Швейцарские зидлунги: выжившая утопия
Скромные кооперативные рабочие поселки как радикальная архитектурная новация и вызов капитализму
Одна из экспозиций на только что завершившейся в ЦДХ «Арх-Москве» называлась «Швейцарские поселки. Утопия в повседневности» — проект историка архитектуры Елены Косовской и фотографа Юрия Пальмина. Выставка была посвящена зидлунгам, швейцарским поселкам, которые возникли как ответ на урбанизацию, усилившуюся в начале прошлого века. Зидлунги строили на кооперативной основе, в небольшом отдалении от крупных городов, в основном для рабочих, которые платили взнос за жилье, а потом участвовали в управлении территорией, обязательно включавшей в себя общественные пространства и сооружения. Инициаторами таких проектов часто были конкретные производства, как и в конструктивистских рабочих поселках в раннем СССР, которые тоже строились кооперативами. Но в Швейцарии зидлунги продолжают существовать и сейчас, причем по первоначально установленным правилам управления и владения. Например, к ним непричастны крупные инвесторы, зарабатывающие на продажах квартир. Но архитектурные формы зидлунгов за век сильно изменились. Проекты рубежа 1910-х — 1920-х были, скорее, сельскими: небольшие односемейные дома с садиками и огородами. Размер современных зидлунгов, наоборот, близок к знакомым нам панельным кварталам 1970-х (если и не к целиковым микрорайонам, то уж точно к блокам с общим двором). На каждом этапе планировки такого проекта архитекторы думают о рачительном отношении к территории, об ее экономии, о сохранении общественного, совместно управляемого. Это хорошо заметно по тому, как выглядят дома, по своеобразной скромности их дизайна, сформированной в эпоху Баухауза и конструктивизма, но продолжающейся и поныне.
Фотограф Юрий Пальмин, один из лучших архитектурных фотографов страны, начал снимать зидлунги по собственной инициативе, без всякого внешнего заказа (кстати, новый его проект воспринимается как продолжение его давнишней серии «Северное Чертаново», посвященной экспериментальному району в Москве).
Мария Фадеева поговорила с Косовской и Пальминым об их интересе к этому архитектурному и социальному феномену. В разговоре приняли участие швейцарский архитектор Бруно Крукер, чей недавний проект цюрихского зидлунга под названием «Тримли», жилой комплекс из двух многоквартирных домов средней этажности, стал одним из объектов съемки Пальмина, и профессор Мюнхенского технического университета Штефан Трюби, который выступил в рамках московской экспозиции с лекцией «Переносы/Transmissions».
— Как я понимаю, инициатором проекта стал Юрий. Как это случилось?
Юрий Пальмин: Стечение многих обстоятельств, причем не то чтобы единовременных. Сколько-то лет назад мы с Еленой (Косовской. — Ред.) встретились в Венеции на архитектурной биеннале и стали обсуждать Швейцарию, где она в тот момент работала. Через некоторое время я туда собрался и решил посмотреть что-нибудь не самое туристическое. Например, посетить бернский зидлунг «Халлен», один из тех, что теперь представлены на выставке. И, попав туда, я влюбился. Этим впечатлением мне захотелось поделиться с другими, но сначала понять, за счет чего оно возникло. И вот тогда я решил вместе с Леной провести серьезное исследование. С того момента прошло четыре года, и мы все это время работали над проектом. Наверное, странно, что потребовалось столько лет для выставки длиной в четыре дня (с 19 по 22 мая. — Ред.).
В швейцарской архитектуре всегда чувствуется политика. Ее можно потрогать, учуять носом. В случае с этими кооперативами, зидлунгами, ты понимаешь, что она фотографируема.
— Бруно, вы помните, как Юрий и Елена обратились к вам с предложением включить вашу работу в их проект? Вы удивились?
Бруно Крукер: В принципе, интерес к «Тримли» для меня неудивителен, время от времени кто-нибудь приходит и просит рассказать об этом жилом комплексе, сводить туда. Но обычно это студенты, так что запрос Юры и Лены оказался в своем роде уникальным. Мне очень любопытно, когда мои работы анализирует кто-то со стороны, это позволяет мне шире понять то, что я сделал. Тем более что этот проект подвергался и критике.
Елена Косовская: Позвольте, я введу в наш разговор еще одного героя. Нашему исследованию очень помогли разговоры со Штефаном Трюби, с которым мы вместе теперь работаем в Мюнхенском техническом университете. Мы с ним давно пытаемся найти способы разговора об архитектуре вне традиционной архитекторской тематики формы и пространства, расширяя контекст. Естественно, я пришла к нему обсудить и зидлунги, уникальные не только в своем облике — а они и правда в большинстве своем очаровательны, — но и в принципах организации жизни, управления пространством. И мы решили, что должны говорить о капитализме, который в них заложен, но не отмечен конкретной материальной формой.
Штефан Трюби: Скажу честно: для меня этот проект — по-прежнему загадка, хотя я видел фотографии и знаю содержание текстов. Почему? Потому что это контрастирует со среднеевропейским восприятием русских как носителей радикальных идей в архитектуре, построенных на кардинальном обобществлении. Ваша культура и ваша архитектура стоят на этом.
Пальмин: Стояли.
Трюби: И вот два человека из России смотрят на швейцарскую сдержанность, невзрачность, о которой и сами швейцарцы много написали, но они-то всегда были далеки от радикальности.
