Чехословакия — СССР: не только 1968-й

Международный Мемориал и команда известного школьного конкурса «Человек в истории. Россия — ХХ век» вместо обычных образовательных поездок провели в этом году при поддержке Европейского союза серию онлайн-семинаров для российских учителей истории.

Мы на Кольте уже рассказывали о двух таких семинарах, посвященных наследию Нюрнбергского трибунала и судьбам остарбайтеров.

Третий и последний семинар «Россия — Чехия в ХХ веке. Память об общем прошлом» прошел 14 ноября и был сделан совместно с Чешским Мемориалом и педагогическим центром SCIO (Прага, Чехия).

На этом семинаре выступила глава кафедры российских и восточноевропейских исследований факультета социальных наук Карлова университета (Прага) доктор Даниела Коленовска, которая рассказала о чешско-российских отношениях в XX веке с одной важной оговоркой: она оставила за рамками события 1968 года. В разговоре с Коленовской Сергей Бондаренко решил придерживаться той же логики.

— Какие события/явления в русско-чешских отношениях в XX веке вам кажутся самыми значимыми (если оставить за скобками 1968-й)? Причем не только в политике, но и в культуре, в более широком контексте.

— Для нынешнего молодого поколения Чехии самое важное — это соглашение о выводе советских войск из страны, подписанное в феврале 1990 года. Именно здесь начинаются для них подлинная свобода и суверенитет.

Из более давних событий — это, конечно, признание Сталиным права Чехословакии на существование в 1943 году и его же согласие на создание армии генерала Свободы (которая в российской традиции называется Первой Чехословацкой отдельной батальонной бригадой). Эта армия прибыла в Богемию вместе с Красной армией и участвовала в ее освобождении.

Но помимо взаимной радости 1945-й — это еще и начало новой, тяжелой, истории. С освобождением от нацистов две эти армии принесли в Чехословакию и быстрое, жесткое введение советских правил жизни: коллективизацию, разрушение церквей, уничтожение тех, кто воевал за страну в некоммунистическом сопротивлении.

Тут необходимо помнить, что, в отличие от Советского Союза, во время войны всегда державшегося хотя бы за часть своей территории, которая так и не была оккупирована, чехи с 1939 года были плотно привязаны к нацистам, страна была занята ими полностью.

Таким образом, любое сопротивление нередко означало в том числе и соучастие в управлении нацистским чешским протекторатом. Например, генерал Алоис Элиаш (Alois Eliáš), главный организатор внутреннего антинацистского сопротивления, был в то же время председателем правительства протектората — до того как немцы арестовали его и приговорили к расстрелу в конце сентября 1941 года. Генерал Карел Кутлвашр (Karel Kutlvašr), командовавший освобождением Праги и пражскими повстанцами 5 мая 1945 года, жил в городе при нацистах. В глазах Сталина они были коллаборационистами. Москва и приведенные Москвой чехословацкие коммунисты репрессировали множество таких людей. Мы сегодня считаем, что это огромная потеря.

Но я скажу и о другой стороне. Два политика Первой республики — президент (1918–1935. — Ред.) Томаш Масарик (Tomáš Garrigue Masaryk) и премьер-министр (1918–1919. — Ред.) Карел Крамарж (Karel Kramář) — очень хорошо знали Россию. Крамарж был панславистом, Масарик много занимался российской культурой. При их поддержке чехословацкие границы были открыты для русской эмиграции, бежавшей от большевиков. В 2021 году мы будем отмечать столетний юбилей этих событий.

Эти связи не исчезли бесследно, они оставались живы и много лет спустя: давайте вспомним хотя бы сотрудничество искусствоведа Индржиха Халупецкого (Jindřich Chalupecký) с неформальным советским искусством 1970-х — так мы узнали об Илье Кабакове и Викторе Пивоварове.

— В российской истории Гражданской войны всегда отдельное внимание уделяют «белочехам», причем их образ не слишком сильно изменился даже с советских времен: их чаще всего описывают как «интервентов», которые более или менее добровольно, но все-таки оказались в России. Как говорят/пишут о них в Чехии?

— В Чехии мы говорим о добровольческой армии, у нас она известна под названием, которое было известно тогда и в России, Франции или Италии, — «чехословацкие легионы».

С точки зрения чехословацких политиков, стремившихся к независимости, это была ключевая сила, которая на Парижской мирной конференции продемонстрировала великим державам не только то, что у чехов, словаков и закарпатских украинцев есть собственные политические амбиции, но и то, что они способны управлять собственным государством.

Для этого Масарику и Бенешу (Эдвард Бенеш — министр иностранных дел Первой республики с 1918 по 1935 год, впоследствии президент Чехословакии. — Ред.) легионы нужны были дома, но Брестский мир между немцами и большевиками и последовавшая за ним Гражданская война в России резко осложнили дело. Вся армия не могла быстро пройти через фронт, и теперь ее нужно было эвакуировать через Владивосток. Конечно, мы знаем, что чехословацкие легионы вмешались в Гражданскую войну. Но более детальное исследование этих процессов началось лишь относительно недавно, поскольку чехословацкие коммунисты в течение 40 лет представляли этих людей исключительно как антибольшевистскую империалистическую армию, защищавшую контрреволюцию. Советские архивы были нам недоступны. Исторические исследования с обеих сторон ограничены до сих пор государственными границами: чехи обработали свои архивы, вы — свои, но совместной работы пока так и нет.

