Ментовский сериал как зеркало постсоветской государственности

Формат пуще неволи

Взыскательная публика брезгует детективными сериалами, относится к ним как к мусорному «экшену», в лучшем случае — как к аудиовизуальной жвачке. Для этого есть основания. Они низкого художественного уровня по большей части. Но, с другой стороны, они подспудно информативны. В них содержится много улик по части отклонений от нормы нашего государственного общежития. Не прямых, разумеется, а косвенных, но достаточно убедительных для того, чтобы озаботиться остротой проблемы.

Наблюдая траекторию развития этого жанра на протяжении последних полутора десятков лет, видишь перед собой метасериал о складывающихся или не складывающихся отношениях Государства и Общества.

Для начала признаем, что если есть в нашем мире маниакальные серийные убийцы, то не могут не завестись в нем и серийные маньяки сыскного ремесла. Те и другие — романтики с большой дороги.

Второе, что стоит уяснить: этот формат — один из самых высокорейтинговых независимо от качества. Когда в эфире федеральных каналов шли «Бандитский Петербург» или «Бригада», их, казалось, смотрела вся страна.

Криминальный формат с течением времени стал для массовой телеаудитории тяжелым наркотиком со всеми вытекающими отсюда последствиями — привыканием, зависимостью, сомнамбулизмом, депрессией. Стало быть, можно констатировать, что по одну сторону экрана расположились наркоманы, по другую — наркодельцы. То бишь производители одуряющего зелья и его курьеры — телевещатели.

Для начала признаем, что если есть в нашем мире маниакальные серийные убийцы, то не могут не завестись в нем и серийные маньяки сыскного ремесла.

В последние годы тяжелый наркотик стал повседневной жвачкой: «Турецкий транзит», «Дурная кровь», «Дикий», «Шаман», «Ментовские войны», «Морские дьяволы», «Мент в законе», «Учитель в законе», «Улицы разбитых фонарей» — то ли десятый, то ли двадцать пятый сезон...

Тем не менее смею утверждать, что вся эта игровая ментовско-уголовная хроника, расфасованная по сериалам с разными заголовками, является важным социологическим зондом, позволяющим угадывать настроения зрительской и, шире, электоральной массы, ее ожидания, ее представления о том, как реально устроено государство.

Живем по понятиям

«Бандитский Петербург» явился на наши экраны в конце 90-х годов. Тогда разваливалась не страна — рассыпалась собственно государство. Конституция стала пустой формальностью, право — ненужной условностью. Законы подменились понятиями. Официальные институты играли роль крыши для преступного мира, у которого само государство служило на посылках. Язык межличностного и межгруппового общения — язык насилия, подкупа, угроз и шантажа. Такая картина реальности проступила тогда в необыкновенно популярном сериале. Глава криминального клана Антибиотик подчинил себе милицию на местном уровне, заручился поддержкой в администрации и в парламенте, взял на довольствие несколько крупных милицейских чинов.

В этой ситуации постсоветский гражданин оказался между молотом и наковальней, то есть между коррумпированным государством и организованной преступностью. И если он не брал ту или иную сторону, то оставался сам по себе и сам для себя.

Он сам для себя вырабатывает мораль и сам для себя создает право. Как Данила Багров, герой фильмов «Брат-1» и «Брат-2». Не надеясь ни на кого — ни на парламент, ни на прокуратуру. И если такой герой в таком фильме вызвал всенародную симпатию, из этого следовало, что страна себя в нем узнала. Художественный фильм стал в значительной степени документальным свидетельством случившегося слома в общественно-государственных отношениях.

Сначала население углядело свои страхи и психические травмы в фильмах Балабанова. Затем — в «Бандитском Петербурге». Наконец — в «Бригаде». Но это еще и поколенческий сериал-манифест. Общее в них прежде всего то, что сыскарь здесь не в центре повествования. Внимание зрителей почти полностью переключено на тех, кто вне закона.

Криминальный формат с течением времени стал для массовой телеаудитории тяжелым наркотиком со всеми вытекающими отсюда последствиями — привыканием, зависимостью, сомнамбулизмом, депрессией.

