«Если Россия ввяжется в Сирию по афганскому варианту, крах наступит еще быстрее»

— В конце августа — начале сентября появилось множество сообщений об усилении российского военного присутствия в Сирии. Каковы реальные масштабы вовлеченности России в конфликт на сегодняшний день?

— По этому вопросу даже разведки ведущих стран мира не в состоянии дать какую-то детальную оценку. Иначе в отношении Сирии была бы четкая и ясная политика — как у крупных держав, так и у региональных. А ее нет. Так же, как ее нет и у России. Наших политиков высокого ранга — министров иностранных дел, обороны — спрашивают: «Какова политика России в Сирии? Какие цели, задачи, ситуация?» Но все сводится к постоянному повторению фразы, что Сирия — это суверенное государство и ее проблемы может решать только сирийский народ. И так уже несколько лет.

— Какие интересы преследует Россия, обозначая свое присутствие в Сирии?

— Российское и советское присутствие в Сирии было всегда. Даже в постсоветский период Россия никогда полностью из Сирии не уходила: все равно там оставалась куча военной техники, поставленной еще при Советском Союзе, а ее нужно было обслуживать, ремонтировать. Другое дело, что в 1990-е у России не было ни средств, ни особого желания заниматься сирийскими делами. Лишь начиная с нулевых интерес к Сирии снова возрос. Прежде всего, в связи с поиском Россией новой политической роли в мире. Если точнее — с желанием утвердить или подтвердить свой статус сверхдержавы.

Кроме того, это попытки заработать на связях с Сирией: поставки оружия, разного рода гражданские проекты — энергетика, транспорт, сельское хозяйство, ирригация. СССР специализировался именно на таких формах экономического взаимодействия. Так что здесь ничего особо нового нет.

Резкий виток усиления присутствия России случился с началом «арабской весны» и политического кризиса в Сирии, переросшего в гражданскую войну. Те формы, в которых прошло свержение Каддафи, и то, что с Россией, в общем-то, не посчитались, не спросили ее по поводу дальнейшей судьбы ливийского режима и предприняли односторонние военные действия, — для Москвы это было внешнеполитической пощечиной. Отсюда и позиция: «Никаких уступок по сирийскому вопросу. Хватит свергать режимы в регионе. Все должно происходить в рамках легитимности и международного консенсуса». Читай между строк: «Кардинальные изменения на Ближнем Востоке могут происходить только при согласии России».

Усиление российского присутствия в Сирии — на мой взгляд, скорее пиар-акция.

— То есть все, что сейчас происходит, находится в русле прежних событий — начиная как минимум с 2011 года?

— Да. А исток всего — Мюнхенская речь Путина 2007 года и затем резкое обострение отношений с Западом в ходе осетинского конфликта 2008 года. С тех пор этот тренд продолжается.

— Но все-таки — чем объяснить всплеск интереса к российско-сирийским отношениям буквально в последние недели?

— Это связано с болезненной реакцией Запада и мирового сообщества в целом на политику России после событий на Украине. Начиная с присоединения Крыма любые шаги Москвы вызывают обостренное внимание и болезненный интерес и трактуются исключительно с точки зрения того, что Москва продолжает свою экспансионистскую политику, начатую ей в 2014 году. Отсюда внимание. Потому что те данные, которые есть в наличии, — данные независимых аналитиков по присутствию России в Сирии — показывают, что это присутствие весьма и весьма ограниченное.

— Сколько российских военных находится в Сирии, по вашим оценкам?

— Максимум, что там может быть, — батальон морской пехоты.

— Сколько это в цифрах?

— Стандартно — от 300 до 500 человек. Для Сирии это мелочь. Учитывая, что только на стороне Асада воюют тысячи военнослужащих из Ирана — из КСИРа (Корпуса стражей Исламской революции), из «Аль-Кудса» (иранский спецназ), тысячи шиитских ополченцев из Ирака, и все это — только представители других государств на вполне официальной межгосударственной основе. И это мы не говорим о тысячах наемников и добровольцев. Так что на фоне этого батальон морской пехоты плюс несколько других небольших подразделений — все это несопоставимо с масштабами конфликта.

Чтобы восстановить порядок на территории Сирии, необходимо установить над страной режим временной международной опеки.

— Вы предвосхитили мой вопрос. Каковы расклад и соотношение сил в сирийском конфликте на данный момент? Может ли российское участие хоть как-то на это повлиять?

— На расклад сил может повлиять только массированное военное присутствие России, которое будет исчисляться не тысячами, а десятками тысяч военнослужащих. Но, опять же, это только теоретическая возможность повлиять на конфликт. В реальности даже присутствие там контингента из 20—30 тысяч российских военных не сможет радикально изменить ситуацию в долгосрочной перспективе. В краткосрочной — может. В долгосрочной — нет. Пример — Афганистан, где численность советского контингента доходила до 120—130 тысяч человек, при том что сама афганская армия насчитывала 60—80 тысяч бойцов.

— Сколько боевиков воюет на стороне ИГИЛ?

— Прежде всего, нужно сказать, что ИГИЛ (террористическая организация, запрещенная в России) не имеет вооруженных сил, построенных на регулярной основе. Это конгломерат отрядов, которые постоянно перемещаются между Сирией и Ираком. Общая численность сил ИГИЛ, по разным оценкам, — от 20 до 40 тысяч человек. Но они высокомобильны. Они хорошо вооружены. Они мотивированы. Так что в этом отношении они представляют довольно серьезную силу. Армия Ирака в 2014 году, превосходя ИГИЛ в три, четыре и даже в пять раз, отступала перед их частями и сдавала один город за другим. Так что просто сопоставлять — «столько-то штыков у этих и столько-то у этих» — тут не вполне корректно.

