«И ел не Алексей», или Распад кремлевского стиля

Есть старый советский анекдот: на глазах у госкомиссии обрушивается стена дома, прораб хладнокровно смотрит на часы и говорит: «Надо же, точно по графику, как раз в 12:23». В роли этого прораба с середины июля по август выступают лоялистские печатные СМИ. С момента чудесного освобождения Навального они занимаются рационализацией собственного психоза.

Рационализация № 1, сверху: близкие к Кремлю политологи (Дмитрий Бадовский и проч.) доказывают, что все происходящее на протяжении лета прогнозировалось, было заложено в программу, причем даже с учетом корректировок «базового сценария». Ключевое слово в этих текстах — «стратегия»: все идет по плану. На этом акцент, что ситуация под контролем. В отчете о первой встрече Володина с политологами «Навальный добавит выборам легитимности» самое главное сказано в подзаголовке: «Володин рассказал политологам, как администрация президента работает над повышением конкурентоспособности и прозрачности политической системы России». Это надо понимать так: все, что происходило и будет происходить, не случайность, а работа АП; работа адова, конечно, но она будет делаться еще. 13 августа политолог Алексей Зудин в статье «Как стать “системой”?» развивает эту идею: «На начальном этапе региональной кампании 2013 г. оппозиция <…> не располагала серьезными позициями во многих регионах», для чего понадобилось «в нескольких случаях» даже «дополнительное стимулирование конкуренции: к выборам были допущены “проблемные” кандидаты оппозиции». Тут новый курс объясняют не «доброй волей», а переизбытком силы государства: ее столько у богатыря, что мать сыра земля не держит, так что приходится частью силы поделиться с оппозицией. Если по результатам первой встречи Володина с политологами (9 июля) богатырями новой стратегии названы Собянин и подмосковный Воробьев, то во время второй, месяцем позже, понадобилось уточнить еще одно имя: «главным инициатором курса на конкурентность в системной политике является лично президент Владимир Путин», и Володин «призвал “не ломать через колено” конкурентов “Единой России”, а слушать их и работать с ними».

А если кандидату все позволено, то неужели и «все это» тоже?

Но есть и рационализация № 2, спонтанная, на низовом уровне. Тут ключевым является слово «проект». Его произносят все, со священной частотой, с верой в магическую силу слова: Навальный — проект Кремля, Навальный — проект АП, Навальный — проект, которому «все позволено» (Борис Якеменко): «...Проект с внешним управлением, проект, в коем Навальный является марионеткой. Чучелом, которое сверкает электрическими глазами, машет руками на шарнирах, топает ногами, раскрывает рот, пускает дым и огонь и ревет, но все эти пиротехнические эффекты не пугают, а забавляют». Но не пишет, правда, в чью пользу работает проект. «КП» тоже недоумевает: «Политологи, эксперты и, главное, общественность задаются вопросом: почему все атаки на партию власти, а также нарушения выборного законодательства Навальному сходят с рук? Многие уверены в том, что Навального поддерживает Кремль». «Известия»: «И все яснее становилось другое: срыв не выборов, а участия Навального в них — это наиболее эффектное завершение текущего этапа проекта “Навальный”».

За слово «проект» хватаются инстинктивно, как за соломинку. Оно должно все объяснить. И всех успокоить. Это и есть тренд последних двух месяцев: придать выборной кампании — в общем-то совершенно уникальной в истории путинской России — вид сложного, но рационального Замысла. Убедить себя и других, что все произошло так, как и было задумано. Косвенно это доказывает обратное: что Навального в окончательном плане выборов все-таки не было и что коррективы были внесены в последний момент.

Но в результате образовался неприятный лаг, в том числе и стилистический. Дело в том, что благодаря сложившимся обстоятельствам Навальный приобрел некоторую легитимность, пусть и в рамках Москвы, пусть и на два месяца, но все же. ГосСМИ вынуждены объяснять — как то, что раньше считалось «ненормальным», теперь вдруг стало «нормальным». То, что было «блогером», стало вдруг кандидатом. Приходится на ходу перестраивать лексикон. В подконтрольных мэрии изданиях (в окружных и районных газетах) эта проблема решается просто — на вопрос об Алексее Навальном какой-нибудь префект отвечает так: «Все кандидаты, в том числе и упомянутый вами кандидат…» Но в федеральных изданиях так нельзя.