Относительно законопослушный телезритель предпочитает отождествлять себя с незаконопослушными героями. Проблема еще и в том, что ближайшее окружение авторитета в законе Саши Белого представлено на экране как более справедливый и человечный мир, нежели мир бизнеса, политики и спецслужб.

Впрочем, могут сказать авторы, это уже проблема реальности, а не ее отражения. Так ее чувствуют и интерпретируют миллионы людей. Потому «телеотражение» и вызвало столь активный интерес. «Тем более оно вредно для миллионов», — говорили жесткие противники сериала. А надо ли обижаться на барометр, когда он обещает скверную погоду? Должен ли заболевший человек выбросить за окно градусник, который показывает высокую температуру? С сериалом «Бригада» не было бы проблем, если бы он не был градусником, барометром или иным объективным прибором, указывающим на нездоровье общественного организма. «Бригада» — уже не просто кино, а диагноз.

По версии вестерна

Как отстраивалось демократическое государство в США, если вспоминать голливудскую мифологию? Среди мирных пастухов и земледельцев находился ответственный и благородный ковбой, который цеплял себе на грудь звезду шерифа, собирал команду (можно сказать и «бригаду») порядочных ковбоев и вершил справедливость.

Тот ковбой-шериф был компактной моделью государства. Но из него, по версии голливудских мифотворцев, произросла демократия в Новом Свете.

Те «бригады» профессионализировались, защищая стариков, женщин и детей от нехороших парней. Так родилась «Великолепная семерка», от них пошли великолепные «копы» (по-нашему, «менты поганые»), которые, к слову сказать, нередко вступали в борьбу не только с преступными синдикатами и торговцами наркотиками, но и с коррумпированными элементами в собственной среде, в мире бизнеса и политики. И, судя по успеху этих киносочинений у американского массового зрителя, в подсознании последнего крепко сидел и сидит образ государства, далекого от совершенства. Но мысли о том, что государство порочно изначально, что на него можно наплевать и о нем позабыть, американская киномифология не допускала. Хотя со временем, во второй половине ХХ века, появляются фильмы, ставящие под сомнение фундаментальные постулаты вестерновой идеологии. Фильмы эти обзывались «ревизионистскими». Их образцами можно назвать картины «Ровно в полдень» (1952), «Дикая банда» (1969), «Маленький большой человек» (1970), «Джоси Уэйлс — человек вне закона» (1976).

Тут, правда, нужна оговорка: в американской действительности вилка между законностью и справедливостью не столь велика. Потому и на экране граница между легальным миром и криминальным пространством не просто юридическая, но морально-этическая. Пересечь ее в сторону правонарушения предельно опасно. Перескочить ее в обратном направлении мучительно трудно. Там есть фильмы, которые показывают, как обстоятельства выдавливают нормального человека в криминальный мир. И есть фильмы, которые объясняют трудности правонарушителя, пытающегося вернуться в правовое поле.

Есть такие попытки и у нас. Одна из них — «Учитель в законе», но она, увы, непоследовательная. Авторы быстро свернули с избранного пути, и сериал покатился по рельсам традиционной разборки между «авторитетами».

Когда у ментуры женское лицо

Нетрудно заметить в развитии российского сериала на определенном этапе склонность его героев ко все большей жестокости как со стороны преступников, так и со стороны правоохранительных органов. Те и другие не брезгуют зверскими избиениями, пытками, угрозами, шантажом, стирая правовую и моральную границы между уголовниками и детективами.

Являлись, впрочем, на телеэкран и вполне правильные менты. В сериале «Гражданин начальник» провинциальный следователь прокуратуры Пафнутьев давал мастер-классы исследования самых запутанных преступлений, ни на йоту не отступая от положений Уголовного кодекса.

Важным признаком очеловечивания ментуры можно было бы счесть, что у нее обнаружилось женское лицо. И не одно, а два, и оба — симпатичные. Сначала — Настя Каменская («Каменская»), затем — Маша Швецова («Тайны следствия»). Эти сериалы уютные, психологически комфортные. Недаром их можно пересматривать. И недаром телевидение их частенько повторяет.

