18 декабря 2014Современная музыка

Дельфин: «Я перестал себе во всем отказывать»

Андрей Лысиков о единственной книге стихов и новом альбоме «Андрей», о катастрофе, которая произойдет с каждым, и снах

Почти одновременно Андрей Лысиков выпустил первую (и, скорее всего, последнюю) книгу стихов и новый альбом «Андрей», где звучат не песни, а тревожные пьесы в жанре spoken word. Открывает эту неожиданную пластинку солипсистский трек «Листья», в котором герою снится, что он убитый кит (или наоборот), — дальше не будет проще: контрастные образы и резкие звуки «Андрея», что называется, травят душу. В интервью COLTA.RU Дельфин объяснил, почему он ударился в литературу и зачем ему потребовалось будить сильные эмоции.

— Я издалека начну: что вам сегодня снилось?

— Я, к сожалению, сюжет забыл, но какое-то ощущение суеты. Что конкретно происходило, я не помню.

— Вы вообще снам уделяете внимание?

— Да, мне нравится. Это как отдельное развлечение — такой собственный кинотеатр.

— Записываете их, анализируете?

— Не записываю, но стараюсь по возможности, пока сон еще совсем не улетучился, его как-то зафиксировать и вообще подумать, что бы это могло значить.

— Стихи снятся? Строчки, рифмы, сюжеты?

— Нет, но бывает наоборот: когда о чем-то думаешь, находясь в процессе сочинения очередного текста, то бывает, что очень глубоко погружаешься и доходишь как раз до каких-то моментов, связанных со сном. Понимаешь, что либо уже видел это во сне, либо сейчас там находишься.

Дельфин — «Надя»

— Как вы пишете тексты? Может, выработалась какая-то технология?

— Нет особой технологии. И это хорошо, потому что я не привязан к определенным условиям для того, чтобы что-то написать. Но наверняка как внешние, так и внутренние условия обязательно влияют на то, что я делаю.

— Вы заставляете себя писать каждый день?

— Нет. Мне очень нравится, когда что-то происходит спонтанно. Когда ты просто берешь и записываешь то, что тебе приходит на ум, — это называется вдохновением. Это здорово, но такое бывает крайне редко. В основном так называемое вдохновение приходит в то время, когда что-то делаешь и основательно погружаешься в процесс. Когда долго (а может, недолго) об этом раздумываешь. Когда находишь ту самую нить, которая тебя проведет от начала до конца стихотворения, то держишься за нее, и все происходит.

— Почему вы вообще решили выпустить книгу стихов и альбом стихов, положенных на музыку? Как возникла эта задумка?

— Идея выпустить книгу была давно, но время сделать это пришло только сейчас. Вряд ли мы сделаем это еще раз. А поскольку время пришло, то было интересно сместить акценты в литературную сторону — выпустить книжку раньше, а пластинку выпустить как бы в поддержку книги и тем самым поставить акцент на литературном содержании и самой пластинки тоже.

Люди стали бояться ярких и открытых эмоций.

А по поводу альбома — мне очень хотелось так поступить, и одной из основных причин такой подачи материала была усталость от системы «куплет-припев», от однообразности того, что мы делали сами, и от надоедливости того, что я слышу вокруг себя. Мне кажется, все, что я слышу вокруг, — это одно и то же. Как бы ни была хороша песня, что в последнее время бывает крайне редко — в основном из-за доступности возможности делать музыку. Очень много шлака, который засоряет и эфир, и интернет. Поэтому хотелось сделать нечто совсем другое: такой, скажем, прикладной проект — и литературный, и в том числе музыкальный; он тоже получился в некотором роде прикладной по отношению к литературе.

Когда я отказался от привычной сетки «куплет-припев» и вообще от мелодических историй, остановился на речитативе, появилась возможность намного интереснее о чем-то рассказать. Подобрать самые нужные слова. Часто, когда сочиняешь тексты под музыку, идешь на компромиссы, связанные с мелодией, с тем, как строчка должна укладываться в размер ритмического рисунка и так далее. На этом альбоме я был свободен от этих ограничений — мне была важна только эмоция, которая бы хорошо подчеркивала музыку, а музыка дополняла бы собою слова.

— Не было опасений, что поклонники не примут новую форму?

— Я очень надеюсь, что они тоже устали от ситуации — устали от пресного и не вызывающего эмоций. Устали от фоновой музыки. Вообще мне кажется, что в последнее время люди стали бояться ярких и открытых эмоций. Все сильно нивелируется — как в музыке, так и в кино. И еще боятся (но это мое мнение) примерять на себя сильные эмоции, пропускать через себя и обдумывать.

— В феврале вам предстоит московская презентация альбома. Новые треки надо перевести в концертную форму, а у нее есть свои законы: людям нужно чему-то подпевать, где-то прыгать в такт и так далее. Как вы решите эту задачу?

