COLTA.RU публикует обращение к кураторам MoscowFemFest и комментарии тех, кто его подписал.
Коллективное обращение представительниц и представителей литературного, художественного и феминистского сообществ к кураторке MoscowFemFest Ирине Изотовой, а также ко всем, причастным к организации этого фестиваля
11 марта в столице должен состояться MoscowFemFest — «первый масштабный фестиваль о феминизме и уникальности каждого», как говорится в анонсе. Масштаб этого мероприятия ни у кого не вызывает сомнений: известный профессор, редактор глянцевого издания, творческие интервенции, пространство в здании Центрального телеграфа, громкие информационные партнеры и полноценный спонсор. Феминистским проектам, которые из года в год реализуются при посильной поддержке художественного, литературного и активистского сообществ, неведом такой размах. К счастью, среди участниц и участников фестиваля можно видеть не только крупных теоретиков и бизнес-гуру, внезапно воспылавших интересом к гендерной проблематике, но и представительниц отдельных феминистских инициатив (хотя их там все-таки меньшинство). Однако радость от того, что феминистский вопрос становится неотъемлемой частью публичной сферы, быстро сменяется недоумением при попытке разобраться, сколько в этом фестивале феминизма и творчества, а сколько того, что оказывается губительным для того и другого.
Для этого вовсе не обязательно указывать на содержательные огрехи программы или гламуризацию феминистской повестки. Достаточно обратить внимание на информационно-эмоциональный фон и ту систему ценностных координат, в которой приходится ориентироваться всякому, кто пытается приобщиться к грядущему событию. В преддверии фестиваля, в центре внимания которого — «ценность свободы выбора каждого человека», случилась неприятность. Один из ключевых спикеров, Кирилл Мартынов, опубликовал на своей странице фрагмент стихотворения Оксаны Васякиной, работающей с опытом переживания сексуального насилия. Инициированное сетевое обсуждение полнилось оскорбительными, сексистскими, мизогинными комментариями, направленными и против женщин вообще, и против абстрактного сообщества феминисток, и против конкретных персоналий, и, наконец, против современной поэзии. Важно здесь, в первую очередь, то, что антифеминистская и обесценивающая риторика сетевых присяжных, желающих отмыть мир от феминизма, а литературу от современности, сама по себе симптоматична.
Организаторы фестиваля называют происходящее «слухами» и благодарят за «активный пиар», открещиваясь от политики и идеологии. Но хочется напомнить организаторам, что политика — это, в первую очередь, борьба за право переопределять понятия и обращаться с идеями. Так, например, решение связать феминизм с «уникальностью каждого», а не, к примеру, с коллективной борьбой за гендерное равенство или за обеспечение достойных условий женского труда — это исключительно политическое решение. И тем показательнее, что в программе фестиваля оказывается не то женское письмо, что обращается к наиболее болезненным сюжетам современной российской жизни, пусть даже кому-то они могут показаться не слишком приятными, а письмо намеренно бесконфликтное, которое запирает женщину внутри мира собственных эмоций и для которого феминизм оказывается лишь модным украшением.
Мы полагаем, что феминизм — это не товар, а словарь феминистской теории — не набор слоганов, которым можно прикрыться в кризисные времена. Мы против деполитизации как феминизма, так и искусства и готовы бороться за право определять их смысл и содержание, приглашая всех желающих к участию в дискуссии.
Поэзия, как и феминистская теория, — это инструмент исследования мира. Это живое и осмысленное дело, порождающее множество противоречий, обеспечивающих его развитие. Конечно, пространство литературы неоднородно, а личные отношения с литературным каноном могут иметь разную траекторию. Но именно поэтому насущные проблемы производства смыслов и стилей — не только в литературе — должны быть предметом широкого обсуждения.
