«Многие журналисты сегодня — фрилансеры, прекариат. Как тут можно выполнять свои функции?»

В рамках проекта Европейского союза «Общественная дипломатия. ЕС и Россия» в Москву приезжал Рикардо Гутьеррес, генеральный секретарь Европейской федерации журналистов, которая объединяет более 300 тысяч журналистов в 43 странах. Федерация занимается защитой прав и свобод в профессии, выступает организатором диалога между властями и работниками СМИ или объединениями журналистов в конфликтующих странах. Для совместного проекта Кольты и ЕС «Мосты» с Гутьерресом встретился Митя Лебедев.

— Вы руководите Европейской федерацией журналистов в период, когда журналистика переживает не самые благополучные времена. Давайте поговорим о некоторых острых проблемах, с которыми столкнулась профессия. Например, есть мнение, что журналистика сегодня потеряла свою объективность, стала на службу идеологическим интересам. На это реагируют и политики, которые делят журналистов на «своих» и «чужих». Прямо перед нашей встречей я увидел новость о том, как республиканский политик Грег Джанфорте физически набросился на «чужого», либерального, журналиста The Guardian Бена Джейкобса, повалил его на пол, разбил очки. Такое разделение журналистов по идеологическим признакам — это возврат на полвека назад? Или мы сталкиваемся с чем-то принципиально новым?

— У многих есть ощущение, что это именно медиа способствуют тревожным тенденциям в мире, но никто в СМИ не принимает решений в духе «давайте станем с сегодняшнего дня более пристрастными». Само общество поляризуется, а медиа это отражают, они адаптируются к ситуации. С другой стороны, конечно, многие медиа играют не по правилам и работают в интересах государства или корпораций, а не общества. Хотя пристрастность — это не обязательно плохо. Можно быть одновременно пристрастным и независимым. Во Франции, например, L'Humanité — это рупор Коммунистической партии, и, когда ты покупаешь эту газету, ты знаешь об ее идеологии. Совсем нейтральными медиа быть не могут, другой вопрос, что они должны быть прозрачными и независимыми.

— И тем не менее мы повсюду наблюдаем утрату доверия к некогда авторитетным СМИ.

— Я думаю, происходит это потому, что журналисты должным образом не выполняют своих задач. Власть прессы, наша власть как журналистов, проявляется, например, в том, что мы вскрываем злоупотребления элит, скажем, уклонение от уплаты налогов. Но журналисты в традиционных СМИ сейчас не следят за элитами и властью с нужным пристрастием, они не добиваются их ответственности. В результате люди уходят в соцсети, которые часто кормят их фейковыми новостями.

К великому сожалению, недостаток качественных медиа — это глобальный тренд. Во многих странах мы видим сегодня только одно-два качественных издания: это происходит и во Франции, и в Бельгии, и в других местах. Взгляните на Brexit — он освещался в основном таблоидами, единственный приличный источник в Великобритании, занимавшийся этим на должном уровне, — пожалуй, The Guardian.

— Так почему все это происходит?

— Главный вызов для СМИ сегодня связан даже не с политикой, а с рынком. Абсолютно необходим поиск новых финансовых моделей, потому что традиционные методы, основанные на тиражах и рекламе, больше не работают. Из-за недостатка ресурсов все больше медиа становится таблоидными, они пытаются продавать сенсации, потому что, по сути, для них это единственный способ выжить. И это, конечно, резко понижает их качество и ответственность.

Например, недостаток ресурсов у СМИ приводит к урезанию расходов на отделы новостей. Новостные отделы или корреспонденты на местах исчезают, становится более привычным освещение, что называется, «из-за стола», а не c места событий. А это принципиально два разных подхода. Многие цифровые издания тоже не могут себе позволить работу на местах. Кроме того, многие журналисты сегодня — это фрилансеры, своего рода прекариат. Я сам работал на бельгийскую газету Le Soir, и в 2000 году в ее штате было 150 журналистов, а сегодня их только 90. На прошлой неделе было объявлено, что в газете сократят еще 10 человек. Как в таких условиях можно выполнять свои функции, играть важную роль в обществе?

Хотя есть, конечно, и позитивные примеры. Например, сайт Mediapart, запущенный бывшим журналистом Le Monde, который не пишет обо всем подряд, а фокусируется только на расследованиях. И это работает! Люди подписываются на такие медиа, несмотря на платный контент.

— А что вы думаете о международных журналистских платформах?

— Сегодня мы имеем дело с зашкаливающим количеством информации, поступающим из различных источников, и вопрос, насколько этой информации можно доверять, становится все более острым. Поэтому нам нужно еще больше журналистов, чем прежде, чтобы проверить, проанализировать и верифицировать эту информацию — и так увеличить ее ценность. И международные журналистские сети — это как раз один из немногих сегодня источников надежды. Если посмотреть на большие проекты по офшорам вроде «Панамских документов», Malta Files и LuxLeaks, то все эти кейсы прорабатывались сетью журналистов; иногда это были сотни журналистов в десятках стран. В прошлом, конечно, тоже были расследования The New York Times или Le Monde, но таких масштабных международных акций все-таки не было. Да, традиционные медиа превращаются в таблоиды, но зато возникают журналистские сообщества, как, например, Международный консорциум журналистских расследований ISIJ, который объединяет 400 журналистов в 80 странах и делает контент невероятного качества. Благодаря такой коммуникации профессионалов можно освещать важные вопросы, можно привлекать к ответственности власти. Это совсем новое явление, и поэтому я не сильно отчаиваюсь.

