«Нам нужна Россия, а России нужны мы»

В Братиславе с 6 по 8 мая проходил традиционный Гражданский форум ЕС—Россия — встреча представителей НКО и исследователей их работы в осложнившихся повсеместно политических и экономических условиях. Юлия Смирнова побывала на форуме — при поддержке представительства ЕС в России.

Площадь Словацкого национального восстания в Братиславе в будние дни — тихое место. В небольшом сквере стоит памятник участникам антифашистского восстания во время Второй мировой войны. На террасе кафе сидят немногочисленные посетители — в этом году в начале мая все еще прохладно. На стене одного из домов рядом с костелом — памятная доска. Именно здесь во времена «бархатной революции» 30 лет назад собирались многотысячные митинги. В прошлом году здесь же, на этой площади, начались самые крупные протесты в Словакии с 1989 года, после того как 27-летний журналист-расследователь Ян Куцияк и его невеста Мартина Кушнирова были застрелены в своем доме недалеко от Братиславы. Расследование убийства продолжается. В его организации подозревают крупного бизнесмена Мариана Кочнера, имевшего хорошие связи с бывшим правительством Словакии; сейчас он находится под арестом. Теперь портреты Яна и Мартины стоят под мемориальной доской «бархатной революции», окруженные цветами и свечами.

На фоне своих соседей из Центральной Европы Словакия кажется исключением. После начала протестов в 2018 году премьер-министру Роберту Фицо пришлось уйти в отставку. А в марте этого года на президентских выборах победила либеральная кандидатка Зузана Чапутова, полная противоположность правым популистам Виктору Орбану или Ярославу Качиньскому. Например, она открыто выступает за права ЛГБТ, хотя Словакия — консервативная католическая страна. Свою кампанию она проводила под лозунгом «Встанем вместе на пути зла». Но при этом Чапутова — совсем не профессиональный политик, а юристка-правозащитница, которая большую часть своей карьеры проработала для некоммерческих организаций (НКО), борясь с этим самым «злом», как она его понимает, — коррупцией и влиянием крупных бизнесменов, близких к власти. Так, она потратила 14 лет на то, чтобы через суд добиться закрытия мусорного полигона рядом с небольшим городом Пезинок, в котором она выросла.

«Словакия — одна из немногих стран, где гражданское общество сейчас настроено оптимистично», — говорит Анна Севортьян на Гражданском форуме ЕС—Россия. Она — его исполнительный директор. В этом году общее собрание сети НКО из России и стран Евросоюза проходило именно в Братиславе. Коллеги встретились, чтобы обсудить общий опыт. «Мы в Венгрии следили за трагическими событиями в Словакии и за последовавшей реакцией общества на них, — говорит Анико Бакони из Венгерского Хельсинкского комитета. — Для нас это вдохновляющий пример и надежда на то, что изменения возможны».

Впрочем, повод для оптимизма у словаков был не всегда. Душан Ондрушек из организации «Партнеры за демократические изменения» сравнивает развитие Словакии с танцем ча-ча-ча: несколько шагов вперед, несколько назад, а потом вдруг шаг в сторону.

После «бархатной революции» и «бархатного развода» с Чехией в 1993 году здесь сменило друг друга несколько волн либеральной гражданской активности против авторитарных политиков и коррупции. Словакию не обошли стороной и проблемы, характерные для стран бывшего соцлагеря в Европе. Слияние политиков, спецслужб, криминальных группировок и бизнесменов было особенно заметно в 90-е, во времена правления премьер-министра Владимира Мечьяра. Приватизация госкомпаний проходила в то время крайне непрозрачно, многие из них попали под контроль людей из политического окружения Мечьяра. Ондрушек называет политическую систему того времени «демократурой» или «нелиберальной демократией».

Перед выборами 1998 года 35 словацких НКО объединились для проведения кампании «ОК'98» за честные выборы и просвещение избирателей. Им удалось мобилизовать молодых людей, недовольных положением дел в стране. Партия Мечьяра «Движение за демократическую Словакию» не смогла сформировать коалицию, и он потерял власть. При следующем премьере Микулаше Дзуринде ситуация с демократией улучшилась, Словакия стала членом ЕС, НАТО и вышла в зону евро. «Мы думали, что присоединяемся к идеальному клубу и у нас больше не будет сложностей, — говорит бывший министр иностранных дел Словакии Павол Демеш. — Никто не ожидал тогда, что случатся финансовый кризис, миграционный кризис в Евросоюзе, Brexit».

Впрочем, поляризация и усиление противоречий между условно «либеральной» и «консервативной» частями общества — общая проблема для многих стран Европы. Катажина Батко-Толуч из польской гражданской сети Watchdog приводит в пример недавний случай в Польше — там была задержана активистка Эльжбета Подлесна за то, что расклеила в городе Плоцке плакаты с изображением Богоматери в нимбе радужных цветов флага ЛГБТ. Сейчас ее обвиняют в оскорблении чувств верующих.

Либеральные активисты в Восточной Европе нередко слышат от своих оппонентов, что они — «иностранные агенты» и действуют не по своей воле, а по указке из-за границы. «В Венгрии действует закон об “иностранных агентах”, очень напоминающий российский, хотя он применяется по-другому, не так жестко, как в России», — рассказывает Анико Бакони из Венгерского Хельсинкского комитета. Этот закон входит в пакет, который венгерское правительство назвало «Стоп Сорос». Венгерский премьер Виктор Орбан обвиняет в миграционном кризисе миллиардера Джорджа Сороса и ведет против него настоящую войну, добившись в том числе переезда основанного Соросом Центрально-Европейского университета из Венгрии в Австрию.

