Разговор c оставшимся
Мария Карпенко поговорила с человеком, который принципиально остается в России: о том, что это ему дает и каких жертв требует взамен
28 ноября 20244958COLTA.RU продолжает рубрику «Ответная реакция»: уважаемые нами люди отвечают на вопрос, горячо обсуждавшийся в последнее время.
«Надо воспитывать новое поколение зрителей с хорошим художественным вкусом, умеющих понимать и ценить театральное, драматическое, музыкальное искусство. И если бы у нас делалось это должным образом, то, может быть, и трагедии, подобной сегодняшней московской, не было бы», — сказал президент Владимир Путин на открытии заседания президиума президентского Совета по культуре и искусству в понедельник — в день, когда вооруженный 11-классник расстрелял полицейских и учителя географии в школе № 263. Мы собрали другие мнения о причинах трагедии в Отрадном и о том, как на нее следует реагировать властям, обществу и СМИ.
социолог, директор Левада-центра
Социологи в принципе не могут анализировать отдельные случаи, а общая тенденция, о которой мы можем судить, говорит о том, что в обществе нарастает уровень агрессии, напряженности и самое главное — ослабление нормативной системы. Связано это с тем, что сохранение авторитарного режима возможно лишь при росте аморализма в обществе. Идеология держится на насилии, на том, что власть определяет свое положение как чистый произвол, не имея никакой ответственности перед обществом. Сила утверждается как принцип социальных отношений, и дальше это распространяется в диффузно-капиллярной форме по всему телу общества. Наше общество очень агрессивно, не имеет перспективы, с высоким уровнем социальной дезорганизации, аутоагрессии, о чем говорят и число самоубийств, в том числе среди подростков, и алкоголизм, и многие другие социальные болезни. Общий уровень агрессивности или демонстрации силы становится кодом социального поведения. Люди не умеют выяснять отношения и регулировать конфликты, только через силу. Естественно, что такое разлитое напряжение так или иначе пробивается и вспыхивает в отдельных случаях. То, что произошло в московской школе, просто получило колоссальный резонанс. Подобные акты где-нибудь в провинции не привлекают к себе внимания, не попадают на федеральные каналы, но они есть.
Что делать с обществом? Никаких серьезных рецептов здесь быть не может, нужны очень долговременные, десятилетние программы реформ: усиление солидарности в обществе, укрепление авторитета семьи, авторитета правоохранительных органов, и суда, и учителей (в особенности). Именно они могут иметь какое-то значение.
Многое сейчас свидетельствует о серьезнейших проблемах в школе и детской среде, но если говорить о воспитании, то надо говорить о том, кто будет воспитывать самих воспитателей. Плохое воспитание родителей — гораздо более серьезная вещь, чем конфликт одного мальчика с учителем. Это уже такая социальная проблема, которую за десять лет не решишь. В строгом смысле мы еще сталкиваемся с инерцией советского общества, исторической инерцией массовых репрессий, которая вообще девальвировала ценности человека. Это не пустые слова. Опыт насилия, не прожитый, не осмысленный, не вылившийся в какие-то институциональные меры и в том числе в осмысленное преподавание, сегодня проявляется такой иррациональной силой и такими случаями.
писатель, журналист, публицист
Здесь не этическая проблема, а психиатрическая. Освещать нужно. И это не дети, а один мальчик с неявным провенансом. А менты должны следить за тем, как хранится оружие в доме. В России одно из самых рестриктивных законодательств относительно оружия — у нас его имеют вволю только силовики и преступники. Граждане разоружены. Что вполне устраивает власти.
журналист, публицист, политический деятель
Я думаю, дети хватаются за оружие потому, что оно лежит так, что за него можно схватиться. Это вина родителей. Я изучал вопрос, не купить ли оружие, и убедился: там такие строгие правила, что это принесет больше хлопот. Но я считаю поспешным говорить, что дети прямо хватаются за оружие в массовом порядке. Напротив, с учетом игрового насилия, видеонасилия удивительно, насколько спокойно у нас в этом плане. Есть лишь определенные культурные группы, которые регулярно хватаются за ножи. А вот среди большинства таких историй с боевым оружием почти нет. Заметим, даже этот несчастный убил учителя, в перестрелке убил милиционера, но одноклассников не тронул. То есть даже у психа довольно высокий самоконтроль.
священник
Беда, конечно… И эта беда обнажает серьезные проблемы — проблемы духовные, пронизавшие наше современное общество, как раковые метастазы.