Однако обе эти дискуссии должны исключать хамство, обесценивание собеседника и бесчестную попытку сделать авторский голос нелегитимным. Мы надеемся, что это обращение позволит нам вывести возникшее противостояние за границы фейсбучного театра военных действий. Несогласие как условие политической жизни не должно становиться разменной монетой в дискурсивной резне, а большой размах требует большого и обстоятельного разговора — как о феминизме, так и о литературе и о том, какое отношение они имеют к тому состоянию, в котором находится современное общество.
Саша Алексеева — участница акции «Тихий пикет»
Полина Барскова — поэт, филолог
Ульяна Быченкова — художница
Анастасия Вепрева — художница
Татьяна Волкова — основательница фестиваля «Медиаудар» и платформы «Фем-клуб», сотрудница научного отдела музея «Гараж»
Елена Георгиевская — писательница, феминистка
Маша Годованная — кино/видеохудожница, квир-феминистский исследователь, соучредитель квир-феминистской аффинити-арт-группы «Нежелательная организация»
Елена Горшкова — филолог, литературный критик
Игорь Гулин — литературный критик
Полина Заславская — художница, квир-феминистка, соучредитель квир-феминистской аффинити-арт-группы «Нежелательная организация»
Екатерина Захаркив — поэтесса
Анна Иванова — филолог, активистка РСД и «ЛефтФем»
Марина Симакова — социальный исследователь
Мария Степанова — поэт, главный редактор COLTA.RU
Оксана Киташова — радикальная феминистка
Алексей Конаков — литературный критик
Кирилл Корчагин — филолог, литературный критик
Екатерина Кочергина — научная сотрудница
Саша Лаврова — искусствовед
Денис Ларионов — поэт, литературный критик
Станислав Львовский — поэт, переводчик, журналист
Любовь Макаревская — поэтесса, художница
Марина Мараева — прожектёр
Станислава Могилёва — поэтесса
Михаил Немцев — философ
Соня Пигалова — организаторка неформального образовательного проекта «Диалоги в пространстве», фестиваля и образовательного курса по феминизму и квир-теории «Поверхность пола» в Нижнем Новгороде
Белла Рапопорт — феминистская активистка, магистрантка ЕУСПб
Галина Рымбу — поэтесса, активистка, социально-политическая исследовательница, кураторка литературных проектов
Жанар Секербаева — соосновательница казахстанской феминистской инициативы «Феминита»
Дарья Серенко — поэтесса, создательница акции «Тихий пикет»
Саша Талавер — кураторка феминистских фестивалей, активистка
Марина Тёмкина — поэт
Зоя Фалькова — художница
Андрей Черкасов — поэт, художник
Александра Шадрина — соосновательница и соредактор No Kidding, основательница Write Like a Grrrl в России
Елена Георгиевская
писательница
В комментарии на сайте The Village генеральный директор DI Telegraph Мария Уварова заявляет, что с критикой фестиваля выступают исключительно подписчицы радикально-феминистских пабликов «ВКонтакте», а феминизм — «история о правах, лишенная пола». К сожалению, эта формулировка некорректна: феминизм происходит от слова femina (лат. «женщина»). Это история о правах, непосредственно касающаяся пола. Критиковали мероприятие феминистки всех течений, включая интерсекциональное, — в частности, я и мои знакомые активистки. Я, в отличие от Оксаны Васякиной и Любавы Малышевой, не разделяю идей трансэксклюзивного радикального феминизма, не состою в радикальных пабликах и не имею отношения к лесбийскому сепаратизму, но это не мешает мне замечать несовершенство организации фестиваля и последствия необдуманного поступка Кирилла Мартынова, а именно — множество мизогинных и гомофобных комментариев, спровоцированных его постами. Залина Маршенкулова сообщает, что «в феминизм не пускают тех, кто не веганы и не трансгендеры». Мы, интерсекциональные феминистки, считаем, что феминизм нужен всем людям женского пола вне зависимости от сексуальной ориентации, гендерной идентичности или пищевых предпочтений, а также трансженщинам. Итак, участницы фестиваля слабо ориентируются в современной феминистской теории и практике и пытаются демонизировать оппоненток, приписывая всем скопом «экстремизм» и «пропаганду боли и страдания». Это неправда: феминизм выступает за прекращение женских страданий.