Как можно было интерпретировать феминизацию сыскного ремесла? Прежде всего — как его гуманизацию. И не только. Обе дамы-следовательницы — и Настя, и Маша — во всех детективных коллизиях чураются тех версий преступления, что лежат на поверхности. Они копают глубже, уважают Уголовный кодекс, что по нынешним временам проблема как по одну, так и по другую сторону закона, не ищут легких путей и всегда оказываются правыми. В своих командах они и по части дедукции — лидеры.

Гуманизация сыскного дела, следовательно, шла рука об руку с его интеллектуализацией. И была еще одна попытка внедрить в правоохранительные органы представительницу слабого пола. Дарья Шевчук, героиня сериала «Бешеная», — опер в провинциальном городке — не только умна, толкова, хорошо сложена, обаятельна, но и ко всем этим достоинствам владеет приемами боевых искусств. Такой вариант российской Никиты.

Но, надо признать, опыт маскулинизации женщин, практикующих в сыскном деле, не получил продолжения на телеэкране. Даша отработала в полиции 16 серий, и на этом ее подвиги закончились.

А на землю с высот романтических представлений о борьбе с криминальным злом нас вернул сериал «Глухарь», выдержавший в нашем эфире несколько сезонов.

Приговор

Такого мента на отечественном экране видеть до этого не приходилось. Характер у человека открытый, глаза веселые, ум проворный. И чувство юмора в придачу. И выпить не дурак. И поколотить за здорово живешь может. Может сурово насупиться, может расцвести простодушной улыбкой с детскими ямочками на щеках. Переходы от одного настроения к противоположному у него мгновенны, как у фокусника, манипулирующего предметами.

Мент-лицедей — талантливый, обаятельный, художественно убедительный. На такой характер нанизывай себе одно милицейское приключение за другим и штампуй один сезон «Глухаря» за другим. Если не бессмертие, то долгожительство продукту было обеспечено.

Мне тогда же показалось, что судьба мента — Робин Гуда не безоблачна. Сценарист Илья Куликов в сотрудничестве с режиссером Гузель Киреевой не могли не наступить на больную мозоль охраняющей нас милиции — на которую надавил еще сериал «Место встречи изменить нельзя». Это когда Жеглов и Шарапов спорили о законности и справедливости.

Тогда противостояние ушло в песок. Стороны разошлись с миром. Потом оно не однажды вспухало. Последний раз — в «Ликвидации», где столкнулись одесский милиционер Давид Гоцман и столичный маршал Георгий Жуков. Моральную победу за явным преимуществом можно было присудить одесситу.

В «Глухаре» Его Величество Закон проигрывает Его Ничтожеству Беззаконию, совершаемому во имя справедливости, по всем статьям.

Условные граждане из сериала могут быть благодарны новоиспеченному Жеглову. Он наказывает зло испытанными методами: у одного из негодяев выбил признательные показания кулаками и дубинкой, другого просто запугал, третьего шантажировал. Но сам Глухарев при этом постепенно теряет обаяние. Закон, хорош он или плох, не та штука, которой герой, призванный быть на страже закона, может постоянно изменять без ущерба для себя.

С течением сериала замечаешь, что расследуемые правонарушения — не самое интересное. Интересны нравственные и правовые коллизии, в которые раз за разом вляпываются и Глухарев, и его начальница-любовница Ирина Зимина, и стажер Коля, который почти так же наивен и правоверен, как фронтовик Шарапов. Всякий раз все они так или иначе из них выпутываются. Но разлад между законностью и справедливостью становится все больше.

Первый сезон «Глухаря» кончился на драматической ноте: закадычные друзья Глухарев и Антошин поссорились по гроб жизни. Антошин без суда и следствия приговаривает бандита к расстрелу и сам исполняет приговор. Концы на некоторое время удается спрятать в воду. Но по осени они всплыли. Их снова удается спрятать, теперь уже с помощью коррупционной сделки.