Нам давно известно, что среди легионеров были и коммунисты (например, знаменитый писатель Ярослав Гашек). Прибыв на родину, некоторые легионеры встали на защиту большевистской России и оппонировали белой эмиграции в Праге, критиковали собственное правительство за нежелание признавать Советскую Россию (официально она была признана только в 1935-м). В общем, очевидно, что картина этих событий гораздо более сложная, чем нам представлялось это в коммунистические времена.

— В своем докладе вы подробно говорили о Масарике, о его интересе к русской культуре. Насколько этот интерес повлиял на развитие Чехословакии в межвоенный период? И повлиял ли вообще?

— Да, Масарик хорошо знал Россию. Он хотел представить ее чехам не просто как бывшую великую державу, распавшуюся в Первую мировую, а как часть большой европейской культуры. Он много пропагандировал Достоевского, писал о нем. В большевиков Масарик не верил, он считал, что в России они надолго не задержатся. Именно он был вдохновителем идеи предоставить убежище русской эмиграции в начале 1920-х, когда к нам приехало около 30 тысяч человек.

Эмигранты создали свои учебные заведения, университеты, школы. Как предполагал Масарик, именно эмиграция должна была после падения большевиков взять в свои руки власть в России. Мы все знаем, что в политическом смысле это ничем не кончилось, — но мы по-прежнему ценим вклад этой культуры в нашу жизнь. Например, здания русских архитекторов того времени все еще стоят в наших городах. По-прежнему известны и значимы такие люди, как Роман Якобсон или Марина Цветаева.

— Насколько в современной Чехии распространено мнение, что в послевоенное время идеи коммунизма пришли в страну в результате внешнего «вторжения»? Есть ли представления о собственно чешской линии в этом развитии — или все описывается в категориях внешнего влияния СССР?

— Дело в том, что у чехов есть своя собственная сильная социалистическая традиция. Рабочее движение началось в 1860-е годы, а с 1870 года существовала и чешская социал-демократическая организация. Ее представители входили в состав австрийского рейхсовета (Чехия до 1918 года входила в состав Австро-Венгрии. — Ред.). В 1920 году на выборах в чехословацкий парламент социал-демократы получили четверть голосов и вместе с национал-социалистами и немецкими социал-демократами обладали сильным влиянием на протяжении всей межвоенной эпохи. Чешские феминистки добивались признания прав женщин еще с XIX века, так что женщины в независимой Чехословакии имели право голосовать, а президент Масарик даже добавил к своему имени фамилию жены — Гарриг.

Коммунисты ворвались в политику в начале 1920-х. Единство в среде социал-демократов было поколеблено в 1920-м, после встречи одного из самых влиятельных чешских марксистов Богумира Шмераля с Лениным в Москве. Но даже взгляды Шмераля больше соответствовали программе русских меньшевиков и не устраивали радикалов внутри Коммунистической партии. К концу 1920-х годов последние овладели партией и провели ее большевизацию в полном соответствии с рецептами Коминтерна. Такие люди, как коммунисты Готвальд и Сланский, прожили всю Вторую мировую войну в СССР, они не сотрудничали с Национальным центром сопротивления нацистам в Лондоне, а после войны приступили к советизации Чехословакии. Поэтому, на мой взгляд, правильнее говорить не об аутентичном чешском коммунизме, а об отдельных радикалах, которые благодаря Второй мировой войне и успеху в ней СССР сумели узурпировать сильную чешскую социалистическую традицию.

— Для образованных людей в современной России Вацлав Гавел часто выступает как одна из ролевых моделей идеального политика: общественный деятель, литератор, ставший президентом. Насколько велико влияние его наследия в современной Чехии?

— В свое время действия Вацлава Гавела вызывали в Чехии недовольство и острые дискуссии. Сегодня его человечность, его взгляды многим кажутся утраченным идеалом. Мы все чаще возвращаемся к чтению его «Силы бессильных» (программное эссе Гавела 1978 года. — Ред.). К сожалению, и в наше время многие вещи, сказанные там, все еще актуальны.

Из победившего наследия Гавела я бы выделила несколько вещей: вместе с ним в нашу политику пришли сильная субкультура чехословацкого инакомыслия и эмигрантская традиция. И то и другое укрепило институциональную структуру чешского государства и его правовую систему. Именно таким образом удалось остановить эскалацию насилия и влияние силовых структур, которого многие опасались в 1988–1989 годах. В современной Чехии полиция в целом служит интересам населения, а не доминирует над ним. И это тоже наследие Гавела.

— Если можно в нескольких словах обобщить образ СССР / России XX века в чешских школьных учебниках истории, то каков он? На какие аспекты российской/советской истории обращается внимание прежде всего?

— Во-первых, чешские школы не следуют общему учебному плану. Во-вторых, они обучают детей определенным навыкам — главный упор на уроках истории делается на критическое мышление. Так что если говорить о ХХ веке в целом, то ученики иногда жалуются, что на него отводится мало времени. Как правило, речь идет только о чехословацкой истории, а российская/советская появляется только постольку, поскольку в нее вписана.

Хронологически это означает Первую и Вторую мировые войны, 1948 год, возможно, Карибский кризис 1961 года, а затем события 1968 и 1989 годов. Ситуация становится более интересной, когда речь заходит о вопросах, связанных с долгосрочными тенденциями, — о том, как модернизировать страну, в которой долгое время существовало крепостное право, а большинство людей не имело доступа к образованию или собственности; о дискуссиях по поводу авторитарных политических систем и культуры оппозиции; о роли государства в экономике или о европейской ответственности России (о том, почему и когда в России появляется убеждение, что она несет ответственность за развитие Европы настолько, что должна пренебрегать своим собственным развитием). Вот об этом мы говорим в связи с Россией, когда обсуждаем более широкий контекст XX века.

Понравился материал? Помоги сайту!