— Когда выходит очередная наша пластинка, то мы всю свою старую концертную программу пересматриваем и все старые треки так или иначе адаптируем под звучание нового материала. Так было и с прошлой пластинкой, будет и с нынешней. И мы прекрасно понимаем, что концерт должен отличаться и по подаче, и по взаимодействию со зрителем. Мы сейчас находимся в репетиционном процессе — как раз адаптируем записи, ищем, как новые треки должны звучать на концерте. Пока у меня нет разочарований по этому поводу, потому что песни наполняются новым смыслом и новой энергией, которой нет на пластинке. Пластинка — это то, что нужно слушать одному, вряд ли в компании с друзьями. Лучше всего — даже в наушниках. А на концерте, я думаю, будет приятно слушать всем вместе.

— Все ли новые песни войдут в концертную программу?

— Мы пробуем работать со всем материалом. Потом мы будем выбирать исходя из того, насколько получилось адаптировать материал. Если песня не будет звучать так, как хотелось бы, не заживет концертной жизнью, то мы не будем ее исполнять.

Когда находишь ту самую нить, которая тебя проведет от начала до конца стихотворения, то держишься за нее, и все происходит.

— Когда у вас «дедлайн» по формированию концертной программы? Когда вы остановитесь?

— Я думаю, что этот процесс будет идти в течение года или даже двух лет. Будут меняться приоритеты, и будут появляться нюансы в том, что мы будем играть. Но основное понимание, я думаю, должно прийти в ближайшие полтора-два месяца, за которые будет сформирован костяк концертной программы.

— Вас теперь трое на сцене — в группе появился барабанщик. Как это повлияло на вашу музыку?

— Пластинка хоть и записывалась с живым барабанщиком, но ритмические рисунки все равно перекладывались на драм-машину. Во время записи мы не использовали «железо» (я имею в виду — хэт, тарелки), тем самым высвободив пространство для голоса и гитары. Но в концертном варианте, я думаю, у нас будут звучать полноценные барабаны — это очень сильно меняет подачу. Песни совсем по-другому заиграют. За этим тоже надо следить, потому что иногда, на мой взгляд, бывает перебор. Я вообще не очень люблю «железо».

— Вы теперь, я так понимаю, играете на клавишных.

— Поскольку мне не нужно играть определенные мелодии (только в некоторых местах), я больше занимаюсь шумовым оформлением и просто дополняю гитару.

— Любимый инструмент у вас появился?

— Да, но я не могу его назвать, потому что у нас контракт с другой компанией (смеется).

— В книгу вошли тексты разных лет. Какой самый старый?

— Наверное, самый ранний — это текст с пластинки «Ткани».

— А в альбом — последние тексты?

— Да, написанные за последний год.

То, что я делаю, не должно вызывать у меня никаких сомнений.

— Я хотел поговорить об эмоциональном фоне этого альбома, который мне показался депрессивным, даже апокалиптическим. Но это мое восприятие, а по-вашему — какие чувства должна проецировать на слушателя эта пластинка?

— Затрудняюсь ответить на этот вопрос, потому что я не ставил себе цели добиться какого-то эффекта у слушателя при прослушивании этой пластинки. Мне было важно, что когда я находился в процессе ее изготовления, у меня не возникало споров с самим собой по поводу услышанного. Для меня самый важный критерий — то, что я делаю, не должно вызывать у меня никаких сомнений. Когда пройдет время, я найду многое, в чем можно было бы усомниться, но это уже будет другая история.

— Этот альбом (не случайно он называется «Андрей»?) — это отпечаток ваших чувств и переживаний за последний год?

— Возможно, да. Внутренний снимок.

— Мне показалось, что автор этих текстов живет с постоянным ощущением катастрофы, которая скоро должна случиться.

— Возможно, не с ощущением, что что-то должно случиться, а со страхом, что такое вообще может произойти. И что в конечном итоге так или иначе произойдет. По большому счету, с каждым. В отдельности.

— Да, там много про обреченность. На предыдущей вашей пластинке «Существо» тоже хватало моментов мрачного мироощущения, но тем не менее она казалась более оптимистичной.

— «Существо» вообще легкий. Туманный такой.

— Когда поменялось ваше настроение?

— Я не отследил этот момент. Возможно, дело еще в том, что в связи с новой формой подачи у меня были развязаны руки, поэтому я перестал себе во всем отказывать.

— Про нынешнюю ситуацию в России вас лучше не спрашивать?

— Не надо. Ну ее в баню!

— А я ваши новые песни воспринял как болезненный комментарий к происходящему. Например, песня «Сажа» о войне, которую призывают со всех сторон. Но песня — не об этом?

— Нет, как раз об этом — она была навеяна всеми этими событиями. Но она, пожалуй, единственная на альбоме, которая имеет отношение к происходящему.

Дельфин — «Сажа»