Позвоните Аристотелю

(От редакции: орфография автора сохранена.)

19 января, в день памяти журналистки анастасии бабуровой и адвоката станислава маркелова, убитых боевиком из группы «борн», в петербурге открылась выставка «искусство солидарности», посвященная антифашистам и анархистам, арестованным и подвергнутым жестоким пыткам по печально известному «делу “сети”». организаторы выставки — проект rupression.com, осуществляющий их поддержку. в москве этот день также стал поводом для разговора о репрессиях в отношении антифашистов — и не только в форме митингов: 20 января в сахаровском центре коллектив анонимных организаторов провел художественный фестиваль поддержки политических заключенных «чёрный лёд».

выставка «искусство солидарности» нашла пристанище в одном из немногих мест петербурга, где свободно проходят мероприятия правозащитников и активистов, — в «открытом пространстве». место было выбрано организатор_ками в условиях острой нехватки площадок: при общем дефиците независимых галерей, открытых к сотрудничеству с молодыми и не слишком именитыми художни_цами, еще меньше галерей готово к сотрудничеству с проектами, критикующими такие государственные устои и традиционные ценности, как полицейское насилие.

так, «пытки-2018», проект «театра.doc», созданный на основе свидетельств людей, арестованных по «делу “сети”» (видеодокументация которого выставлена в проекте «искусство солидарности»), столкнулся с отказом одной из площадок по звонку из фсб.

екатерина косаревская, участница общественной наблюдательной комиссии петербурга и проекта «пытки»:
«мы заранее договорились, порадовались, что “пытки” выходят в новое пространство. площадка иммерсивного шоу “безликие” — она такая, скажем, хипстерская. но за пару дней до читки администрация “безликих” сказала, что им звонили, угрожали, что если читки у них пройдут, то их закроют.

я была на всех предварительных читках (четыре варианта перед тем, как появился спектакль). первый вариант со свидетельствами пыток и сводками новостей вызывал слезы в зале. а ко вторым читкам добавился смех, и тот момент, когда зал засмеялся над шуткой из пьесы, был для меня самым сильным и самым запоминающимся. кажется, нтв говорит маме армана сагынбаева, что ее сын был среди тех, кто хочет взорвать мавзолей, а та не понимает, зачем мавзолей взрывать, если там и так все мертвые. невозможно жить в этом аду и с ним бороться с одним только мрачным лицом».

К счастью, читки согласился принять у себя «интерьерный театр», и показ состоялся.

с похожими проблемами столкнулась и московская акционистка катрин ненашева, когда захотела представить свой проект «груз 300» в галерее на солянке.

художница разрабатывала этот выставочный проект несколько месяцев на основе как собственного опыта — она перенесла пытки во время пребывания в одной из самопровозглашенных республик на территории юго-восточной украины, — так и рассказов и произведений других людей, перенесших пытки, и свидетельств их близких. в создании проекта принял участие и художник николай бояршинов, отец одного из фигурантов «дела “сети”» юлия бояршинова.

незадолго до открытия администрация галереи сообщила об отмене выставки «по независящим от солянки обстоятельствам» (по некоторым сообщениям — по звонку из министерства культуры). впоследствии директор галереи федор павлов-андреевич ушел со своего поста, в числе причин назвав и отмену «груза 300».

проект «груз 300» трансформировался и состоялся как серия уличных акций и закрытых показов иммерсивных театрализованных мистерий. как и множество других вопросов первостепенной важности для искусства и общества, разговор о пытках проходит в приглушенном полупубличном режиме на окраинах культурного поля.

катрин ненашева, художница:
«клетка со мной, застывшей и беспомощной, появлялась в разных общественных местах, а на ней был текст о невидимости людей, переживших насилие, об изоляции, о птср. эта поза тела, заключенного в клетку, говорит о позиции художника, который сегодня постоянно попадает под давление системы, если высказывается на актуальные темы.

что делать с грузом, когда ты встречаешь его на улице? я не знаю. случайные зрители реагировали абсолютно по-разному: кто-то хотел поджечь мне пятки, кто-то пинал, кто-то срочно вызвал скорую и полицию, желая оказать помощь, но не понимая какую. кто-то плакал и вытаскивал меня из клетки своими силами. кто-то проходил мимо.

сейчас я думаю, как продолжить путешествия груза, ведь тема с переживанием пыток по-прежнему актуальна, а площадок, на которых можно об этом говорить и где можно показать проект, просто нет».