— Юрий, Елена, а ваш проект радикален?
Пальмин: Когда разглядываешь швейцарскую архитектуру и знакомишься с текстами о ней, увлекает то, насколько тут всегда чувствуется политика в широком смысле слова. Кажется, что ее можно потрогать, учуять носом. Архитектура действительно представляет собой сложное сплетение контекстов, и политика — одна из ее «нитей», но это не всегда так очевидно. Но в случае с этими кооперативами ты понимаешь, что она фотографируема.
В «Тримли» акцент на дворе, а не на зданиях. Его центральная тема — движение, связи через пространство между домами, коммуникация.
— Елена, а Юрина съемка повлияла на содержание ваших текстов о зидлунгах?
Косовская: Мы же все эти четыре года вели дискуссии, обсуждали наши догадки. Взять тот же «Тримли»: что значит использование технологии панельного строительства в нетиповом проекте? Или — как коллективизм проявляется на символическом уровне?
— Бруно, а вы пытались самостоятельно фотографировать эти поселки, для себя?
Крукер: Нет, я в этом не особо хорош. Но я их все посетил, они — часть швейцарской культуры и, значит, моей биографии, а размеры страны позволяют объехать их буквально за два дня. Знаете, я впервые увидел «Халлен» студентом. И у меня было то же ощущение, что прозвучало в начале разговора. Я тогда еще не был архитектором, просто глазел, пока мы обходили поселок, посещали здания. Они меня потрясли. Тут важно подчеркнуть, что я вырос вне интеллектуальной среды: мой отец работал сантехником. То есть это было ощущение, а не осознание. Я интуитивно понимал, насколько тут хороша архитектура, не имея представления о ее истории.
— А вам хотелось бы сейчас построить еще один кооператив? Не такой масштабный, как «Тримли», состоящий из отдельных домиков, с меньшим количеством жителей?
Крукер: Да, но сегодняшние клиенты редко заказывают такие проекты. Хотя архитектору они дают возможность экспериментировать и с формой, и с материалами. Мы сегодня ездили смотреть на дом Мельникова. Такое сооружение не может быть заказано сегодня серьезным клиентом.
— Хотелось бы вернуться к сдержанности и скромности. Откуда она в зидлунгах? Это эстетическое, политическое, швейцарское?
Крукер: Наверное, швейцарское.
Косовская: В Швейцарии героическую архитектуру отрицали еще в конце 1930-х. Уже тогда в стране появлялись объекты, подобные послевоенной модернистской архитектуре в других странах Европы. Велись серьезные дискуссии о принципах соединения современности, традиции и сдержанности.
Крукер: Важно было противостоять пафосу фашистской архитектуры.
В этом поселке я решил снять лесенку для кошки. Она сделана идеально, прекрасна в каждой детали.
— Честно говоря, «Тримли» мне кажется достаточно монументальным авторским жестом, как и брутализм некоторых зидлунгов с выставки.
Пальмин: Монументальное стремится стать в центре внимания, а в том же «Тримли» акцент на дворе, а не на зданиях. Его центральная тема — движение, связи через пространство между домами, коммуникация.
Трюби: Монументы Швейцарии — это горы, вся политическая организация страны — это отражение первостепенности ландшафта перед артефактами, среды перед единоличной волей. Самая старая демократия в Центральной Европе. Здесь героическое возникает лишь в инфраструктурных проектах вроде железной дороги в горах. Ленину надо было уехать отсюда, чтобы начать революцию.
Крукер: Такое отношение к ландшафту продиктовано тем, что у подавляющего большинства моих сверстников деды были фермерами. В этом смысле городская иерархичная культура не в нашей традиции.
Косовская: Архитекторы вечно мечтают изменить своими проектами социальное. У них никогда не получается, но каждый новый поток студентов приходит с верой в эту миссию. А зидлунги с их кооперативным устройством продолжают работать и воспроизводиться. Феноменальным образом их нереволюционность дала больший сдвиг, чем самые радикальные жесты.
— Бруно, ваш «Тримли» состоялся бы без кооперативного заказчика?
Крукер: Формально вполне возможно, но использовали бы его иначе. Например, двор вряд ли стал бы столь активным пространством: думаю, частный заказчик предпочел бы спокойствие паркового решения, которое создавало бы ощущение чего-то более приватного.
— Но, как я понимаю, несмотря на то что в Швейцарии меньше заборов, чем в России, разделение на общественное и частное тем не менее сильно?
Пальмин: О да, границы осязаемы, хоть и не материальны. На выставку в итоге не попал зидлунг из Биля архитектора Петера Цумтора. Но там со мной произошла интересная история. Когда я фотографирую, мне нужен ракурс, и я игнорирую границы, хотя, естественно, замечаю, как меняется энергетика при их пересечении. В этом поселке я решил снять лесенку для кошки. Она сделана идеально, прекрасна в каждой детали. Но вижу…
Косовская: Кошку?
Пальмин: Хозяйку и крик в ее взгляде при отсутствии всякого звука. Я вошел в ее владение.
— Юрий, Елена, а на кого все-таки была рассчитана ваша выставка?
Пальмин: На всех тех, кто страдает от сегодняшних девелоперов и инвесторов. Мы показываем, как этого можно избежать.