«В ходе выборов 1996-го источник мне сообщил, что в метро будет бомба, а Ельцин заболеет»

В июле представительство Евросоюза в России и Европейская федерация журналистов в рамках проекта «Общественная дипломатия. ЕС и Россия» (напоминаем, что раздел на Кольте «Мосты» — его медийное зеркало) провели первую Летнюю школу журналистики в Дублине. Корреспонденты и редакторы десяти российских и десяти европейских СМИ провели неделю в столице Ирландии, где знакомились с ее историей, политической системой, экономикой и журналистикой. Участники школы посетили парламент, Министерство иностранных дел и редакции ирландских СМИ.

Одним из спикеров школы был известный ирландский журналист, бывший редактор международных новостей газеты Thе Irish Times Шеймас Мартин. Его имя известно не только в европейских, но и во многих других странах, в том числе и в России. Руководитель корпункта в Москве Шеймас Мартин передавал миру сообщения о распаде Советского Союза, рассказывал о работе парламента 90-х и был дружен с журналистом-расследователем «Новой газеты» Юрием Щекочихиным. Ему удалось взять интервью у Владимира Путина до его президентства, а у Нельсона Манделы — одним из первых после его освобождения из тюрьмы. Он писал о двух чеченских войнах, взрывах жилых домов в 1999 году в Москве, президентских выборах и многих других событиях. Он написал несколько книг и участвовал в создании документальных фильмов о России. Сейчас Шеймас Мартин на пенсии. С ним поговорила одна из участниц школы, главный редактор белгородского издания Go31.ru Мария Литвинова.

— Что вас привело в эту профессию?

— Я всегда интересовался журналистикой, даже в детстве, и моя амбиция была в том, чтобы стать иностранным корреспондентом.

— И вы свою мечту осуществили. Вы считаете свою журналистскую судьбу счастливой?

— В целом да, хотя моя журналистская карьера нередко отнимала все мое время. Мне довелось осветить два самых важных события второй половины XX века: конец коммунистической системы в Советском Союзе и конец системы апартеида в Южной Африке. Но вообще я работал почти в 50 странах мира на всех континентах, кроме Южной Америки.

— В том числе спортивным комментатором…

— Да, я занимался спортивной журналистикой, и одно время это было приятно. Но день за днем становилось все скучнее. Каждый день одно и то же: рассказываешь людям, как кто-то пнул мяч в сетку.

— Расскажите о своих первом и последнем визитах в Россию.

— Первый раз я попал в Россию как спортивный журналист в 1974 году, а мой последний визит случился в 2014 году в качестве консультанта телевизионной документальной съемочной группы. Один из этих приездов был незадолго до путча в августе 1991 года. Это было очень напряженное время, в те дни агентство Reuters публиковало ежедневный бюллетень под названием «World News Highlights», в котором перечисляло 20 наиболее важных новостей дня. В нескольких случаях все 20 историй были посвящены Москве. Так что это была непрерывная работа каждый день в течение очень долгого времени. Я помню, что потерял около9 килограммов веса за 6 месяцев.

— Трудно тогда здесь жилось?

— Ну, мне платили в долларах США, поэтому моя жизнь не была такой уж сложной. Вскоре после того, как я приехал, на Новом Арбате открылись ирландский супермаркет и паб, и я мог купить там еду и выпивку или закупаться в магазинах «Березка». Но для большинства россиян это было очень трудное время, старухи продавали свои личные вещи на улицах и в переходах.

— А что вы помните о самом путче?

— Как и большинство иностранных корреспондентов, я находился в отпуске. Утром 19 августа мне удалось вылететь из ирландского аэропорта «Шеннон» в Москву. Это был самолет «Аэрофлота», который изначально летел из Вашингтона, но все американские пассажиры отменили свои полеты, когда услышали о перевороте. Таким образом, в самолете было всего шесть пассажиров — два ирландца и четыре россиянина, и все мы были переброшены в первый класс. В «Шереметьево» я ожидал, что аэропорт будет окружен танками, но все было в порядке, и я быстро прошел паспортный контроль, потому что других пассажиров практически не было. Я взял такси до своей квартиры на Таганской площади. На Садовом кольце нас остановили солдаты и сказали, что в центр Москвы никого не пускают. По пути я встретил группу маленьких мальчиков, которые играли и заглядывали в танк рядом с пресс-центром МИДа на Зубовском бульваре. Но метро работало нормально, поэтому я смог без проблем попасть в самый центр города. На Манежной площади и перед Кремлем тоже стояли танки. Я помню, как командир одного из них сказал мне, что у него нет боеприпасов. На второй день мой российский друг, отец которого работал в Кремле, сказал, что ГКЧП потерял контроль и государственный переворот завершился. Он был прав.