Скажу сразу: я не солидарен с теми, кто говорит, что вся беда в том, что в наши дни люди имеют доступ к оружию, в частности, вот парнишка имел доступ к оружию отца, оно его и соблазнило… Я знаю немало случаев, когда дети убивали, вовсе не имея под рукой винтовки. Вспоминаю подростка-наркомана, убившего свою бабушку ножницами за то, что не давала с пенсии денег на наркотики. Другого подростка, зарубившего издевавшегося над ним отчима-алкоголика, когда тот спал, штыковой лопатой… Простой кирпич или бутылочная «роза» могут мгновенно стать оружием в руках того, чей разум и чувства захлестнули неуправляемые страсти, кто стал в их водовороте даже не игрушкой — легкой пробкой в кровавой горячей пене.
Не согласен я и с утверждением, что во всем виноваты исключительно кинобоевики и компьютерные игры-стрелялки, которые учат подростков обращаться с оружием: вот, мол, запретить это все — и настанут мир и безопасность. Во-первых, многие родители по своему горькому опыту знают: запретишь ребенку дома играть в игры-стрелялки, выкинешь компьютер — он станет пропадать у друга, компьютер имеющего, или в интернет-кафе. Логика такого подхода ведет в тупик, ибо закономерно предлагает как последнюю меру приковать ребенка дома за ногу к батарее, чтоб вообще не выходил в мир, в котором так много зла и опасностей. В конце концов, все мы, люди моего поколения, кому под 50, помним свое детство и отрочество и знаем, что и во времена, когда компьютеров не было, кто-то забавы ради убивал котят или травил и забивал слабого одноклассника, то есть грех — явление древнее… А во-вторых, совсем не все те, кто смотрит боевики и играет в игры, идут тут же воспроизводить насилие в реальности. Вот я, например, люблю фильмы «Леон» Люка Бессона и «Криминальное чтиво» Тарантино, но далек от того, чтоб наводить справедливость с помощью оружия. Ха, воскликнет кто-то, сравнил! Ты — взрослый человек, а то — подросток! Именно так. Вот в этом-то все и дело. В том, что парня, находящегося в возрасте самом, как известно, рискованном и сложном, никто, по-видимому, не научил быть взрослым.
Мне видится, что никто не научил Сергея Гордеева доброте и элементарному понимаю того, что ценно не только мое «я», но и жизнь ближнего. Если действительно был конфликт между учеником и учителем — никто не научил парня быть стойким в испытаниях, держать их удар, умению вести себя в конфликте, самокритичности, ответственности, терпению. Почему? Думаю, на этот вопрос могут ответить только его родители и близкие, нам же с вами лучше воздержаться и не городить домыслов.
Подчеркиваю: не говорю конкретно ни о ком, не привожу, по слову Высоцкого, «сплетен в виде версий». Но, думаю, глядя вообще на нашу нынешнюю российскую действительность, мы с вами согласимся вот в чем: очень многих подростков взрослые не научили быть взрослыми потому, что не являются взрослыми сами. Инфантилизм — моровое поветрие нашего времени. Я, священник, не даю рецептов типа «сходить в церковь, помолиться-покаяться, и все изменится», но без того, чтобы каждый из нас эту проблему хотя бы осознал — не быта, а бытия нашего, — нам не обойтись.
журналист, писатель
За оружие школьники берутся из-за переходного периода. Этот парень четко говорит — я хотел умереть, но перед этим хотел попробовать убить. Возраст такой. Как известно, именно на этот возраст приходится всплеск суицида. Наслушался песен своего кумира, понял что-то по-своему — и шагнул из окна. Или пошел и перестрелял всех. Как на это реагировать — не знаю. Как с этим бороться? Запрет насилия, убийств и трупов на экране и хранение оружия по правилам. Но это возможно только силами семьи.
журналист
Если бы действительно кто-либо хотел решить задачу снижения числа случаев, аналогичных происшедшему в школе, он бы, возможно, подумал о том, что любому новому владельцу оружия, желающему хранить его дома, раз в квартал за собственный счет можно было бы предложить проходить короткое, 5—10 минут, собеседование у аккредитованного частного психолога или даже психолога на госслужбе — последние, например, есть в любом полицейском участке, в школе, на многих предприятиях и в госструктурах. При этом при наличии детей в семье психолог с некоторой вероятностью сможет вычислить потенциальные проблемы с оружием. В конце концов, никто сильно не возражает против справки от психиатра при получении разрешения на оружие (хотя есть и аргументы против) — не думаю, что такая рекомендация (для городов) будет воспринята как недопустимое вмешательство в частную жизнь.
Я не думаю, что это следует делать обязательной регуляцией — напротив, это должна быть добровольная опция. Для не желающих я бы предложил постоянное хранение оружия в арендованном личном сейфе в ОВД: многим стволы нужны для охоты и развлечения, а не ради самообороны, карточку предъявляешь, отметку делают — забираешь в любое время суток, не нужно — возвращаешь, хранение дома в этом режиме — несколько суток, в противном случае телефонный звонок, не случилось ли чего.
