...Вот, скажем, переводчик Г. нашел прекрасный способ решать проблемы своих детей. Вернее, добиваться от своих детей того, чтобы они сами решали свои проблемы. В ответ на любое нытье с попытками переложить дела на отца переводчик Г. стал задумчиво говорить: «Почему я, взрослый человек, должен собирать “Лего”, разбросанное по всей комнате?», «Почему я, взрослый человек, должен лезть под ванну за сливой?», «Почему я, взрослый человек, должен в четвертый раз смотреть “Вверх”?» (тут отдельная проблема с тем, что переводчик Г. боится фильма «Вверх», он про смерть и одиночество, но почему он, взрослый человек, должен объяснять это каким-то козявкам?). И вот за пару месяцев применения такой стратегии дети, к радости переводчика Г., не просто стали меньше к нему приставать, а превратились, по его мнению, в гораздо более самостоятельных людей: «Лего» сами упихивают в мешок с органическим рисом, что закатилось под ванну — то там и лежит, приятно пахнет, «Вверх» сами ставят, сами вынимают. И переводчик Г. всем эту систему очень рекомендует. А потом однажды заходит в ванную — а там в пустой ванне сидит его семилетний сын П., закрыв глаза, и бормочет: «Почему я, взрослый человек, должен обо всем этом думать? Ну почему я, взрослый человек, должен обо всем этом думать?» Но что уж теперь-то.
...Вот, скажем, литератор О. взял себе привычку каждый раз, когда при нем начинают вести патриотические разговоры о Врагах России, ласково спрашивать собеседника, не встает ли у того комом в горле торт «Наполеон».
…Вот, скажем, актер Д. обнаруживает на задворках провинциального англоязычного городка секс-шоп Indira. И решает, что это, конечно, должно быть такое специальное место для девочек с daddy issues. Ходит мимо него три дня и все думает: надо привезти что-нибудь жене. Надо привезти что-нибудь жене. Привезти и сказать: «Вот, знаешь, мне тут попался секс-шоп Indira, и я подумал...» Раньше он никогда в секс-шопы не заходил, он вообще довольно целомудренный человек, но тут в нем прямо играет бес злобной шутки, невозможно удержаться. И он решается вечером последнего своего дня в этом маленьком городке, заходит. Там, понятно, интеллигентная, доброжелательная девочка в очках, с синими пирсингованными бровками деликатно его расспрашивает, и он говорит — ну, daddy issues. И девочка говорит: oh, this is so normal, it's such a basic human problem, тут совершенно нечего стесняться и вообще секс-шоп — та же психотерапия, он молодец, что пришел. И актер Д. даже немножко успокаивается и расслабляется. А девочка говорит, что сейчас они вместе непременно что-нибудь придумают и подберут. Только сначала нужно лучше понять проблему, so, please, tell me a bit more about your daddy. И потом ночью актер Д. почему-то долго плачет, не может заснуть.
...Вот, скажем, израильский полицейский К. останавливает на дороге явно превышающего скорость пианиста Ш. Пианист Ш. все понимает, но слезть со скутера не может: к его спине примотана монтажной лентой гигантская человекообразная плюшевая собака, а к спине собаки примотан десятикилограммовый пакет апельсинов, который, в свою очередь, для сохранности примотан к сиденью скутера. Пианист Ш. начинает извиняться и просит быстренько выписать ему штраф, а потом отпустить — он едет на день рождения к дочери, везет подарок и сырье для соковыжималки. Израильский полицейский К. говорит, что тоже все понимает и у него своих трое, но правила есть правила: пока человек не слезет со скутера, он не может выписывать штраф, а то вдруг этот человек как рванет... Пианист Ш. объясняет, что он не рванет, ему это невыгодно, он едет на день рождения к дочери, вот подарок, вот апельсины, он опаздывает, ему голову проедят, он просто хочет получить штраф и медленно-медленно ехать дальше. Израильский полицейский К. говорит, что ему тоже голову проедят, он опаздывает на похороны и очень хочет просто выписать штраф и тихо ползти в направлении кладбища, но пока человек не сойдет со скутера, этот план невыполним. Сейчас мы порежем монтажную ленту, пианист Ш. слезет со скутера, и мы все спокойно сделаем — тем более что начать день рождения можно и без апельсинов, а подарок никуда не убежит. Тогда пианист Ш. предлагает израильскому полицейскому К. «маленький рефрейминг»: вот гигантская человекообразная плюшевая собака, она едет на день рождения к дочери, везет стейк и апельсины. Нельзя начать день рождения без стейка, гигантская дочь гигантской человекообразной плюшевой собаки сидит там голодная вместе со всеми своими гигантскими маленькими гостями, ждет свой стейк — то есть его, пианиста Ш. Без апельсинов еще как-то, но неужели израильский полицейский К. позволит гигантским человекообразным плюшевым щеночкам сидеть голодными? Израильский полицейский К. уже сдался, он уже выписывает штраф, и от благодарности пианист Ш. чувствует себя обязанным поддержать разговор, он спрашивает, кого израильский полицейский К. собирается отправить сегодня в последний путь. «Явно не того человека», — бурчит израильский полицейский К., а пианист Ш. сочувственно говорит: «Ну ладно, не надо так. Не всю же жизнь вы будете полицейским. Может, вы еще учиться пойдете, может, вас когда-нибудь в должности повысят...» Тогда израильский полицейский К. сует в карман уже почти довыписанный штраф, прячет ручку и начинает снова требовать, чтобы пианист Ш. слез со скутера. И все это время гигантская человекообразная плюшевая собака сидит, нервничает, ничего не понимает.
...Вот, скажем, в узкой компании заходит разговор на очевидную тему, и все рассказывают, как им повезло: одному повезло, что прадедушка, белый генерал, вопреки семейному скандалу женился на юной революционной еврейской девушке, так что теперь, по закону о репатриации... Словом, повезло. Другому тоже повезло: сестру дедушки записали в паспорт как еврейку, поэтому, когда восстанавливали утерянные в войну дедушкины документы... И вот теперь, по закону о репатриации... Третьему повезло не меньше: бабушка жены, чистокровная башкирка, на старости лет вдруг тронулась постсоветским умом и со всеми положенными ритуалами прошла гиюр, так что теперь, в соответствии с законом о репатриации... А четвертый говорит: а мне вчера в «Дошираке» попались два пакетика бульона вместо одного. И это очень для всех неловкий момент, конечно. Но по-своему приятный такой. И от этого, между прочим, еще более неловкий. Но приятный же, ну.
Понравился материал? Помоги сайту!