«Будущий инвестиционный потенциал Украины огромен»

В рамках проекта ЕС «Общественная дипломатия. ЕС и Россия» (напоминаем, что работу проекта освещает на Кольте раздел «Мосты») в Россию приезжал профессор права и практикующий юрист Артур Новак-Фар, чтобы прочитать в Ярославском университете лекцию о макроэкономическом регулировании в Евросоюзе, а затем принять участие в праздновании юбилея Института Европы РАН. В его послужном списке — работа в польских МИДе, Минсельхозе и Счетной палате, консультации по интеграции с Евросоюзом на Украине в начале 2000-х и более 300 научных публикаций по европейскому законодательству.

— Как бы вы охарактеризовали эффект от экономических санкций Евросоюза против России спустя три года после их введения?

— Санкции были политической формой критики действий России на Крымском полуострове. Именно с такой точки зрения их нужно рассматривать в первую очередь. Но во вторую очередь они имели и деловой аспект — и, конечно же, положение бизнеса они не улучшили.

Однако, если посмотреть на историю введения всех экономических санкций, можно вынести несколько уроков. Например, такой: санкции — это всегда краткосрочный шок от кризиса как для тех стран, которые санкции налагают, так и для тех стран, к которым они применяются. Но со временем, в среднесрочной и долгосрочной перспективе, бизнес приучается работать в условиях санкций. То есть чем дольше действуют санкции, тем меньше их эффект для экономики — вопреки тому, что ожидают страны, которые эти меры ввели.

Вот, например, хорошо знакомая мне ситуация — торговая война между Польшей и Германией в 1920-х. Это было похоже на санкционный режим: шок и экономический кризис в 1925 году, когда все только началось, — но в течение семи с лишним лет промышленность успела приспособиться к новым условиям, какие-то отрасли стали даже сильнее, чем до начала тарифной войны.

Но проблема еще в том, что санкции затрудняют обмен технологиями. А это негативно влияет на развитие ряда отраслей. При этом, чтобы санкции отменить или облегчить, нужны опять-таки политические причины, а не экономические. Для этого требуется добрая воля обеих сторон.

— А как деловые круги именно в Польше воспринимают санкции против России и торговое эмбарго против ЕС?

— В основном экономика работает независимо как от санкций против России, так и от контрсанкций против ЕС. Хотя вначале на сельское хозяйство и пищевую промышленность российское эмбарго, конечно, повлияло: компании предполагали продать определенные объемы продукции в Россию — и оказались не в состоянии это сделать. Но, как я уже сказал, нормальная реакция бизнеса в таком случае — это приспособиться к обстоятельствам. В итоге польские компании нашли новые рынки сбыта, в том числе увеличили внутренний спрос на товары.

У всех Польша ассоциируется, в первую очередь, с яблоками, и они оказались главной проблемой. Если вы заходите в любой польский офис, там гарантированно будут яблоки. Но, если посмотреть на статистику, все окажется не так уж и плохо: сельское хозяйство в Польше чувствует себя нормально. Ровно так же в итоге отреагировал и российский агропром. Это универсальная реакция.

— В результате российского эмбарго к тому же в Польше сильно выросло производство сидра.

— Да-да, причем тут есть и культурный аспект. Потому что сидр ведь не относится к традиционным польским напиткам. Но теперь поляки познакомились с сидром и начали его потреблять. Мы даже начали поставлять сидр в другие страны Евросоюза.

Кроме того, конечно, Польша раньше сильно зависела от поставок энергоносителей из России. Но в последние годы эта зависимость существенно снизилась. А это отражается на всей структуре польской экономики, на производстве всех групп товаров. В польской экономике сельское хозяйство, на самом деле, по значимости только на третьем месте, а на первом — машиностроение. При этом вне зависимости от санкционного режима транзит российского газа и нефти через Польшу продолжается, что благоприятно сказывается на нашем торговом балансе. К тому же за последние три-четыре года его сальдо стало положительным. Польский импорт впервые за долгий период превысил экспорт. Проблема только в том, что польская экономика пока не производит высокую добавочную стоимость благодаря высоким технологиям — она зарабатывает, в основном, на выпуске субкомпонентов для других европейских производителей. У российской экономики с добавочной стоимостью, впрочем, похожие проблемы.