«дело “сети”» — одно из самых аффективно заряженных и пугающих событий, связанных к тому же с фсб. в сознании современного россиянина фсб — это примерно как «гнев божий» в сознании средневекового европейца. мистический ужас холодит мои пальцы, когда я печатаю этот текст, — и это в гораздо меньшей степени шутка, чем хотелось бы. «открытое пространство» — место, где даже я чувствую в себе немного храбрости.

катя сытник, художница:
«очень здорово, что нашлось место, в котором удалось наконец сделать эту выставку. и жаль, конечно, что туда придут в основном только те, кто и так знает про эту историю. грустно и симптоматично, конечно, что галереи и прочие места, связанные с искусством, боятся ее принять. исключением, да и то всего на два дня, стала ярмарка совриска на “севкабеле”».

в проекте ярмарки важная гражданская инициатива переплелась с художественными задачами и амбициями. Для организатор_ок это уже не первая попытка такого рода: 22—23 декабря 2018 года выставочный проект ярмарки современного искусства принял участие в VII независимой ярмарке современного искусства, организованной арт-группой «север-7». на ярмарке к политическим и художественным задачам добавлялись еще и коммерческие — сбор средств на нужды кампании, отправку писем арестантам и так далее.

для привлечения художни_ц был составлен небольшой текст, в котором тема проекта расширялась, художни_ц приглашали к участию с работами «на тему солидарности с политическими заключенными, государственного насилия, репрессий, свободы и несвободы». этот призыв нашел отклик у нескольких авторов, в том числе зарубежных; проект стал международным.

сложности были и с печатью графических произведений. далеко не все типографии соглашались печатать «острую» графику, к тому же и бюджет проекта, существующего на добровольные пожертвования и собственные средства активист_ок, весьма ограничен. тем не менее павильон «тюрьма» был построен на VII ярмарке, пространство которой росло и развивалось как город художников «санкт-догвильбург» с различными объектами городской инфраструктуры, переосмысленными в карнавальном духе: «госпиталь», «церковь», «чум» — и т.д.

в «тюрьме» висели рисунки и тексты самих фигурантов «дела “сети”» — дмитрия пчелинцева, ильи шакурского, виктора филинкова, максима иванкина и юлия бояршинова, а также письма родным и близким василия кускова, армана сагынбаева и валерия чернова и рисунки анны терешкиной из зала суда над виктором филинковым, о которых она пишет, что «лучше бы у меня вообще не было шансов их рисовать и этого суда лучше бы не было».

с этими документально-художественными свидетельствами соседствовали работы художни_ц из разных городов и стран, преимущественно графические, но было и несколько небольших инсталляций и перформанс.

1 анна тен (париж). лист 7 из серии «отсутствие. перформанс». принт на пластиковой основе. 2017 фото: work4food_project. На втором кадре: анна терешкина. судебное заседание по избранию меры пресечения виктору филинкову от 21.03.2018. бумага, карандаш

несмотря на то что коммерческий успех мероприятия был относительно скромным, оно сработало и как художественная выставка, и как гражданская инициатива, а «тюрьма» даже попала в объективы телекамер.

куратор_кам, по всей видимости, пришелся по вкусу визуальный облик павильона, который был целиком выполнен из металлических решеток, и они попытались воспроизвести его и на выставке в «открытом пространстве».

максим евстропов, философ, художник:
«работы крепились на железные решетки, так что посетители выставки оказывались как бы ее заключенными. на открытии было довольно людно, так что не все желающие могли попасть внутрь. зритель_ницы, организатор_ки, участни_цы выставки, усевшись в круг, зачитывали фрагменты писем и стихи арестованных по делу “сети”, тексты маркелова и бабуровой, тексты группы, в которой играл тимур кучарава, и кое-что еще.

вот девушка дрожащим голосом читает текст брехта 1937 года о страхе — истинном правителе третьей империи. вот мать виктора филинкова рассказывает об этапе ее сына, о полевых цветах из окна вагона, о том, как ему наконец удалось выспаться в поезде, и все смеются. выставка-заключение стала местом отчаянной солидарности».

для некоторых визуальная часть мероприятия отошла на второй план по сравнению с его политической составляющей.