Дарья Серенко
поэтесса, арт-активистка, создательница акции #тихийпикет
Ирина Изотова приглашала меня на фестиваль, желая кроме рассказа о «Тихом пикете» какой-то еще активности. Я предложила педагогов с Форум-театра, который как раз про коммуникацию и ее вариативность, но денег на гонорар педагогам, по словам Ирины, не было. Меня после этого разговора (не знаю почему, я совсем забыла про фестиваль) повторно не пригласили и не уведомили, хотя я тогда по-прежнему была готова рассказать про нашу акцию. Если бы меня пригласили в данную минуту, я бы согласилась, потому что это правило нашей акции — мы никому не отказываем в разговоре, но внутри своего выступления я бы обязательно и по всем пунктам объяснила, что мне кажется проблематичным внутри феста. Мне не нравится, как кураторы и относящиеся к фестивалю выстраивают политику взаимодействия и как позиционируют свою, скажем так, «мягкость», «открытость» и «всеохватность». Казалось бы, у «Тихого пикета» родственный подход — не пугать, не демонизировать, не исключать, разговаривать. Но дело в том, что публичные заявления кураторов являются манипуляциями с этими положительными понятиями. Они противопоставляют себя тем самым «стереотипным феминисткам», которых сами же создали внутри своих речевых конструкций. Напомню всем, что «радикальная феминистка» определяется не «радикальностью» своих реакций, а конкретными позициями по конкретным вопросам, например, проституции и порнографии. То, что я читала на «Свободе» от Любавы Малышевой, мне тоже категорически не нравится по многим пунктам, но материал на Village меня просто потряс: блогерки, представляющие свои проекты на фестивале, позиционирующие себя как феминистки, с пренебрежением говорят слово «жертва» (типа у нас тут не фестиваль жертв), спекулятивно и агрессивно геттоизируют феминизм, используя для этого в своем высказывании трансгендерных людей и лесбиянок (sic!) — «мы хотим показать, что это не какая-то агрессивная субкультура для мужененавистниц, жертв насилия или жертв чего-то еще», «я против того, чтобы делать из феминизма какую-то агрессивную субкультуру, в которую пускают только трансгендеров и лесбиянок». Простите, что? Говорить о своей открытости и параллельно в своих высказываниях дискриминировать и демонизировать людей, для многих из которых феминизм — это не расслабленный лаунж, а ежедневное сопротивление, труд? У меня вызывает сомнения подобная «открытость» и открытость подобному. Внутри нашей акции мы никогда не сглаживаем острые углы, не идем на компромиссы, которые задевают права других людей. Да и в целом заявлять, что «феминизм» — отдельно, а «политика» — отдельно, как-то странно и не очень грамотно для людей, которые занимаются гендерными исследованиями. В этом разделении и есть политика фестиваля. И нужно отдельно и много (и совместно) разговаривать о том, почему это может навредить. И о том, как разговаривать о важном на широкую аудиторию, при этом не опускаясь до таких редукций, как на этом фестивале. Надеюсь, кураторки феста понимают, что именно вызвало такое отторжение у всех нас. Получилась история про то, что «мы делаем фестиваль про феминизм, но не для феминисток». Отдельное отторжение у меня вызвали реплики Кирилла Мартынова: будь я кураторкой феста, я попросила бы его уйти и принесла бы публичные извинения.
