благосостояния до кризисного 2008 года.
— От чего тогда зависят цены на нефть?
— От ожиданий и спекуляции. При этом я абсолютно не понимаю, почему наше правительство и общество не могут подождать и обойтись без воплей — «ах, что будет при $60, а при $40?!» Нас устроит любая исторически сложившаяся цена.
— Любая? Но есть ли какая-то критическая и при этом возможная для российской экономики цена?
— Во-первых, вопрос в продолжительности этой цены. В2009 г. нефть стоила $36, а потом снова $100. И при $40 все может быть хорошо, если это ненадолго. Если надолго, то даже $60 — это проблематично.
Во-вторых, что такое экономика? Наши нефтяные компании могут существовать достаточно благополучно и при более низких ценах. Проблема не в «экономике», а в бюджете. Бюджету будет сложно балансировать и соблюдать те социальные обязательства, насчет которых клялся и божился Путин.
Мы привыкли считать, что экономика и бюджет — одно и то же. Но экономика жила в России и при цене в $15 за баррель, и при неплатежах со стороны государства, да и много при чем еще… При очень низких ценах на нефть будет очень низкое потребление, люди начнут экономить, мало инвестировать, разорится куча девелоперов и банков. Но это не коллапс, а некое приспособление к новым условиям жизни. Не думаю, что нас ждет полная катастрофа. Темпы роста экономики давно шли вниз, еще задолго до истории с Украиной и санкциями. Это было видно с приходом Путина на третий срок. Таков выбор властей — убивать экономику ради хорошей жизни прокуроров и силовиков.
Другой вопрос, что нами правят несостоятельные управленцы, и главная угроза экономики России — неадекватность ее правящего класса. Да, Центробанк указал в новой стратегии денежно-кредитной политики, что нефть может стоить и $60. Но этому сценарию посвящено три страницы. Как такое может быть? Если у вас нефть стоит $60 за баррель, то, значит, вы должны иметь четкий план того, что закрывать, что сокращать, что замораживать. Но вместо этого, конечно, предпочтут орать с экранов телевизоров, что американцы нам-де цены на нефть обвалили и следует теснее сплотиться вокруг президента. Думаю, в этот раз уже не поможет…
Запрещенный рождественский хит и другие праздничные песни в специальном тесте и плейлисте COLTA.RU
11 марта 2022
14:52COLTA.RU заблокирована в России
3 марта 2022
17:48«Дождь» временно прекращает вещание
17:18Союз журналистов Карелии пожаловался на Роскомнадзор в Генпрокуратуру
16:32Сергей Абашин вышел из Ассоциации этнологов и антропологов России
15:36Генпрокуратура назвала экстремизмом участие в антивоенных митингах
Все новостиМария Карпенко поговорила с человеком, который принципиально остается в России: о том, что это ему дает и каких жертв требует взамен
28 ноября 20245344Проект «В разлуке» начинает серию портретов больших городов, которые стали хабами для новой эмиграции. Первый разговор — о русском Тбилиси с историком и продюсером Дмитрием Споровым
22 ноября 20246943Три дневника почти за три военных года. Все три автора несколько раз пересекали за это время границу РФ, погружаясь и снова выныривая в принципиально разных внутренних и внешних пространствах
14 октября 202413430Мария Карпенко поговорила с экономическим журналистом Денисом Касянчуком, человеком, для которого возвращение в Россию из эмиграции больше не обсуждается
20 августа 202419850Социолог Анна Лемиаль поговорила с поэтом Павлом Арсеньевым о поломках в коммуникации между «уехавшими» и «оставшимися», о кризисе речи и о том, зачем людям нужно слово «релокация»
9 августа 202420571Быть в России? Жить в эмиграции? Журналист Владимир Шведов нашел для себя третий путь
15 июля 202423170Как возник конфликт между «уехавшими» и «оставшимися», на какой основе он стоит и как работают «бурлящие ритуалы» соцсетей. Разговор Дмитрия Безуглова с социологом, приглашенным исследователем Манчестерского университета Алексеем Титковым
6 июля 202423918Философ, не покидавшая Россию с начала войны, поделилась с редакцией своим дневником за эти годы. На условиях анонимности
18 июня 202429138Проект Кольты «В разлуке» проводит эксперимент и предлагает публично поговорить друг с другом «уехавшим» и «оставшимся». Первый диалог — кинокритика Антона Долина и сценариста, руководителя «Театра.doc» Александра Родионова
7 июня 202429217Иван Давыдов пишет письмо другу в эмиграции, с которым ждет встречи, хотя на нее не надеется. Начало нового проекта Кольты «В разлуке»
21 мая 202429900