марина исраилова, независимый исследователь и непрофессиональный критик:
«я восприняла проект, скорее, не как выставку, а как информационный стенд — может, потому, что меня в первую очередь интересовала информация о том, что происходит с заключенными. это еще очень маленькое пространство, в котором сложно делать выставку. но сейчас я думаю, что один элемент был там действительно выставочным — размещенные по углам картонные камеры ники бесединой. почему-то они мне напомнили кукольные детские мультфильмы, которые в детстве вызывали ненависть и разочарование тем, что отличались от нарисованных, хотя по телику их тоже объявляли как мультфильмы.

На это впечатление наложились слова тех, с кем я общалась на выставке: почти все говорили, что им не верится, что это все происходит. Возможно, солидарность в том, чтобы ты почувствовал себя героем этого мультика. В смысле, не знаю, просто ты читаешь эти письма и погружаешься в кошмар, который вообще не должен происходить, а вот ты читаешь их — и каждое из них реально, каждое написано своим почерком. и поэтому все зрители вышли оттуда с такими грустными лицами, все говорили, как

тяжело тяжело тяжело тяжело тяжело тяжело

х∗∗во х∗∗во х∗∗во

может, в этом и проблема, что мы все какие-то наивные, отчасти как дети? все повторяем эту мантру, что это не должно происходить, что как же это так, неужели это на самом деле происходит?.. но это так давно происходит, что пора поверить. мне кажется, что заслон между нашими представлениями о том, как должно все быть, и тем, как все на самом деле, как раз тормозит действие и все возможные способы политической борьбы — от более активной публицистической деятельности и до легитимных способов проявления гражданской активности типа пикетов, митингов, писем. в общем, эта выставка — проводник к реальности.

об этом и выставка ани курбатовой. как раз она вчера тоже говорила о контрреволюции, бессилии и политической апатии, которая стала общим местом. мы все понимаем, что нужно что-то делать, но каждый чувствует, что делает недостаточно или что сама форма высказывания — например, выставка — на самом деле лишает это высказывание действенности… это какая-то рекурсия и дурной сон, мы все говорим: “почему же мы ничего не делаем?” — и ничего не делаем».

1) аня курбатова. лист из серии «закрытый воздух». тушь, бумага. 2018 2) цианид злой. s.o.s. (sell out soul). продажа души с жертвованием средств в поддержку проекта rupression. перформанс. VII независимая ярмарка современного искусства. 22.12.2018
© Иван Царевский

обе работы не вошли в экспозицию в «открытом пространстве»

на выставке в «открытом пространстве» организатор_ки отказались от расширенной повестки и решили сосредоточиться именно на работах, непосредственно связанных с «делом “сети”» и его героями, подвергнутыми пыткам и репрессиям.

женя, участница коллектива организатор_ок выставки:
«для меня целью этой выставки помимо привлечения внимания к делу “сети” является то, что она выводит все эти прекрасные слова и рисунки ребят за пределы частной переписки. правила внутреннего распорядка сизо запрещают заключенным иметь цветные ручки и карандаши — только синий и черный. условия в тюрьме — пытки, угроза пыток, насилие физическое и психологическое, проблемы со здоровьем — не способствуют тому, чтобы творить. от юлия, который полгода был в пыточных условиях сизо-6 “горелово”, мы не получили за это время ни одного рисунка — у него просто не было на это сил. а для кого-то, как для виктора филинкова, рисование с самого начала стало постоянным занятием в тюрьме, его собственным челленджем, и почти кажд_ая, кто состоит с ним в переписке, получает от него рисунки. в общем, когда эти рисунки, письма и стихи доходят до нас, очень жаль оставлять их тихо лежать в конвертах или файлах на компьютере — хочется, чтобы они заговорили за ребят как можно громче. ну и чтобы ребята знали о том, что их помнят, к ним прислушиваются, что их письма становятся выставочными объектами».

алина, участница коллектива организатор_ок выставки:
«отбора как такового не было, просто на выставке в “открытом пространстве” задумывались две основные темы — работы, переданные из тюрем, плюс работы, касающиеся непосредственно дела “сети”, и что-то в память об убитых 10 лет назад адвокате станиславе маркелове и журналистке анастасии бабуровой. поэтому мы старались придерживаться этих тем. рисунки и письма фигурантов дела “сети” важны для меня тем, что через них можно как-то познакомиться с самими ребятами — людьми, которых обвиняют в терроризме, понять и показать другим, что их волнует, как они смотрят на мир, что, конечно, они не опасные преступники. работы современных художников важны самим фактом их выражения солидарности с ребятами, тем, что художники понимают, что политика — во всем и повсюду, и не остаются равнодушными к происходящему».