Анастасия Вепрева
художница
Прямая речь организаторов фестиваля парадоксальна и абсурдна. Они с определенным усердием повторяют, что до них никто в России ничем подобным не занимался, словно бы не было никаких гендерных школ, феминистских карандашей, LaDIYfest'ов, Ребер Евы и прочих массовых феминистских мероприятий, которые, кстати, в отличие от FemFest'а, зачастую даже имели бюджет на гонорары и привоз участников. Кроме того, постоянно указывая на наличие у себя западного образования, организаторы выступают в роли «просветителей отсталой России», но вот незадача — просвещению все время мешают какие-то агрессивные и завистливые «радикальные феминистки». Причем «радикальными» («радикальные» vs. «нормальные») они называют всех, не согласных с целью фестиваля — показать, что у нас есть разнообразный (sic!) модный и милый феминизм, но обсуждать его лучше не стоит и уж точно не стоит за что-либо бороться. А если не стоит бороться, то получается, что у нас уже все хорошо? А зачем тогда фестиваль, если все хорошо? Для постмортальных плясок на костях? У организаторов есть ответ: фестиваль нужен для развлечения и потому, что это модно. Это как на Луне свой флаг поставить, а что вокруг — да не важно, пыль какая-то. И дело даже не в том, что кого-то не позвали и она обиделась, нет: позвали — и отказалась, потому что с таким закрытым, снобским, элитистским и сахарно-жвачным проектом не хочется иметь ничего общего. «Мы не собираемся к этому как-то экстремистски подходить», — говорят они, присягнув риторике власти и закрывая глаза на то, что даже борьба за право на аборт сейчас считается экстремизмом.
Мария Бикбулатова
философ, независимая исследовательница, переводчица
Мне кажется, есть большая проблема в том, что поляризация на противоположные лагеря происходит как бы сама собой, происходит, в первую очередь, у нас в головах. «За» FemFest или «против»? И если ты выбираешь сторону, ты как бы должен солидаризироваться со всеми, кто оказался на той же стороне. Таким образом, все многообразие очень различных позиций схлопывается в один конфликт, у которого нет разрешения в том числе и потому, что он сплющен до оппозиций. Я думаю, что это очень много говорит о том, насколько мы на самом деле умеем принимать и утверждать различия и множественности. Несколько месяцев назад у меня состоялась небольшая спонтанная дискуссия с Марией Вильковиской по поводу стихотворения Оксаны Васякиной, которое она читала на Премии Аркадия Драгомощенко. Я тогда говорила, что агрессия, которая есть в ее стихах, — это непродуктивно, что она может вызвать либо защитную реакцию, либо состояние виноватого долженствования. Но потом я несколько дней обдумывала наш разговор и эти тексты и пришла к выводу, что если мы по-настоящему хотим выстраивать пространство, где есть место самому разному, то должно быть дано место и гневу, и ярости. Потому как если мы говорим о принятии, о конструктивном взаимодействии, то просто нелепо вытеснять болезненное в зону тишины: ведь всем понятно, что эти боль и ярость вернутся с утроенной силой и захлестнут всех и вся. Мне кажется, что в ситуации с FemFest'ом происходит нечто подобное. Потому что если мы говорим про то, что каждому есть место, но при этом все нелицеприятное и горькое отсекаем, то тогда о каком пространстве для каждого может идти речь? И как мы можем по-настоящему построить диалог, если болезненное замалчивается? И где еще говорить о боли, как не на масштабном феминистском фестивале? Тем не менее я не могу солидаризироваться со всеми, кто поддерживает не включенных в фестиваль. Статья на «Свободе» мне показалась чудовищной (как, впрочем, и статья на The Village, но уже по другим причинам). Все это мне видится очень печальным симптомом того, что борцы за равенство и отсутствие угнетения — все мы — пока не способны гарантировать равенство и отсутствие угнетения даже между собой.