— И в эти дни пришлось особенно много работать?

— Конечно. Мобильных телефонов тогда не было, поэтому в случае исключительной срочности журналисты должны были покинуть место событий и вернуться в офисы, чтобы отправить в редакцию свои тексты. В моем случае я сначала печатал свой отчет на примитивном компьютере, затем распечатывал и загружал в телекс-машину. Это было сложное и неудобное занятие.

— Вы были в пуле иностранных журналистов и могли бы многое рассказать о Ельцине.

— Недавние действия Трампа в связи с наймом и увольнением сотрудников Белого дома напомнили мне о тех днях. Ельцин, бывало, назначал и увольнял премьер-министров чуть ли не каждую неделю. Кстати, у меня вызывает иронию и нынешняя истерия в США по поводу вмешательства России в их президентские выборы, потому что нет никаких сомнений в том, что американцы вмешивались в президентские выборы в России 1996-го. Во влиятельном журнале Time даже появилась статья, объясняющая, как США помогли Ельцину победить.

Что касается меня, то эти выборы связаны с одним из самых странных событий в моей долгой журналистской карьере. Вместе с австралийским коллегой я говорил с российским источником, который сказал, что в ходе избирательной кампании нам следует ожидать двух событий. Во-первых, в московском метро будет бомба, а во-вторых, президент Ельцин серьезно заболеет незадолго до второго тура голосования. В тот же вечер в тоннеле возле станции метро «Нагатинская» взорвалась бомба, и незадолго до голосования Ельцин перенес серьезный сердечный приступ.

— Кем, как вы думаете, эти события могли быть запланированы и для чего?

— В лагере Ельцина были люди, которые хотели, чтобы выборы были отменены, чтобы он проиграл. Многие в России могут угадать имена тех, о ком тут может идти речь.

— Известна история про Ельцина, который не вышел из самолета в Дублине в 1994 году, где его в аэропорту встречал премьер-министр Ирландии. Что об этом писала ирландская пресса?

— Это произошло в аэропорту «Шеннон» на западе Ирландии. В то время я находился в Абхазии, писал о последствиях тамошнего конфликта. Инфраструктура была разрушена, не было электричества, проточной воды и так далее. Каждое утро мы должны были мыться в Черном море. Мы остановились в доме, хозяева которого сумели включить свой телевизор при помощи автомобильного аккумулятора, и поздно вечером в новостях российского телевидения показывали интервью с Ельциным в аэропорту Сиэтла. Его выступление было не очень членораздельным, и я, зная, что он должен был прибыть в «Шеннон» на следующий день, заподозрил, что его речь может стать еще более бессвязной и моя газета The Irish Times потребует от меня в этом случае текст. Но в Абхазии не было телефонов, поэтому нам пришлось спешно совершить путешествие через границу в Сочи, где я смог связаться с The Irish Times.

Я узнал, что самолет президента опоздал, потому что два часа кружил над аэропортом без объяснения причин. Затем из самолета вышел Олег Сосковец и сказал, что президент не появится. Наш премьер-министр Альберт Рейнольдс ждал внизу у трапа, прилетев специально из Новой Зеландии, где он был с государственным визитом. Он очень дипломатично сообщил представителям СМИ, что понимает, как господин Ельцин измотан после своего путешествия, и выразил надежду, что он скоро поправится.

Средства массовой информации не были столь же дипломатичны. Это была главная новость на первых полосах всех газет и во всех новостных выпусках радио и телевидения. Самым язвительным комментарием была карикатура в The Irish Times, изобразившая сообщение от Ельцина, адресованное международным СМИ, которое было помещено в бутылку из-под водки.

— Кто, с точки зрения опытного европейского журналиста, Владимир Путин: продолжатель дела «семьи» или преемник, предавший ее интересы?

— Путин, конечно же, не продолжатель дела семьи Ельцина. Друзей Березовского тогда отправили паковать чемоданы. Но я бы не назвал это предательством. Россия была крайне нестабильной в эпоху Ельцина. Путин в первые годы своего правления принес стабильность и некоторое процветание. Конечно, ему помог рост цен на нефть. В настоящее время многие западные СМИ говорят о нем как о дьяволе во плоти. Он, конечно, не ангел, но я не думаю, что он так уж черен, как его изображают.