Про Сороса вспоминал и бывший словацкий премьер-министр Роберт Фицо, после того как протестующие в прошлом году стали требовать его отставки. Полиция даже начала проверку анонимного заявления о том, что организаторы митингов якобы планируют свержение власти при финансовой поддержке миллиардера. «Я не ожидала, что мне придется объяснять своей бабушке, что мне не платит Сорос. И что то же самое придется объяснять следователям», — рассказывает на форуме активистка Катарина Надь Пазмань. Вместе с друзьями и мужем она организовала самый первый митинг в Братиславе после убийства Яна Куцияка — Петер Надь просто создал событие в Фейсбуке, не ожидая, что на митинг придет 25 000 человек. После этого протесты распространились по всей Словакии. Из этого выросло движение «За достойную Словакию».

Такие самоорганизованные спонтанные движения — от «желтых жилетов» до митингов школьников против изменения климата, которые сейчас проходят по всей Европе, — примета времени. Так же обстоят дела и в Греции, рассказывает исследовательница Евгения Ватаку из Греческого открытого университета. «Организованное гражданское общество в Греции было традиционно слабым», — говорит она. А вот неформальные общественные движения и спонтанные инициативы стали особенно заметны после финансового и миграционного кризиса. Например, в 2016 году активисты заняли гостиницу City Plaza в Афинах и стали принимать там беженцев без всякого государственного финансирования.

При всех различиях НКО в России и странах Евросоюза сталкиваются с похожими проблемами. Елена Белокурова из «Немецко-русского обмена» перечисляет их, когда представляет свое исследование о гражданском обществе в России и странах ЕС. Везде НКО испытывают трудности с финансированием, хотя и по разным причинам. В Западной Европе государства сократили бюджет для «третьего сектора» после финансового кризиса, в Восточной НКО страдают от урезания денег из ЕС, а в России — из-за осложнения финансирования из-за рубежа. В свою очередь, общие для многих проблемы — кампании очернения в прессе, популистские правительства и усиление того, что Белокурова называет «квазигражданское общество», — организаций, которые используют те же способы мобилизации людей, борясь за другие цели — например, против миграции или прав ЛГБТ.

Но есть и хорошие новости. Реагируя на эти проблемы, НКО объединяются, ищут новые модели работы и обращаются к своей «фан-базе» за помощью — за краудфандингом или волонтерством. Везде профессиональные НКО испытывают кризис идентичности, но как раз он заставляет их по-новому взглянуть на свои приоритеты. «Российские НКО — это самый лучший пример того, как можно выживать в очень сложных условиях», — говорит Юлия Скокова, исследовательница из Высшей школы экономики. Например, «Русь сидящая» продолжает работать и помогать заключенным, несмотря на внесение ее в список «иностранных агентов», обыски, иски и регистрацию организации-двойника с точно таким же названием.

И наконец, кризис в отношениях России и Запада влияет и на гражданское общество. Последний пример — конфликт России и Совета Европы. После аннексии Крыма в 2014 году российскую делегацию в Парламентской ассамблее Совета Европы (ПАСЕ) лишили права голоса. В ответ на это Россия прекратила участвовать в сессиях ПАСЕ, а в 2017 году остановила уплату членских взносов. Вернуться в ПАСЕ Россия хочет, только если ей дадут гарантии, что она больше не лишится права голоса. Формально страну можно исключить из Совета Европы после двух лет неуплаты — этот момент настанет уже в июне, когда вопросом должен заняться комитет министров совета. Если Россия будет исключена из Совета Европы или решит выйти из него сама, это будет означать в том числе, что граждане России потеряют возможность обращаться в Европейский суд по правам человека (ЕСПЧ) в Страсбурге.

Проблемы Совета Европы, основанного 70 лет назад, связаны не только с Россией — например, Азербайджан и Турция регулярно подвергаются критике за нарушение принципов этой организации. Но как поступать с такими странами, никто точно не знает. «Изначально Совет Европы был джентльменским клубом, — говорит Константин Баранов из Международного молодежного правозащитного движения. — Предполагалось, что политическая воля соблюдать общие правила уже есть у всех стран, в него входящих». Сейчас очевидно, что существующих инструментов недостаточно, чтобы заставить какую-то страну действовать по общим законам, если она этого не хочет. «ПАСЕ не может заставить Россию вернуть Крым или остановить ее участие в войне в Донбассе», — говорит Баранов.

Гарри Гуммель из Нидерландского Хельсинкского комитета считает, что проблема в общем кризисе мультилатерализма в мире. Он напоминает, что к Международному уголовному суду в Гааге, например, не присоединились ни США, ни Россия, ни Индия. «Если страна нарушает общие правила, то последствия для нее близки к нулю», — говорит он, приводя в пример еще и Китай.

Как бы то ни было, все убеждены, что России и Совету Европы нужно найти компромисс и не разрывать отношения. Анн Брассер, люксембургский политик и бывший президент ПАСЕ, напоминает о том, что важно не лишать российских граждан защиты Европейской конвенции о защите прав человека и возможности обращаться в ЕСПЧ. Брассер была президентом ПАСЕ с 2014 по 2016 год, именно в то время, когда начался кризис в отношениях с Россией. «Я верила в личную дипломатию», — говорит она, рассказывая, как пыталась разговаривать с председателем Совета Федерации Валентиной Матвиенко, председателем Госдумы Сергеем Нарышкиным и депутатами Верховной рады Украины — но все безрезультатно. Тем не менее она считает, что общее решение необходимо: «Нам нужна Россия, а России нужны мы».

ПОДПИСЫВАЙТЕСЬ НА КАНАЛ COLTA.RU В ЯНДЕКС.ДЗЕН, ЧТОБЫ НИЧЕГО НЕ ПРОПУСТИТЬ

Понравился материал? Помоги сайту!