Некуда проснуться

Эта книга заворожила его, а точнее сказать, поддержала. В известном смысле она не открыла ему ничего нового — но именно в этом было ее обаяние. Книга говорила то, что он сам бы мог сказать, сумей он привести в порядок свои мысли. Она была произведением близкого ему ума, но только намного более сильного, систематического и неустрашимого. Нельзя было не прийти к выводу: лучшие книги те, что говорят уже тебе известное.

Джордж Орвелл. «1984» ^[1]

Шестьдесят пять лет назад в Великобритании вышла книга, оказавшая чрезвычайно важное влияние на дальнейший ход мировой истории — и второй половины минувшего века, и первых лет века нынешнего. Несмотря на то что со времени описываемых в ней вымышленных событий прошло уже тридцать лет, то и дело возникает ощущение, что все это происходит прямо сейчас. В последние недели — все чаще и чаще.

Восьмого июня 1949 года британское издательство «Секер и Уорбург» выпустило новую книгу писателя Джорджа Орвелла ^[2]. Рекламные аннотации, помещенные в изданиях, сообщавших о книжных новинках, информировали потенциальных читателей, что книга под незамысловатым названием — «1984» — является фантастическим романом, действие в котором происходит в далеком будущем, в том самом году, который поставлен на лицевой стороне обложки в виде названия. Через две недели автору книги исполнилось сорок шесть. Еще через семь месяцев он умер.

Роман же зажил своей собственной жизнью, совершенно отличной от множества других произведений, созданных в схожем жанре другими писателями. Жанр этот получил в литературоведении устойчивое клеймо — «антиутопия», то есть утопия шиворот-навыворот, наизнанку вывернутая. Проще говоря, утопия — это когда писатель фантазирует о прекрасном вожделенном будущем, в котором всем будет хорошо, а антиутопия — когда предупреждает о возможном, полном мерзостей и кошмаров, в котором у всех будут проблемы.

Роман Орвелла был не просто одним из образчиков жанра антиутопии — с момента появления он занял в нем самую верхнюю и до сих пор никем из конкурентов не оспариваемую строчку.

Объясняется это множеством факторов. Здесь и совершенно потрясающий сюжет, и стиль, а особенно — финал истории. Никаких хеппи-эндов. Герой-одиночка не побеждает чудовищного дракона. Напротив — дракон пожирает героя, а пожрав, избавляется от него естественным для своего пищеварения путем. Вывалившееся из драконьей задницы говно принимает, однако же, человеческую форму. Оно и выглядит как человек, и разговаривает как другие люди. Но все они говорят только об одном — о том, как они любят, как они прямо-таки обожают своего дракона и жить без него не могут. Мало того, они не только об этом говорят — они об этом еще и думают. И от каждого несет говном.

Как говорится, есть от чего прийти в изумление в нашем штрафном бараке. Не иначе, шнырь опять забыл вынести парашу…

* * *

Современному российскому читателю роман Орвелла «1984» известен в двух основных переводах — Виктора Голышева и Вячеслава Недошивина. Впервые опубликованные еще в СССР в конце 1980-х, когда за чтение и хранение этой книги советская тайная полиция перестала давать возможность таскать парашу из барака к лагерному сортиру, они с тех пор неоднократно переиздавались ^[3]. Однако мало кому из тех, кто не в теме, известно, что ни тот, ни другой не были первыми. И Голышев, и Недошивин, чьи переводы были опубликованы с очень небольшим временным зазором в 1988—1989 годах, делят второе и третье место. Первое — если и не по качеству текста, то уж, во всяком случае, по времени своего появления — безоговорочно занимает самый первый русский перевод этого знаменитого произведения. Я имею в виду перевод В. Андреева и Н. Витова, где в обоих случаях — псевдонимы вместо подлинных фамилий.