Я должен напомнить, что Ирландия — одна из шести западноевропейских стран, не являющихся членами НАТО. И Ирландия с большим скепсисом относится к роли НАТО, которая является военным альянсом. Если у НАТО нет врага, то нет и причин существовать. Поэтому НАТО много потрудилась над созданием образа врага и теперь обрела его.

— Вы говорите, что западные СМИ представляют Путина в чересчур негативном свете. Но разве неограниченная и длительная власть не приводит к катастрофе?

— Никто не может быть настолько уж черным, каким Путина рисуют на Западе. Еще раз повторю, что он не ангел, и в английском языке есть афоризм — «власть развращает, абсолютная власть развращает абсолютно». Это определенно опасная ситуация, но я не предвижу катастрофы, исходящей из России. Северная Корея, возможно, Китай.

— О чем вы спросите Путина, если будете брать у него интервью?

— На самом деле я брал интервью у Путина в ходе визита премьер-министра Ирландии во время взрывов в Москве в 1999 году, когда он сам был председателем правительства. Естественно, я спросил его о подрывах. Он был взволнован и злился, сказал мне, что чеченцы ответят, что их поймают и заставят платить за свои действия.

— Вы разговаривали со многими интересными русскими людьми. Например, брали интервью у дочерей маршала Жукова.

— Да, это были очень интересные и вежливые собеседницы. Я навсегда запомнил их рассказ о дне, когда Жуков пришел домой взволнованный, в приподнятом настроении, и сказал им: «Сегодня я арестовал Берию».

— Когда вы работали в Южной Африке, вы освещали крах еще одного режима. Следите за происходящим в этой стране?

— Да, после окончания апартеида на новую Южную Африку возлагались большие надежды, но в некоторых случаях черные политики оказывались такими же коррумпированными, как и их белые предшественники. Африканский национальный конгресс остается у власти на протяжении всех этих 27 лет, но все-таки за это время у него было четыре разных президента. Страна по-прежнему — демократический маяк для многих соседей, которыми управляет не только одна и та же партия, но и один и тот же человек на протяжении такого же периода времени. Хотя я считаю, что мы должны быть осторожны и стараться не навязывать западные политические традиции Африке, так же как и западные взгляды — России.

— Какое впечатление произвел на вас Нельсон Мандела?

— Мне в самом деле посчастливилось стать одним из первых журналистов, получивших возможность взять подробное интервью у Манделы после его освобождения из тюрьмы. Я был очень им впечатлен. Отсутствие горечи в этом человеке после 27 лет тюрьмы было для меня особенно поразительным.

— Вы не раз освещали вооруженные конфликты; помните, когда было страшнее всего?

— Я был в нескольких трудных ситуациях, в том числе однажды я оказался в середине демонстрации зулу в Южной Африке. Демонстранты размахивали мачете, длинными ножами, и пели песню. Я спросил одного человека, что означала песня, и он ответил: «В песне поется, что здесь не место белому человеку».

Но самый трудный эпизод в моей карьере пришелся на 13 и 14 марта 1997 года в Албании. Люди по всей стране разворовали оружие из государственных арсеналов и стали сражаться друг с другом, поскольку в Албании вообще часто случались семейные распри. Затем они начали стрелять по самолетам, взлетающим и приземляющимся в аэропорту Тираны. Все рейсы были отменены, а мне нужно было добраться до Хельсинки, чтобы обсудить встречу на высшем уровне между Клинтоном и Ельциным. Мне удалось попасть в группу, которую итальянские вооруженные силы должны были вывезти из страны, из портового города Дурреса, находившегося под обстрелами. Три человека вблизи меня были убиты. В конце концов десант вывез нас на итальянское военно-морское судно и доставил в порт Бриндизи, оттуда я уже отправился в Финляндию.

— Ваш родной брат — римско-католический архиепископ Дублина. Конфликты в Северной Ирландии в конце 90-х годов как-то коснулись вашей семьи?

— Во время конфликта в Северной Ирландии мой брат был ватиканским дипломатом в Риме и постоянным представителем при ООН и Международном валютном фонде в Женеве. Так что, когда он вернулся в страну архиепископом, конфликт уже был разрешен.

— А как вы думаете, какая судьба ждет сейчас Северную Ирландию, то есть часть Великобритании? Возможно ли в связи с Брекситом ее присоединение к Ирландии?

— Тут очень рано что-то предсказывать, поскольку переговоры между Великобританией и ЕС только начались. Но, правда, похоже, что после выхода Великобритании из ЕС некоторые пограничные меры будут повторно введены. Однако полный контроль установить невозможно, поскольку граница в некоторых случаях проходит посередине деревень, полей, а в некоторых районах — через отдельные дома, где одна комната находится в Великобритании, а другая — в Ирландии.