Елена Горшкова
филолог, литературный критик
«Первый масштабный фестиваль о феминизме и уникальности каждого» — так позиционирует событие Theoryandpractice.ru, сайт проекта «Теории и практики» — одного из организаторов мероприятия. Второй из заявленных организаторов — DI Telegraph — «многофункциональное пространство в самом центре Москвы. Коворкинг, где создаются прогрессивные IT-проекты и проводятся самые значимые конференции и образовательные события для передовых творческих и технологических сообществ». Пока ничего не имею против этих организаций, но очевидно, что это структуры широкого профиля и феминистическая тематика не является для них специализацией. Фестиваль начинается с выступления «об истории женского движения и феминизма», заканчивается «творческой частью с символическим завершением». Широкие планы, вот только, как заметила Любава Малышева в статье «Гендерный ужас» на «Радио Свобода» (факт ссылки на эту статью не означает моего согласия со всеми тезисами сей статьи и симпатии ко всем воззрениям ее авторки), «ни одна из групп женского исторического движения не попала в официальную программу, однако первая лекция фестиваля называется “История женского движения и феминизма”, и читает ее… мужчина — Сергей Витяев, кандидат философских наук, преподаватель МГИК». Вообще с количеством не затронутых фестивалем повесток любопытствующие могут ознакомиться по вышеупомянутому материалу, а я приведу еще цитату из высказывания Оксаны Васякиной на сайте The Village: «Лично для меня странно, что в программе фестиваля не отведено время лесбийству, абортам, борьбе с сексуальным насилием и вообще выживанию женщин сегодня».
Предположим, в условиях современного российского законодательства у организаторов могли возникнуть проблемы с внесением в программу лесбийской тематики, однако же тема «Феномен трансгендерности: третий пол в истории и культуре», казалось бы, должна встретиться с теми же трудностями, а в программе присутствует. Будут ли гендерквир-люди (позволю себе использовать такой термин, чтобы обозначить широкое множество людей — не только трансгендеров в рамках бинарной системы, но и людей с небинарной гендерной идентичностью и какие-либо иные проявления гендерной неконформности) рады появлению своей повестки в программе фем-фестиваля, игнорирующего лесбийскую проблематику и еще много важных тем и проблем? Как минимум не все, если я в первый раз услышало о недостатках этого фестиваля от человека, не являющегося цисгендерным, и если я пишу «услышало». А с какими трудностями, например, могло бы встретиться внесение в программу такой важной повестки, как современное положение женщин с особенностями здоровья?
Полина Заславская
художница, квир-феминистка, соучредитель квир-феминистской аффинити-арт-группы «Нежелательная организация»
Интересно, как этот конфликт вокруг фестиваля выявил на уровне дискурса два феминизма — «гламурный» и «радикальный». Когда я прочитала текст на «Свободе» и на The Village, больше всего меня задело то, что здесь слышны голоса тех, кто все еще считает, что феминизм — это только про женщин. И как бы получается, что нет времени углубляться во все «тонкости» феминизма, поскольку надвигается опасность еще большего зла — неолиберального, модного, капитализированного феминизма. В этом я вижу крайнюю опасность, потому что территория, которую пытаются делить «настоящие» феминистки и «ненастоящие», по сути дискурсивно однородна. Вопрос лишь в том, кто говорит: белые женщины среднего класса, которые обращаются к себе подобным, или женщины-активистки, которые пытаются учитывать все разнообразие женских идентичностей. Я рассматриваю данный скандал как очень показательный пример того, что в ходе борьбы с главным врагом теряются другие очень важные позиции; иллюстрация этого прозвучала в одной из статей, где всех назвали радикальными феминистками. Поскольку скандал набирает обороты, то самое время разъяснить оппонентам гламурного феминизма, что со времен второй волны (а это, на секундочку, было более 50 лет назад) многое изменилось.