Первый русский перевод романа «1984» вышел в виде книги спустя восемь лет после появления оригинала. Разумеется, за пределами страны, жители которой имеют обыкновение читать в основном книги, написанные и изданные по-русски. Это и естественно, поскольку издание такой книги в такой стране в такие годы представляется еще большей фантастикой, чем ее содержание. (Хотя мне неоднократно доводилось слышать одну и ту же совершенно ирреально выглядящую историю. Что будто бы еще тогда, в начале 1950-х, книга Орвелла была переведена и напечатана в Москве по приказу самого Сталина. Что якобы было изготовлено не то двадцать, не то тридцать, не то аж целых пятьдесят ее копий — все пронумерованные и взятые на спецучет в специальной кремлевской библиотеке. Что предназначались эти копии только для высшей большевистской мафии — членов и кандидатов в члены Политбюро, секретарей ЦК, начальников отделов ЦК, чтобы набирались, так сказать, передового опыта управления у английского товарища О'Брайена. Что переводчика, имя коего осталось никому не известным, сразу же после завершения работы не то расстреляли, не то отравили, не то стерли в лагерную пыль. Что… Впрочем, я никогда не видел человека, утверждавшего, что он-де или сам держал в руках одну из этих кремлевского розлива книг Орвелла, или лично знает того, кто держал. А ведь на букинистическом рынке сей раритет должен был бы соперничать с прижизненными изданиями «Евгения Онегина» или вторым томом «Мертвых душ».)

Первым издателем первого русского перевода романа «1984» было злостное антисоветское издательство «Посев», являвшееся коммерческим предприятием не менее злостной антисоветской организации НТС (Народно-трудовой союз). Организация эта базировалась в ту пору на территории Западной Германии, в городе Франкфурте-на-Майне. Соответственно там же располагалось и издательство, выпускавшее помимо множества сугубо партийной продукции — всевозможных брошюрок, листовок, стенограмм и резолюций проводившихся «трудовиками» конференций, симпозиумов и коллоквиумов, посвященных важнейшей теме — борьбе с мировым коммунизмом, — также и книги, в том числе хорошие.

Выбор для издания русского перевода романа Орвелла был, без сомнения, выбором правильным. Причем инициатива, как это ненароком выяснилось тридцать лет спустя, исходила не только от издательства. В 1986 году в интервью, приуроченном к 40-летию основания «толстого» литературно-партийного журнала «Грани» и опубликованном в том же журнале, главный литературный энтээсовец Евгений Романов (Островский; 1914—2001) вспоминал:

«На издание “1984”книгой мы получили большую субсидию от вдовы Орвелла, согласно его предсмертному пожеланию. Труднейший перевод <…> был сделан безвозмездно ныне покойным<и> профессором Н.Е. Андреевым (Кембридж) и Н.С. Витовым (Монтерей)» ^[4].

Стало быть, и копирайт на перевод был предоставлен энтээсовцам совершенно бесплатно, и за работу переводчикам они не заплатили ни единого американского цента или хотя бы западногерманского пфеннига. О том, сколько на издании было заработано, партайгеноссе Романов тактично в интервью умолчал.

Как бы то ни было, в 1957 году книга вышла ^[5]. Изданию русского перевода в виде книги предшествовала публикация его по частям в энтээсовском же «толстом» журнале «Грани» ^[6].

Несколько необходимых слов о том, кем были первые переводчики романа «1984» на русский язык.

В. Андреев — это, собственно, никакой не Андреев и уж тем более не «Н.Е.». Это псевдоним В. Горевого, человека, о котором настолько мало известно, что обнаружить о нем сколько-нибудь достоверные биографические сведения мне не удалось. Не исключено, что Горевой — тоже псевдоним. Андреев же Н.Е., которого называет в качестве одного из переводчиков Евгений Романов (партайгеноссе, судя по всему, за давностью лет банально подвела память), — это Андреев Николай Ефремович (1908—1982), историк и литературовед, уроженец Санкт-Петербурга, эмигрант еще первой, белогвардейской волны, за долгую жизнь сменивший несколько стран и завершивший свою ученую карьеру в звании экстраординарного профессора Кембриджского университета, а жизненный путь — на берегах туманного Альбиона. Николай Андреев — автор интереснейшей мемуарной книги «То, что вспоминается», которую он писал всю вторую половину жизни, но так и не успел завершить; впервые она была опубликована уже после кончины автора ^[7].

Первый русский перевод романа «1984» вышел в виде книги спустя восемь лет после появления оригинала. Разумеется, за пределами страны, жители которой имеют обыкновение читать в основном книги, написанные и изданные по-русски.

Что касается второго переводчика, соавтора В. Горевого (Андреева), обозначенного как «Н. Витов», то под этим псевдонимом укрылся Николай Пашин (урожденный Пасхин; 1908—1976) — советский послевоенный эмигрант-невозвращенец, коллаборационист периода Второй мировой, известный также — и в первую очередь — как старший брат писателя Сергея Максимова (Пасхина; 1916—1967), также коллаборациониста и невозвращенца, человека чрезвычайно талантливого, судьбы странной и трагической ^[8].