1) рисунки виктора филинкова и юлия бояршинова в павильоне «тюрьма» фото: Женя Кулакова 2) гости павильона «тюрьма» подписывают открытки для заключенных фото: Женя Кулакова 3) рисунок виктора филинкова на выставке в «открытом пространстве» © work4food_project 4) юлий бояршинов. мой домик в пензе. бланк «фсин-письмо», ручка. 2018

цианид злой, художник:
«неловко об этом говорить, так как выставка посвящена очень важной теме, которая ни одного приличного человека не может оставить равнодушным и касается каждого, но избегать критики не в моих правилах, критика необходима для развития. у меня случилось что-то вроде выгорания. наверное, дело в том, что мои личные ожидания от выставки не оправдались. я взял на себя смелость отправить нескольким художни_цам приглашение к участию, но некоторые работы были отклонены куратор_ками с различными неожиданными для меня формулировками: “не сочетается по теме”, “слишком концептуально”, “слишком экстравагантно”, а несколько картин просто “не влезли”. меня это немного удивило — для анархистского проекта у кураторского коллектива довольно консервативные художественные вкусы, тревожно близкие к требованиям “формата” от больших арт-институций. то есть это “форматирование” художественного продукта оказывается как бы интериоризовано и низовыми горизонтальными коллективами в виде самоцензуры.

с точки зрения привлечения внимания и расширения общественного резонанса по делу такая политика отбора также видится непродуманной: каждый новый человек — это больше ресурсов и поддержки. в условиях информационной войны и цензуры ценен каждый репост и лайк.

лайк и репост — это сейчас гражданские жесты, и таким образом они конструируются государством, так с ними и обращаются, за них даже можно удостоиться чести тюремного заключения. так что надо было, конечно, набивать всех, кого можно — и особенно кого нельзя, тем более что об эстетичности развески в данном случае, мне кажется, не имело смысла заботиться, так как помещение по своим техническим особенностям никогда не превратится в готический индустриальный лофт вроде “севкабеля”. может быть, стоило тогда ограничиться рисунками самих арестантов, это бы могло даже острее прозвучать. возможно, если бы это была “художественная выставка”, у нее действительно был бы несколько отличающийся, отчасти примиряющий с ужасной действительностью посыл, потому что искусство создает художественную дистанцию, одновременно пробуждает и успокаивает чувства, снимает аффективный накал за счет катарсиса (но так ли уж это плохо?). сложно об этом судить, не увидев такой выставки».

итак, на выставке в «открытом пространстве» представлены в основном живописные и графические произведения, а условное «современное искусство» — видеодокументация перформансов и концептуалистские текстовые принты — оказалось не востребовано.

современные жанры, которые художники активно развивали в послевоенные годы, возникали в том числе и как некий новый язык «искусства после освенцима», на их взгляд, более адекватный для разговора на экстремальные темы тех масштаба и уровня насилия, которые слабо умещались в человеческом сознании. поэтому и произведения йозефа бойса, венских акционистов и прочих зачастую выглядели как проявления психоза.

само существование пыток, факт того, что они не только возможны, но и действительно происходят и попадают в поле общественного внимания, ставит перед человеком ряд неразрешимых парадоксов, ставит под вопрос человеческое в человеке. прежде чем звонить в прокуратуру и следственный комитет, надо бы звонить аристотелю и справиться об определении человека как «политического животного, способного на пытки», радикально подрывающего основы собственной природы.

российский человек в условиях почти ежедневных сообщений о пытках, таким образом, существует в зоне перманентного когнитивного диссонанса и постоянно вынужден доказывать себе собственную человечность.

безусловно, «пытка» — это важный узел в символическом порядке, который должен быть зафиксирован и в широкой общественной дискуссии, и в законодательстве. до тех пор, пока эта проблема не будет соответствующим образом поставлена на повестку (например, появятся соответствующие законы, процедуры работы с заявлениями о пытках и неотвратимое наказание для тех, кто пытает), россияне будут пребывать в маргинальном статусе в человеческом сообществе.

искусство (и особенно «современное» гиперконцептуализированное искусство в его близости с философией) в данном случае — не просто еще один инструмент вынесения этой темы в публичное поле (вроде сми), но и инструмент всестороннего осмысления этого узла парадоксов.

ПОДПИСЫВАЙТЕСЬ НА КАНАЛ COLTA.RU В ЯНДЕКС.ДЗЕН, ЧТОБЫ НИЧЕГО НЕ ПРОПУСТИТЬ

Понравился материал? Помоги сайту!