— То есть получается, что в долгосрочном аспекте санкции не имеют смысла, но теперь это — реальность, в которой всем нам приходится жить. Как вы думаете, на сколько лет это затянется?

— Санкции, как я уже говорил, — вопрос политический, не экономический. Когда разворачивался Крымский кризис, никто понятия не имел, насколько сильным окажется его воздействие на экономику. А сейчас тоже совершенно неясно, сколько времени санкции еще продлятся. Но здесь важно понимать, что западные санкции неоднородны. Санкции, которые действуют в Евросоюзе, отличаются от тех, что в США. Американские санкции гораздо жестче, они точечно и очень детально сформулированы, в отличие от европейских, которые к тому же вводятся на относительно короткий период времени. По истечении этого периода они могут быть продлены. И это создает окно возможностей для компаний с обеих сторон, причем довольно часто. Думаю, причина — в разнице правовых подходов, юридической стилистики в Европе и США.

— У вас ведь был и опыт работы с Украиной в начале 2000-х: вы давали консультации по интеграции с Евросоюзом…

— Да, но я не сказал бы, что очень обширный. Но в контексте того, чем я сейчас занимаюсь как юрист, это полезно: ко мне то и дело обращаются европейские компании — из Польши, Норвегии — за консультациями по поводу работы в санкционном режиме и различий между европейскими и американскими санкциями. Для юристов сейчас вообще благодатное время — много работы! Иногда бывают и вопросы по Украине, хотя она не была моей зоной ответственности во время работы в МИДе, да и сейчас не является.

— Как вы объясняете — возможно, просто для себя — причины российско-украинского конфликта? Можно ли сказать, что это запоздалое эхо распада Советского Союза? Принято было считать, что Россия благополучно, без крови и гражданской войны прошла постсоветский период благодаря реформам. Но вот миновали 1990-е, 2000-е — и негативный сценарий реализовался.

— Честно сказать, я не разбираюсь в его причинах настолько хорошо — очевидно, что это целый комплекс исторических, этнических, экономических и политических обстоятельств. Могу лишь сказать, что с точки зрения юридической терминологии это крайне запутанная ситуация. Возможно, в будущем она будет разрешена на международной конференции или другой международной площадке. Чехи говорят, что время — лучшее лекарство. Думаю, что в данном случае это тоже справедливо, и спустя какое-то время нужно заново собраться, обсудить эту ситуацию и найти решение.

В любом случае я бы не стал делать простые выводы о происхождении этого конфликта. Вспомните Югославию в самом начале конфликта. Это было сильное государство с вполне развитыми демократическими традициями и гуманистическими взглядами на этнические взаимоотношения. А в результате — чудовищный кровавый конфликт. Так что одной или двумя причинами это не объяснить. Кроме того, я считаю, что распад Советского Союза в смысле благосостояния граждан не был вполне успешным проектом. А тот факт, что на постсоветской территории не было разрушительных межэтнических столкновений или гражданских войн, можно отнести уже к позитивному наследию СССР.

— Последняя по времени украинская революция выросла из идеи более тесной интеграции с Европой. Однако сейчас мы видим скорее дезинтеграцию, западные инвестиции в страну не идут…

— Они придут. Будущий инвестиционный потенциал Украины огромен. Европейская экономика сейчас переживает восстановление. Соответственно, в Европу идет больше капитала, в том числе и в более рисковые области. Украина может быть одной из них.

Читайте также о настоящем и будущем бизнеса, живущего в стране под санкциями, в разговоре с экс-руководителем Ассоциации европейского бизнеса в России Филиппом Пегорье.

Понравился материал? Помоги сайту!