Именно этим двум людям и принадлежит пальма первенства в создании русского Орвелла — того самого, за хранение и распространение которого на территории СССР следовала неминуемая ответственность по статье: сначала зловещей 58-й, а затем и приснопамятной 70-й («антисоветская агитация и пропаганда») — до семи лет политлагерей по первому разу и червонец — если повторно; да еще и послелагерная ссылка — до пяти лет.

* * *

Несмотря на угрозу подвергнуться жесточайшим репрессиям за чтение Орвелла, советские люди — кому везло — его издававшиеся на Западе русские переводы все же читали. А самые смелые и распространяли. Изданные зарубежными издательствами орвелловские книги хотя и едва-едва, но просачивались сквозь «железный занавес» — и в 1950-е, и в 1960-е, и позднее.

Антиутопия «1984» производила неизгладимое впечатление на ее читателей, имевших сомнительное удовольствие жить в обществе, где каждый из них мог ощутить, чтó значит быть Уинстоном Смитом, на собственной шкуре. Особенно если это были читатели не рядовые, а профессиональные, сами не чуждые писательских амбиций. Тем более литераторы профессиональные.

Советский писатель Анатолий Кузнецов прочитал роман «1984» уже на Западе — после того как «выбрал свободу», оказавшись в Лондоне в июле 1969 года в творческой командировке. Описанная в книге неведомого ему прежде английского коллеги история совершенно потрясла писателя-невозвращенца, вынужденного ради осуществления своей мечты о побеге стать агентом-провокатором советской тайной полиции. Поступив на «Радио Свобода» (где на протяжении 1972—1979 годов он выступал с еженедельными беседами в рамках программы «Писатели у микрофона»), Кузнецов посвятил роману Орвелла цикл своих радиобесед, озаглавленных «Телескрин» ^[9] — по названию наводящего ужас на Уинстона Смита аппарата для подслушивания и подсматривания за обитателями орвеллианского мира 1984 года. В трех частях цикла, вышедших в эфир в октябре 1974 года, Кузнецов подробно рассказал о своем опыте обитания в доме с советским аналогом телескрина — обыкновенным квартирным телефоном, позволяющим КГБ подслушивать все, что происходит в квартире не только во время разговора по телефону (в чем ни один вменяемый гражданин СССР никогда и не сомневался), но и при положенной на аппарат трубке. Рассказав во всех подробностях о своем персональном опыте взаимодействия с КГБ в качестве объекта полицейской слежки, писатель завершил последнюю беседу цикла оптимистично звучащими словами:

«Кроме задачи сбора информации вся эта гипертрофированная система слежки имеет другую, не менее важную, а может, даже и более важную на сегодняшнем этапе задачу: внушать страх. Именно: “КГБ все известно — каждый звук, каждый шаг”. Гражданин трепещущий, испуганный — не опасен, удобен для руководства им, и чем больше таких, тем власти спокойнее. Не боящийся — это для КГБ как кол поперек горла. Таких КГБ сегодня сам боится, справедливо видя в них серьезнейшую для себя угрозу. Но число не боящихся в последние годы все растет и растет. Видимо, любая система поддержания страха, вплоть до оруэлловских телескринов персонально при каждом, имеет свои пределы во времени; как и все на свете, в общем-то, — начало, эффектное развитие и неизбежный конец» ^[10].

Орвеллианские кошмары не оставляли Анатолия Кузнецова еще долго. Три года спустя, в декабре 1977-го, выступая с очередной радиобеседой (темой которой на этот раз был тот длительное время поражавший его факт, что коммунисты — любые, не обязательно только советские — всегда с легкостью готовы отрицать самые очевидные факты, если они хотя бы мало-мальски противоречат их бредовым теориям и картине мира), Кузнецов снова проводил прямые аналогии между чудовищным миром романа Орвелла и советским «реальным социализмом»:

«Книга Орвелла “1984”считается фантастической, но я не читал более реалистического описания Советского Союза. Называние вещей другими именами, гротескные приемы относятся ведь к чисто художественному арсеналу средств. Герой книги работает в отделе документации Минправа, то есть Министерства правды, где занимается вот чем. Он следит за малейшими изменениями в государственной информации на сегодняшний день и новую версию должен вставить всюду, где была версия прежняя. Скажем, какая-то личность считалась героем. Теперь объявляется, что она — враг. Армия служащих изымает упоминания о герое из старых подшивок газет, книг, журналов, брошюр, афиш, фильмов, звукозаписей — и вставляет туда новую версию о враге. Старые экземпляры газет набираются и перепечатываются заново, куски фильмов вырезаются и переснимаются. Если упоминание о чем-то нужно убрать — оно изымается так, что не остается следов. Будущий историк даже не заподозрит, что оно было. Не было» ^[11].