Советская пропаганда знала два основных формата: разоблачение идеологических врагов — или замалчивание. Но была и третья модель, хотя она реже применялась, в случаях, когда нельзя молчать, но и долбить молотом пропаганды тоже надо аккуратно. Примером тут может служить освещение в советской печати польской «Солидарности» в 1980—1983 гг. Идеологический отдел ЦК советовал, например, чтобы статьи о подрывной деятельности «Солидарности» выходили в нейтральных зарубежных СМИ, не ангажированных. Предвыборная Москва 2013-го в федеральных СМИ играет роль «братской Польши» 1980-х, которой нужно помочь справиться со «стрессом». Тут опасность не в Навальном, а в том, что люди могут привыкнуть, что подобное и есть политическая норма; как и к тому, что в политике принимают участие не начальники, а люди. И это нужно как-то попутно с освещением выборов объяснить.

Вершина кремлевской публицистики, песня в стиле «естдетей».

Здесь чувствуется какой-то хаос. Видимо, никакого внятного сигнала, «как писать об этом», не было. То ли АП не занимается мелочами (хотя кремлевский стиль — это не мелочь, чувствуется, что после Суркова не уделяют должного внимания стилистике), то ли решили заодно проверить лоялистов. С другой стороны — а что, если теперь «так надо»? Тут каждое СМИ действует на свой страх и риск, поэтому их бросает то в жар, то в холод.

Интуитивно выработалась за два месяца такая модель освещения выборов в госСМИ — отстранение. То есть писать о выборах так, как будто это происходит не совсем в России, не с нами, это такой сон. Москва — это адский зоопарк, заповедник разврата: там геи, лесбиянки и еще Навальный. И выборы. Но это, поясняют федеральные СМИ, специальные игры в специальной Москве, на которые все «нормальные люди» смотрят как на клоунаду. То есть писать надо так, чтобы немосковский читатель понимал, что этот цирк скоро закончится и жизнь войдет в привычную колею. «Пережить выборы», «люди устали от словесной шелухи» и т.д. Попутно это еще и внушение идеи, что выборы и вообще демократия есть игра, временное явление, сезонное. Балаган, показуха и скандалы. И грязь.

Два ключевых слова тут — грязь и скука. Причем издания не могут до конца определиться: все такое вкусненькое.

С одной стороны, «выборная кампания становится все более грязной». Политолог Борис Межуев в «Известиях»: «Кампания <…> превращается в грязный скандал. <…> Именно он (Навальный. — А.А.) и превратил кампанию в слив компромата, причем наиболее грязного в отношении того человека, который как-никак подарил ему голоса». «Он (Навальный. — А.А.) превратился в “кандидата-киллера”, задачей которого стало очернить фаворита (вплоть до исков о снятии с выборов) и придать кампании максимальный налет скандальности», — пишет Бадовский.

Собянин 26 августа вроде бы удивляет: «Что касается инсинуаций, политических спекуляций, которые раздаются в наш адрес, в мой адрес, что ж — это выборы». Тут, казалось бы, одно слово до того, чтобы признать, что «грязь» — это и есть, по сути, неотъемлемая составляющая того, что мы называем политикой. Но он имеет в виду другое: через эту «грязь» теперь нужно пройти, чтобы победить. То есть раньше терпел избирком, а теперь все стерпеть должен кандидат от власти — вот в чем новая стратегия, вот в чем разница.

С другой стороны, «выборная кампания становится все более скучной». И это тоже постоянный мотив. Вот довольно типичный текст в «Российской газете» с подзаголовком «Первая дискуссия на ТВ претендентов на пост главы Москвы оказалась на редкость скучной». Но в той же газете, например, выходит интервью с депутатом Петербургского заксобрания Борисом Вишневским с подзаголовком «На выборах уровень истерики просто зашкаливает». Так скучно или истерично? Стройной концепции в освещении выборов все-таки нет.

И какая-то антиномия даже намечается. Тезис «мы все контролируем, и даже приходится стимулировать» входит в противоречие с тем, что «радикальный» кандидат ведет себя все более «скандально». Как их соединить, два этих тезиса?.. Если контроль, то почему скандал? Непонятно. А если кандидату все позволено, то неужели и «все это» тоже? А если нет — то, значит, и контроля нет? И что все это тогда значит?.. Растерянность все-таки проскальзывает в публикациях. В «Известиях» эта обида — что Навальному «все позволено» — точится слезой сквозь газетные полосы: «Теперь интрига выборов — как можно Навального с выборов не снять. Похоже, и в горизбиркоме, и в руководстве Москвы, и в администрации президента все теперь думают исключительно об этом». Ах, злые, только об этом и думают, а о других не думают совсем. Та же обида и во «Взгляде». Это своего рода вершина кремлевской публицистики, песня в стиле «естдетей»: «Стоит думать, что если завтра Навальный съест на Красной площади ребенка, почитатели блогера скажут, что все это подстроено Кремлем и вообще фотошоп. И ребенка не было. И ел не Алексей». («Взгляд», 26 августа). Такая вот деконструкция кремлевского стиля. Самораспад и самоедство. Дальше некуда, одна грязь.

Понравился материал? Помоги сайту!