Чтобы представить себе общую картину — постоянно на территории Сирии воюет порядка 100 000 бойцов со всех сторон. Из этой цифры можно исходить. Но нужно иметь в виду, что местное население поголовно вооружено. Поэтому, как только создается угроза какому-то району, сразу собирается военное ополчение, которое свою территорию отстаивает до последнего. Наиболее яркий пример — курдские районы. Любая попытка какой-либо стороны установить контроль над ними сразу же вызывает ответную реакцию в виде мобилизации.

— Возможна ли совместная военная операция против ИГИЛ с участием НАТО и России? Идет много разговоров, что для России это действенный способ помириться с Западом.

— В виде воздушных рейдов, которые и сейчас происходят и к которым присоединяются все новые и новые страны — Турция, Австралия и другие, — да, возможна. Но совместная наземная операция исключена. Слишком разношерстный состав. Я не вижу возможностей для участия России в коалиционной наземной операции.

— Почему?

— Во-первых, разные цели. У Запада это — отстранение клана Асада от власти. У России — сохранение его у власти. Это принципиальное и неустранимое в данных условиях различие. Во-вторых, нельзя четко отделить ИГ от других радикальных исламистских организаций, скажем, от небезызвестной «Нусры». Она то примыкает, то отпадает от ИГ. Есть и другие радикальные салафитские организации, которые периодически вступают с ИГ в конфликт.

— Иными словами, нужна операция сразу против всех и без разбора?

— Я думаю, что для того, чтобы восстановить относительный порядок на территории Сирии, необходимо установить над страной своего рода режим временной международной опеки. Забыть на время все разговоры о суверенности сирийского государства, сирийской власти и т.п. Тем более что это не имеет под собой никакой почвы: в условиях гражданской войны не может быть суверенного государства — одна часть народа воюет с другой. И какая из них больше имеет право претендовать на суверенитет? Суверенитет может быть один. Государство как таковое перестает существовать. Суверенитет — производная от воли народа. А если одна часть народа воюет с другой?

Читай между строк: «Кардинальные изменения на Ближнем Востоке могут происходить только при согласии России».

— Если Россия в попытке выйти на прежние геополитические рубежи перенесет акцент внешнеполитической активности на Ближний Восток, не превратится ли это для нее во второй Афганистан?

— Таких намерений у российского руководства нет. То, что сейчас происходит, — усиление российского присутствия и прочее — на мой взгляд, скорее пиар-акция. Если же предположить, что Россия ввяжется в Сирию по афганскому варианту, то крах наступит еще быстрее, чем в случае с Афганистаном. Ресурсов у России по сравнению с Советским Союзом гораздо меньше. С точки зрения военно-стратегического положения Сирия — это не Афганистан, непосредственно граничивший по суше с СССР. Конечно, это была бы полная авантюра, которая быстро закончилась бы крахом.

— Каким путем возможно распутать клубок противоречий в Сирии? Как можно прекратить кровопролитие?

— На мой взгляд, чтобы разрешить сирийский конфликт — причем сделать это с наименьшими потерями, — необходимо, во-первых, отстранить клан Асадов от власти. Не самого Башара Асада, а именно клан Асадов. Во-вторых, нужен ввод в Сирию сил по поддержанию мира в виде воинских частей ЛАГ (Лиги арабских государств). Но в реальности эта задача по силам лишь такой стране, как Египет. В отличие от, скажем, Саудовской Аравии, чьи наземные части довольно слабы и к тому же участвуют в другом конфликте — в Йемене, да и вообще Саудовская Аравия однозначно воспринимается в Сирии как участник конфликта, который поддерживает одну из его сторон. Египет в этом отношении более нейтрален. Официально, да и фактически он не участвует в сирийской войне на стороне какой-либо группировки. Такой сценарий — ввод арабских сил по поддержанию мира — по моему мнению, единственный способ быстро прекратить военную фазу конфликта.

— Об этом сценарии шли реальные разговоры или это сугубо гипотетические построения?

— Я думаю, что в какой-то мере это прорабатывается. Недавно прошел визит премьер-министра Ливана в Египет. Как мне кажется, это как раз связано с тем, что Ливан может стать очередным полем боя сирийского конфликта и его власти хотели бы заручиться поддержкой Египта по части обеспечения безопасности своих границ с Сирией. На тот случай, если все рухнет и в Ливан хлынет поток беженцев и боевиков всех мастей. Сам же Ливан не способен будет остановить этот поток, и я думаю, что по этой части он хочет договориться с Египтом. Плюс в случае распространения конфликта на Ливан возможно прямое участие Франции, которая традиционно вовлечена в дела этого региона, на протяжении нескольких десятилетий XX века находившегося под французским контролем. Как это было, скажем, в случае с последней операцией Израиля в Ливане против «Хезболлы», когда Франция ввела свои воинские части и послужила «буфером», который разграничил ливанскую армию, «Хезболлу» и израильскую армию. Франция имеет для этого военные возможности, к тому же Франция — это все-таки не США, у нее нет некоего «шлейфа одиозности». И Россия могла бы с этим смириться. А вот если в Ливан, а тем более в Сирию без предварительного согласования с Москвой вошли бы войска США — это был бы очередной политический шок.

Александр Лукьянов — специалист по социальной и политической географии стран Ближнего Востока, сотрудник лаборатории общественной географии и страноведения МГУ

Понравился материал? Помоги сайту!