Анатолий Кузнецов сам мог стать советским Орвеллом. Поскольку еще до бегства из «кумачового рая», понятия не имея ни о каких Орвеллах и Хаксли, начал писать собственный роман-антиутопию про гибель в тоталитарном обществе человека мыслящего. Судьба этого произведения со странным для русскоязычного человека названием — «Тейч Файв» — сложилась драматически: оно исчезло. О чем, полагаю, в будущем имеет смысл написать отдельно.

* * *

Каждый писатель мечтает написать книгу, которая перевернет сознание миллионов прочитавших ее людей. Но далеко не каждому удается свою мечту осуществить. Везет единицам из сотен и сотен тысяч обладающих умением внятно формулировать свои мысли и ставить правильные слова в правильном порядке. Из числа писавших в ХХ веке по-русски среди них — Михаил Булгаков, Василий Аксенов, Александр Солженицын; быть может, еще пара-тройка имен. Из числа писавших по-французски — Альбер Камю; по-английски — в первую очередь Джордж Орвелл.

Этот человек вообще обладал если не даром предвидения в чистом его виде, то явно способностью предчувствовать грядущие события. Прежде всего — политические.

В начале 1938 года, заканчивая свою самую значительную (после «1984») книгу — «Памяти Каталонии», автобиографическую историю его участия в Гражданской войне в Испании на стороне республиканцев, — рассказывая о своем возвращении из Испании, где он чудом остался жив, Орвелл писал:

«За окном вагона мелькала Англия, которую я знал с детства: заросшие дикими цветами откосы железнодорожного полотна, заливные луга, на которых задумчиво пощипывают траву большие холеные лошади, неторопливые ручьи, окаймленные ивняком, зеленые груди вязов, кусты живокости в палисадниках коттеджей; а потом густые мирные джунгли лондонских окраин, баржи на грязной реке, плакаты, извещающие о крикетных матчах и королевской свадьбе, люди в котелках, голуби на Трафальгарской площади, красные автобусы, голубые полицейские. Англия спит глубоким, безмятежным сном. Иногда на меня находит страх — я боюсь, что пробуждение наступит внезапно, от взрыва бомб» ^[12].

Книга «Памяти Каталонии» поступила в продажу в конце апреля 1938-го. Не прошло и полутора лет, как в Европе вспыхнула новая мировая война. Еще через год на Лондон почти ежедневно сыпались немецкие бомбы, в огне пожаров рушились старинные здания, под их стенами гибли жители английской столицы… Безмятежный сон закончился. Пробуждение наступило. В истории Второй мировой оно получило название «Битва за Англию».

Затем развязавшие войну людоеды — Сталин и Гитлер, озверев от запаха дымящейся человечьей крови, вцепились в глотки друг другу, и угроза вторжения миновала. Англия была спасена, а у Джорджа Орвелла, ставшего бойцом контрпропаганды — Всемирной службы Би-би-си, стал накапливаться материал для написания двух последних его произведений — сатирической притчи «Звероферма» (1943) и антитоталитарного романа-антиутопии «1984».

* * *

Джордж Орвелл умер в январе 1950-го, неполных сорока семи лет от роду. Туберкулез — заболевание коварное, пораженные им люди имеют обыкновение болеть долго и умирать внезапно — как правило, тогда, когда в течении заболевания вдруг наступает внезапное улучшение и кажется, что не все еще потеряно, что вот-вот, еще чуть-чуть — и случится чудо. И можно будет дальше жить, работать, заботиться о семье. И — творить. Чаще всего подобные надежды оказываются не более чем иллюзиями. Особенно горестно бывает, когда смерть приходит за писателем до того, как ему удается поставить в манускрипте своего романа последнюю точку в последней фразе финальной главы.