В «Глухаре» Его Величество Закон проигрывает Его Ничтожеству Беззаконию.

Коррупционный беспредел в милиции и становится главным героем нового сезона «Глухаря» (режиссеры Тимур Алпатов, Юрий Попович, Валерий Мызников). Появляется на экране новый герой — мент Карпов, который не во имя справедливости, а корысти ради предает Закон — он крышует бандитов. Тем временем Глухарь впадает в депрессию и лечит ее наркотиком. Вытаскивает его лучший друг Дэн Антошин, который, в свою очередь, по уши оказывается в коррупционной трясине.

В поединке с криминалом Серега Глухарев проиграл Системе. И не смог остаться внутри Системы. Он ушел из нее, чтобы не потерпеть такое же человеческое крушение, как реальный майор Евсюков. Глухарев покинул эфир, а его антипод, майор Карпов, еще одна жертва системного правоохранительного хаоса, еще один вымышленный двойник реального Евсюкова, оказался в психиатрической лечебнице. Он-то и стал героем двух следующих сезонов.

Выйдя из психушки с недолеченным душевным расстройством, Стас Карпов нанимается охранником. Позиция стороннего наблюдателя как-то лечит. Притом настолько, что в нем пробуждается здоровый инстинкт законопослушного правоохранителя. Он сбивает частную детективную бригаду и помогает штатному сотруднику угро ловить и обезвреживать преступников. Но тут обнаруживается, что штатный мент сам возглавляет внештатную структуру народных мстителей, которая, не надеясь на правосудие, специализируется на внесудебных наказаниях преступников. Круг замкнулся. Внутри — Самопровозглашенная Система Правопорядка.

В последней серии второго сезона «Карпова» к ней присоединяется политик регионального уровня — мэр города, случайно оказавшийся порядочным человеком. И, как мы, телезрители, имели возможность заметить, он непосредственно участвует в жестокой внесудебной расправе над директором детдома, продававшего детей педофилам. Его заживо жгут народные мстители. Расстаемся мы с Карповым и его ментами-добровольцами под дикие вопли горящего педофила.

Замкнулся и круг озверения. Сериал «Карпов» — это уже не диагноз правоохранительной системе. Это ей приговор.

А что сегодня в телевизионном эфире на криминальном фронте? Напор криминального мыла не ослабевает. Но что примечательно: ни одной отчетливой, запоминающейся фигуры бескомпромиссного рыцаря, борца со злом. Нет, исполняющих обязанности героев — пруд пруди. Но все они стираются из памяти почти сразу по окончании сериального повествования. Вместе с тем нельзя не отметить, что собственно художественный уровень сериалов этого сорта несколько приподнялся. Сужу по двум последним проектам — «Департамент» (Первый канал) и «Поиски улик» (НТВ). И преступные замыслы злоумышленников стали похитроумнее, и характеры персонажей кажутся более загадочными, внутренне противоречивыми, и актерские ансамбли оставляют неплохое впечатление.

Самая примечательная фабульная черта нынешних ментовских войн — выяснение отношений меж «своими». То есть между многочисленными спецслужбами, всеми этими ФСБ, СВР, ФСО, ГУСП, ГУЭБиПК. У каждой — свои политические и финансовые интересы вперемешку с карьерными амбициями начальников и начальничков. Хребтом такого государственного устройства становится тотальная коррупция, борьба с которой, естественно, оборачивается борьбой с государством. Причем не с конкретным, не с тем, которое и так разъедено изнутри, но с государством-институтом. Порочный круг взаимоистребления Государства и Общества замкнулся. В кино.

Так ведь и в жизни примерно то же самое, если верить расследованиям по следам межведомственных разборок: сенсационная гибель генерала Колесникова, арест генерала Сугробова, дело «Мастер-банка», дело Магина. Это только то, что вырвалось наружу. А какие там, в тиши ведомственных кабинетов, дела делаются, известно одному Богу. Или дьяволу.

Стало быть, сериалы с криминальной начинкой — ложь, да в них намек. И довольно жирный.

Понравился материал? Помоги сайту!