— Насколько в ирландских СМИ сейчас популярен жанр журналистских расследований? И как на них реагируют власти?

— Расследовательская журналистика существует в Ирландии, но это дорогое занятие. Ирландские газеты, как и в других странах Запада, находятся сейчас в непростых финансовых обстоятельствах. В распоряжении общественного телевидения RTE в Ирландии больше денег, и они достойны всяческих похвал за то, что проводили много важных расследований, которые привели к изменениям в политике правительства и государственных организаций. Но я думаю, что падение журналистских стандартов произошло повсюду. Во многом это связано с финансовым кризисом в медиаиндустрии, в частности, газеты находятся под сильным давлением из-за социальных сетей. Тираж The Irish Times сегодня составляет половину того, каким он был в годы моей работы.

У газет нет денег, чтобы нанимать столько людей, сколько раньше, чтобы проверять факты или отправлять корреспондентов для работы за границей. В таких городах, как Москва и Йоханнесбург, где я работал, больше нет бюро The Irish Times. В англоязычной журналистике всегда говорилось, что «факты священны», факты и комментарии по их поводу были строго разделены. А сейчас все чаще мнения подаются как новости, поскольку считается, что они важнее новостей.

— А вы следите за ситуацией с российскими СМИ?

— Западные СМИ утверждают, что в России вообще нет свободной прессы, что все находится под государственным контролем. Эксперты по России, которые выступают с такими комментариями по телевизору, не могут даже верно произнести фамилию Путина. Они называют его «Пьютин». Но независимые издания в России могут быть небольшими, однако они все-таки существуют: и «Эхо Москвы», и «Дождь», и «Новая газета», и многие региональные СМИ. Так что это неправда, и это глубоко оскорбительно для независимых журналистов в России.

— Вы были хорошо знакомы с основателем российской расследовательской журналистики Юрием Щекочихиным. Расскажите об обстоятельствах вашего знакомства.
— Да, я регулярно навещал Щекочихина в его кабинете в Государственной думе в 1990-х, когда он был депутатом от «Яблока». Это было после октябрьских событий 1993 года, когда Дума переехала в старое здание Госплана в центре Москвы. В те дни иностранные журналисты были допущены в здание Думы. Это было очень необычное здание — помимо самого парламента там был гастроном, в котором цены были ниже, чем в остальных магазинах Москвы, поэтому мы могли готовить репортажи о работе парламента и еще покупать себе продукты подешевле.

Это был необычный парламент. В зале заседаний не было специальной пресс-зоны. Журналисты сидели в отдельной комнате и смотрели материалы по внутреннему телевидению. Вы не видели всей картины того, что происходило в зале, а только небольшое пространство вокруг выступавшего на трибуне.

— Вы дружили со Щекочихиным или ваши отношения были только рабочими?

— Я бы ответил, что встречался с Юрием Петровичем на профессиональной основе, но эти визиты были очень дружескими.

— И как вы использовали информацию от Щекочихина в своих публикациях?

— В работе я использовал только ту информацию, которую получал от него лично. Главным образом она касалась происходящего в Думе и трудностей, с которыми сталкивалась «Новая газета». Обычно после парламентских сессий я вместе с коллегой-корреспондентом заходил в кабинет Щекочихина, и он объяснял, что происходит за кулисами. Как правило, наш разговор начинался с того, что Юрий открывал бутылку армянского коньяка. В один из моих недавних визитов в Москву я поехал в Переделкино на его могилу и оставил там рюмку армянского коньяка. Одним из тех, кто сопровождал меня в тот день, был Андрей Миронов, который позже вместе с итальянским журналистом был убит во время конфликта на Восточной Украине.

— На ваш взгляд, что общего у ирландцев с русскими? И что их различает?

— В свое время я обнаружил удивительное сходство между русским и ирландским народами. Русские больше похожи на нас, чем любые другие знакомые мне нации. Сначала они могут быть с тобой слегка грубоватыми, но после того, как узнаешь их поближе, они оказываются очень теплыми, дружелюбными и гостеприимными людьми. И, конечно, обе национальности склонны к употреблению некоторых напитков, возможно, более, чем другие. Но главным отличием, по мнению моих русских друзей, было то, что, живя за границей, ирландцы поддерживали своих соотечественников больше, чем это обычно делали русские.

Понравился материал? Помоги сайту!