Оставшийся (уже не такой большой) список востребовавших полной оружейной свободы без контроля — предмет несколько более пристального полицейского надзора, не нарушающего ничьих прав. Таких будет, я уверен, уже немного.
Это довольно дорогое решение, в общем, малоэффективное (все меры неэффективны против нервных срывов) и не факт, что вообще необходимое (мы слишком мало знаем об устройстве общества, чтобы точно знать о природе такого рода катастроф и месте их в саморегулировании общества, мы вообще мало знаем, что такое человек и как устроена его психика), — но оно явно дешевле, эффективнее и рациональнее, чем оборудовать все школы бронированными отсеками на случай помрачения ума в школьном коридоре. Для США это практически непроходное по политическим мотивам решение, хотя тут самим американцам виднее. Для Европы и для России, если в России действительно сильно интересуются этой проблемой, оно будет более естественным, чем все обсуждаемые глупости про оперу и запрет компьютерных игр.
Беда в том, что у нас любая катастрофа рассматривается только как повод, но никогда — как причина.
правозащитник, политический деятель
Мне, честно говоря, кажется, что генерализация любого трагического события не совсем корректна. Нет оснований утверждать, что российские дети «хватаются за оружие». Есть, слава Богу, всего один трагический случай, причины которого конкретны и неизвестны. Как и практически в любом случае такого рода, можно полагать, что большая доля вины — на родителях.
Реакция государства на такие события почти всегда совершенно неадекватна. Логика сегодняшней власти предполагает одну реакцию на любые события: запретить и ужесточить. Единственной разумной реакцией могли бы быть только исследования, мониторинг настроений школьников в течение достаточно длительного времени. Попытки немедленных ответных действий — заведомая профанация.
Формализовать рамки освещения такой ситуации журналистами сложно. Понятно, что есть рамки, но они сводятся к такту, к уважению к чужой личности. При этом эти рамки должны быть в некоем балансе с основной задачей СМИ — информированием общества.
Подготовила Юлия Рыженко
Запрещенный рождественский хит и другие праздничные песни в специальном тесте и плейлисте COLTA.RU
11 марта 2022
14:52COLTA.RU заблокирована в России
3 марта 2022
17:48«Дождь» временно прекращает вещание
17:18Союз журналистов Карелии пожаловался на Роскомнадзор в Генпрокуратуру
16:32Сергей Абашин вышел из Ассоциации этнологов и антропологов России
15:36Генпрокуратура назвала экстремизмом участие в антивоенных митингах
Все новостиМария Карпенко поговорила с человеком, который принципиально остается в России: о том, что это ему дает и каких жертв требует взамен
28 ноября 20244958Проект «В разлуке» начинает серию портретов больших городов, которые стали хабами для новой эмиграции. Первый разговор — о русском Тбилиси с историком и продюсером Дмитрием Споровым
22 ноября 20246512Три дневника почти за три военных года. Все три автора несколько раз пересекали за это время границу РФ, погружаясь и снова выныривая в принципиально разных внутренних и внешних пространствах
14 октября 202413095Мария Карпенко поговорила с экономическим журналистом Денисом Касянчуком, человеком, для которого возвращение в Россию из эмиграции больше не обсуждается
20 августа 202419577Социолог Анна Лемиаль поговорила с поэтом Павлом Арсеньевым о поломках в коммуникации между «уехавшими» и «оставшимися», о кризисе речи и о том, зачем людям нужно слово «релокация»
9 августа 202420240Быть в России? Жить в эмиграции? Журналист Владимир Шведов нашел для себя третий путь
15 июля 202422890Как возник конфликт между «уехавшими» и «оставшимися», на какой основе он стоит и как работают «бурлящие ритуалы» соцсетей. Разговор Дмитрия Безуглова с социологом, приглашенным исследователем Манчестерского университета Алексеем Титковым
6 июля 202423649Философ, не покидавшая Россию с начала войны, поделилась с редакцией своим дневником за эти годы. На условиях анонимности
18 июня 202428825Проект Кольты «В разлуке» проводит эксперимент и предлагает публично поговорить друг с другом «уехавшим» и «оставшимся». Первый диалог — кинокритика Антона Долина и сценариста, руководителя «Театра.doc» Александра Родионова
7 июня 202428952Иван Давыдов пишет письмо другу в эмиграции, с которым ждет встречи, хотя на нее не надеется. Начало нового проекта Кольты «В разлуке»
21 мая 202429608