Орвеллу в этом отношении безумно повезло. Он если и не написал все что хотел, то успел взять в руки главную свою книгу. Всегда совершенно равнодушный к земной славе и прямому ее следствию — материальным благам, он сумел высказаться во весь голос. И не просто высказаться, но и отправить свое грозное предупреждение потомкам. Суть этого предупреждения максимально проста и доходчива: НЕТ И НЕ МОЖЕТ БЫТЬ В ЭТОМ МИРЕ НИЧЕГО БОЛЕЕ ВАЖНОГО И ЦЕННОГО, ЧЕМ СВОБОДА. Свободу человеку надлежит беречь сильнее всего, что у него есть. Потому что те, кто, становясь перед выбором — свобода или колбаса? — выбирает колбасу, чаще всего просто не понимают, что, отказываясь от свободы, человек тем самым отказывается и от всего остального. Потому что, после того как исчезнет свобода, вслед за ней обязательно исчезнет и колбаса. Это — аксиома. То есть истина очевидная, никаких дополнительных доказательств не требующая.

В сущности, весь описанный в романе «1984» мир представляет собой один непрерывный кошмарный сон, из которого некуда проснуться. Противостояние одного маленького человека и могущественной сверхтоталитарной машины заведомо обречено на поражение. Всегда. Не поможет ни тайно ведущийся дневник, в котором можно писать правду, зная, что через плечо не заглядывает вездесущее око телескрина, ни запретная любовь в каморке мистера Чаррингтона, ни откровения о сущности окружающего вас абсурда, почерпнутые из разоблачительной книги «Теория и практика олигархического коллективизма». Потому что мысль, зафиксированная на бумаге, станет только лишь вещественным доказательством на предстоящем следствии, женщина, спасая свою жизнь, после ареста обязательно предаст первой, а на отчаянный вопрос после жестоких истязаний в камере пыток: «А книгу-то эту — кто написал?» — вы непременно получите от своего палача ответ: «А я и написал».

Помните об этом, сталкиваясь с неизбежностью выбора между стабильностью и жизнью. Она пока еще принадлежит вам.

И последнее.

До тех пор, пока в России не ликвидирована власть тайной политической полиции, важнейшим русским писателем остается англичанин Эрик Блэйр, писавший под псевдонимом Джордж Орвелл. Или — Оруэлл. Это уж кому как больше нравится произносить.

---

^[1] Перевод с англ. Сергея Юрьенена, 2014.

^[2] Я предпочитаю именно эту транскрипцию данной фамилии на русский. — Прим. автора.

^[3] Русский текст «1984» В. Голышева довольно быстро вытеснил из печати работу В. Недошивина и ныне считается «каноническим»; хотя при внимательном филологическом анализе обоих текстов оба они выглядят совершенно равноценными по качеству перевода.

^[4] Миссия «Граней». Интервью с основателем журнала Евгением Романовым // Грани (Франкфурт-на-Майне). 1986. № 141. Цит. по: Свободное слово «Посева»: 1945—1995. — М.: Посев, 1995. С. 69.

^[5] Орвелл Георг. 1984. Фантастический роман / Перевод с английского В. Андреева и Н. Витова. — Frankfurt am Main. Possev-Verlag, 1957.

^[6] Орвелл Георг. 1984 // Грани (Франкфурт-на-Майне). 1955. № 27—28. С. 3—67. 1956. № 30. С. 3—78. 1955. № 31. С. 3—49.

^[7] Андреев Николай. То, что вспоминается: Из семейных воспоминаний Николая Ефремовича Андреева: В 2 т. — Таллин, 1996.

^[8] Сергей Максимов — прозаик, поэт и драматург. В 1936—1941 гг. провел пять лет в ГУЛАГе на Воркуте. После войны жил в Западной Германии и в США. Оставил после себя два романа, одну повесть, полторы пьесы и десятка два рассказов на лагерные темы, по силе иногда превосходящих не только А. Солженицына, но и В. Шаламова. Ни единой книги С. Максимова на родине его до сих пор не издано.

^[9] См.: Кузнецов Анатолий. На «Свободе». — М.: Астрель; Corpvs, 2011. С. 352—372.

^[10] Там же. С. 372.

^[11] Там же. С. 565.

^[12] Орвелл Джордж. Памяти Каталонии. — Paris: Editions de la Seine [1971]. С. 279. Без указания автора перевода.

Понравился материал? Помоги сайту!