— Вообще в последнее время роль утечек значительно возросла.

— Когда утечки обрабатываются в соответствии с журналистской этикой, то это отлично. Когда же все делается в духе Ассанжа и WikiLeaks и данные без всякого контакта с журналистами просто вываливаются в сеть, это не слишком полезно для демократического общества. Журналист должен думать об этической стороне вопроса, о последствиях своих действий, но Ассанж об этом не думает. В Турции десятки активистов оказались в опасности из-за сливов на WikiLeaks. Сноуден действовал все-таки более ответственно, когда он работал с журналистом Гленном Гринвальдом. Но не все информаторы такие, как Сноуден. К тому же риск манипуляции со стороны информаторов тоже всегда налицо.

Одним словом, когда к тебе поступает скрытая информация, то нужно думать о ее ценности, об интересах, которые она затрагивает, и о последствиях публикации. Если все это служит общественным интересам — то, конечно, необходимо публиковать.

Сегодня мы в нашей федерации работаем с правительствами с целью предоставления информаторам юридической защиты. Возьмите, например, Люксембург. Это западная демократическая страна, где пару месяцев назад к тюремным срокам приговорили двух информаторов. Речь шла о том, как крупные корпорации при поддержке властей уклонялись от уплаты налогов. И это случилось в Люксембурге, а не в Азербайджане или Турции.

— Хотя до Турции всем пока, кажется, далеко.

— После попытки переворота Турция — это все-таки экстремальный кейс. Но надо понимать, что свободы прессы становится все меньше и на Западе тоже, это опять-таки тренд мировой. Мы в федерации стараемся заставить правительства придерживаться ими же заявленных принципов свободы слова, и иногда власти подписывают документы и рекомендации о защите прав журналистов, но в итоге ничего не делают. Во многих странах — во Франции, в Великобритании, в Польше, в Швейцарии — появились законы о слежке, которые могут негативно отразиться на безопасности журналистов. То, что кто-то может просматривать их почту, противоречит базовым ценностям и свободам. Или вот, например, в Испании действует закон, не позволяющий журналистам снимать полицейских в действии. На одной конференции я демонстрировал фото полицейского с пистолетом, сделанное в ходе демонстрации в Бильбао в 1985 году. Этот снимок был признан тогда в стране репортажной фотографией года. Сегодня за публикацию подобного снимка вас ждет штраф в размере 30 тысяч евро. Это регресс, журналисты попросту не могут выполнять свою работу. Понятно, что таким образом хотят защитить полицейских, но каждый такой закон идет вразрез со свободой слова. Еще недавно, когда речь шла о нарушении прав такого рода, мы говорили в основном об Азербайджане или России. Сегодня это касается множества стран, в том числе и тех, которые называются демократическими. Конечно, жесткость запретов везде различна, но общий тренд просматривается.

— То есть мы снова вернулись во времена политики «национальных интересов»?

— Я думаю, что да, и, как ни странно, многие до сих пор не осознают, что свободная журналистика — это одна из опор демократического общества. Этого не понимают даже журналисты и никак не реагируют на все эти меры. Мы, журналисты, не используем в достаточной мере свою власть и свои возможности, мы пишем о забастовках других, но сами не можем организоваться. Более того, для многих коллег это даже проявление корпоративизма, что неверно. Мы как федерация не боремся за права корпораций или новостных агентств, а защищаем фундаментальные права человека.

— А что вы думаете, например, про недавние блокировки российских медиа и соцсетей на Украине?

— Такие шаги мы осуждаем точно так же, как и предыдущие блокировки (например, телеканала «Дождь») или списки журналистов и блогеров, которым запрещают въезд в страны. На нашей платформе в Совете Европы мы публиковали предупреждения, касающиеся всех этих случаев. Даже когда приходится иметь дело с агрессивной пропагандой, цензура — это не выход, а политика запретов на вещание или въезд — это совершенно неправильная стратегия. Естественно, когда норвежскому журналисту недавно запретили въезд в Россию, мы тоже реагировали негативно.

Что касается конкретно Украины, то мы пытаемся наладить сотрудничество между сторонами конфликта, и это работает. Именно так удалось добиться, например, освобождения журналистки Марии Варфоломеевой. Хотя поначалу, конечно, было тяжело: украинские журналисты говорили, что они — солдаты информационной войны. Что абсолютно неправильно! Одним словом, мы начинали с таких высказываний и в итоге дошли до нескольких встреч в Вене по проблемам арестованных журналистов с обеих сторон и настоящего сотрудничества. Другой похожий пример — работа с журналистами Греции и Македонии, двух стран, между которыми существуют давние трения. Такие же попытки мы предпринимаем, когда призываем журналистов Северного и Южного Кипра проводить совместные ежегодные конференции. Когда идет конфликт, диалог особенно важен. Мы можем не соглашаться по политическим вопросам, но мы готовы прийти к согласию, когда дело касается профессии.

Понравился материал? Помоги сайту!