23 августа 2018Литература
142

Игры в сумерках

Виньетка Александра Жолковского на полях биографии Владимира Войновича

текст: Александр Жолковский
Detailed_pictureВладимир Войнович в Германии, 1986© Getty Images

Умер Владимир Войнович (1932—2018).

Я с давних советских пор читал его. Ранним, новомирским, вещам — «Хочу быть честным» и «Двум товарищам» — сразу же отдал гражданское должное, а неподцензурными «Чонкиным» и «Иванькиадой» наслаждался от всей души — уже в эмиграции. «Москву 2042» прочел с еще бόльшим запозданием, когда ее гротескные пророчества стали сбываться. И совсем поздно, всего пару лет назад, узнал, что это он написал слова всенародного хита 60-х о «пыльных тропинках далеких планет». А также — что он был-таки евреем (по матери и, значит, по иудейскому закону). Я-то ориентировался на шикарное название одной из главок «Иванькиады» — «Намекните, что Вы не еврей», гордясь просвещенным сознанием, что антисемитские наветы вызывала — своим подозрительным окончанием — его исконно славянская, сербская, некогда княжеская фамилия по отцу. Весть о его еврействе меня, как бы это сказать, немного задела; я огорчаюсь, когда непредвзято любимые мной авторы (например, Ходасевич) оказываются евреями, — чувствую себя невольно запершимся в гетто.

А «Автопортрет. Роман моей жизни» я вообще прочел только сейчас, уже после смерти автора. Проглотил залпом, с ощущением неожиданной близости — человеческой, поскольку то и дело вспоминал сходные случаи из собственной жизни [1], а до какой-то степени и повествовательской. Книга написана на редкость открыто и нелицеприятно, в соответствии с давно заявленной программой быть честным. Всем сестрам автор скрупулезно отмеряет по серьгам: родителям, родственникам, друзьям, любимым женщинам, не забывает и на себя оборотиться. Дважды на протяжении книги он посвящает целые страницы объяснениям, почему приукрашивание, будь то своих близких или национальных кумиров, сродни его кажущейся противоположности — клевете. Неудивительно, что с такими установками он систематически теряет друзей и доброжелателей; зато остается самим собой — и создателем редкостной портретной галереи.

У меня никаких личных или профессиональных контактов с Войновичем не было — кроме одного забавного эпизода. Летом 1987 года я преподавал в Германии, в Констанце, ненадолго ко мне присоединилась Ольга [Матич], и в какой-то момент мюнхенцы Смирновы — Игорь и его тогдашняя жена Рената Дёринг — предложили поехать в гости к Войновичу, жившему где-то в пределах автомобильной досягаемости.

Мы поехали, познакомились и были угощены обедом и непринужденной беседой. От квартиры (или дома, судя по «Автопортрету», — в Штокдорфе) осталось ощущение некоторой полутьмы и унылости. От жены писателя (всю жизнь любимой, отбитой у ближайшего друга-литератора — Камила Икрамова) — образ типовой «жены писателя» тех времен. А от самого писателя — впечатление располагающей непритязательности и, может быть, временной потерянности в окружающем мире.

Простота общения сказалась двояко. Я, как обычно при встрече с живыми объектами наших научных исследований, с места в карьер принялся излагать Войновичу нечто теоретическое по поводу его творчества. Тем более что в моем распоряжении имелась идея еще не опубликованной тогда работы моего многолетнего соавтора Юры Щеглова о структуре одного специфического типа повествования, который он назвал «административным». В таких сюжетах действует не сам герой, прикованный к месту и неспособный к передвижениям, а информация о нем — слухи, досье, донесения, приказы и т.п., двигающиеся вверх и вниз по бюрократической лестнице. Образцы административного повествования Щеглов обнаружил у Лескова («Человек на часах»), Толстого («Хаджи-Мурат»), Тынянова («Подпоручик Киже») и у Войновича — в «Чонкине» [2].

Все это я радостно пересказал собравшимся — без особого успеха. Меня, конечно, в первую очередь интересовало мнение Войновича. Он выслушал вроде бы охотно, но от комментариев уклонился, и я не стал настаивать. Но совсем без комментариев не обошлось. Жена писателя поставила адекватность теории административного романа под сомнение, сказала, что о ней надо еще как следует подумать, и несколько раз за вечер возвращалась к этой теме, явно отказываясь выдать Юриной идее высочайшее одобрение.

Проявилась непринужденность общения и совершенно нестандартным образом. Не помню, как именно, но ностальгические разговоры о покинутой родине навели на воспоминания о дворовой игре в пристенок, или пристеночку (неосведомленный молодой читатель может ее погуглить), в которую и Войнович, и я, и Игорь играли кто в предвоенном, а кто в послевоенном детстве-отрочестве. Но дамы о ней ничего не знали; Войнович стал объяснять ее несложные правила, а объяснив, предложил немедленно, тут же, в гостиной, сыграть в нее.

И мы сыграли — вот не помню, все ли или, может быть, все за вычетом жены писателя. Какими монетами играли, тоже не помню, но, скорее всего, немецкими марками — это было еще до введения евро, а американские квортеры у нас с собой вряд ли были. Играли с добросовестной страстностью и неожиданно устойчивыми результатами: мы с Ольгой все время выигрывали, выигрывали — и выиграли, сумму помню отчетливо, 18 чего-то, полагаю, все тех же марок. Мы попытались свести дело к шутке и выигранных денег не взять, но безуспешно. Задним числом не исключаю, что гостеприимный хозяин и хозяева второго порядка — Смирновы умело поддались гостям.

Так что в целом вечер закончился вничью: в литературоведческой любви не повезло, зато повезло в пристенок. Как говорится по-английски, you win some, you lose some.

P.S. Мое заглавие не из Войновича — из Трифонова. Но и сумерки, и игры у нас ведь у всех общие.


[1] Они конспективно изложены и проанализированы в моей статье «Из истории вчерашнего дня» // Семидесятые годы как предмет истории русской культуры. Россия/Russia, 1998, 1 (9) / Сост. К.Ю. Рогов. С. 135—152.

[2] Ю.К. Щеглов. К понятию «административного романа» (Типологические заметки об «Иване Чонкине» В. Войновича) // Новое литературное обозрение, 2009, 99: 143—155.


Понравился материал? Помоги сайту!

Сегодня на сайте
Елизавета Осетинская: «Мы привыкли платить и сами получать маленькие деньги, и ничего хорошего в этом нет»Журналистика: ревизия
Елизавета Осетинская: «Мы привыкли платить и сами получать маленькие деньги, и ничего хорошего в этом нет» 

Разговор с основательницей The Bell о журналистике «без выпученных глаз», хронической бедности в профессии и о том, как спасти все независимые медиа разом

29 ноября 202320749
Екатерина Горбунова: «О том, как это тяжело и трагично, я подумаю потом»Журналистика: ревизия
Екатерина Горбунова: «О том, как это тяжело и трагично, я подумаю потом» 

Разговор с главным редактором независимого медиа «Адвокатская улица». Точнее, два разговора: первый — пока проект, объявленный «иноагентом», работал. И второй — после того, как он не выдержал давления и закрылся

19 октября 202325866