Галина Рымбу
поэтесса, активистка, социально-политическая исследовательница, кураторка литературных проектов
Организация широкого феминистского фестиваля в текущих российских политических условиях — чрезвычайно сложная и проблематичная задача. Она напрямую связана с нынешним состоянием активистских сообществ и стремительным переопределением феминистского дискурса внутри режимного государства, где мы все живем, государства, которое производит в своем чудовищном, фашизоидном воображаемом модифицированные патриархатные формы социальных отношений и соответствующие им режимы контролирования сексуальности и человеческих отношений. Именно поэтому я убеждена, что феминизм в 2017 году в России не может носить развлекательный и произвольный характер. Феминизм — это не только многосложное историческое, культурное, политическое движение; феминизм — это политическое делание, действие, разворачивающееся в актуальных политических и социально-экономических обстоятельствах. В российском и, шире, в постсоветском контексте феминизм сталкивается с рядом проблем и задач, которые нельзя просто свести к образовательно-развлекательной функции и которые, например, нельзя решить переложением ведущих западных феминистских теорий и тактик сопротивления на местный контекст, а уж тем более нельзя решить их применением эффективных схем продвижения, пиара и маркетинга.
Феминизм — это политика, которая и сегодня носит милитантный и прогрессивный характер и, смыкаясь с повестками низовых социально-политических движений, способна породить новые формы политической действенности, социального воображения, исторической и культурной чувствительности. В России есть сформированное феминистское сообщество и действительно очень разные феминизмы, есть дискуссии и борьба внутри сообщества. Эта борьба, эти конфликты внутри сообщества неизбежно связаны с ростом феминистского самосознания внутри активистского сообщества в целом, а последнее провоцируется новым состоянием российского режима, стремящегося все больше и больше контролировать и конструировать сферу сексуальности, гендерных отношений, репродуктивную политику и т.д. Это ответная мобилизация, которая носит действительно низовой, расширяющийся характер. С этим же принятием вызова режима, на мой взгляд, связано и стремление представить российскому обществу удобоваримый, нетравматичный, развлекательный, «мягкий» и, может быть, даже продаваемый или хорошо продюсируемый феминизм. Я понимаю, что стоит за этим желанием, однако думаю, что такое политическое решение (как бы организаторы фестиваля ни настаивали на отсутствии политического месседжа и вообще ни подвергали сомнению связь феминизма и политики) не является верным. На мой взгляд, нам нужны проекты, которые позволят мобилизовать феминистские инициативы, несмотря на ряд разногласий и разность российских феминизмов, которые смогут способствовать образованию новых связей внутри сообществ, переконфигурации политических повесток и, возможно, выработке общих тактик феминистской политической работы с российским обществом. Только после этого переопределения возможна выработка действительно широких горизонтальных образовательных феминистских инициатив, которые будут направлены вовне и обращены к реальным социальным и политическим проблемам людей, подвергающихся в текущих российских условиях различным формам дискриминации по признакам пола, гендера, цвета кожи, социального положения, состояния здоровья, возраста и т.д. Эти люди действительно являются заложниками социальных отношений, основанных на насилии, производимом режимом в ускоренном темпе. Новая темпоральность насилия и заставляет нас «пересобираться», переопределять — а что же такое феминизм сегодня в России? Как ни парадоксально, история с критикой фестиваля как раз способствует новой волне такой рефлексии и пересборки: ведь критика эта исходила и исходит от разных феминистских групп, не сводимых к грубому ярлыку «радикальные феминистки из пабликов», которым для определения своих оппоненток и пользуются организаторки фестиваля. Очевидно, что все эти группы объединяет одно: нежелание видеть на российской культурной и политической сцене развлекательный, коммерциализированный, беззубый феминизм, походя дискриминирующий представительниц и представителей различных угнетенных групп — жертв сексуального насилия, трансгендерных людей, лесбиянок… Очевидно, что феминизм давно вышел за свои исторические, исходные пределы, вобрав в себя множество политических повесток, уже не касающихся одного только пола и равных прав. Именно поэтому у него есть широкий политический и критический инструментарий, которым могут пользоваться все, независимо от пола и гендера. Думаю, что форма, в которой этот инструментарий может быть предложен широким слоям российского общества, в дальнейшем, как раз после этого конфликта, будет создаваться и переизобретаться. Так что спасибо MoscowFemFest!
Понравился материал? Помоги сайту!