Михаил Шифрин: «Медсестра втыкает в меня иголку. А моя книга лежит открытой на ее рабочем столе»

Книга научного журналиста Михаила Шифрина «100 рассказов из истории медицины», попавшая в шорт-лист премии «Просветитель» этого года, — сборник удивительных историй, показывающих развитие доказательной медицины на протяжении XVI—XX вв. Каждая история — определенный прорыв в борьбе с болезнями, будь то дезинфекция рук при принятии родов, изобретение УЗИ или создание вакцины от полиомиелита. Несмотря на дотошное следование историческим фактам, каждая глава читается как остросюжетный рассказ, где очень многое зависит от характера и мотивации героя: выясняется, что дружба, любовь и соперничество повлияли на развитие медицины не меньше, чем выдающиеся интеллектуальные способности отдельных врачей. Не случайно у книги сразу два научных редактора — историк и медик. Дарья Варламова поговорила с автором о взаимосвязи медицины и музыки, развенчании мифов и о том, как человек становится героем.

— Ваша книга основана на материалах из вашего многолетнего паблика по истории медицины Doktor.ru. Но вы по образованию не врач, а инженер-технолог. Откуда интерес к медицине?

— Я работал на «Медпортале», и задача у меня была инженерная — сделать так, чтобы к статье подтягивались релевантные материалы. Я придумал, каким образом это автоматизировать. Моделируется искусственная память, фронтенд помнит, о чем каждая статья, и подгоняет связанные по тематике материалы. Кроме того, у них было братское сообщество, которое принадлежало тому же холдингу, — «Доктор.ру». Люди там писали вопросы, а врачи на них отвечали. И мне поручили в течение полугода модерировать это сообщество. За это время я проникся большим сочувствием к врачам и пациентам. Пациентам сочувствуешь, потому что у них денег нет и они не знают, к кому бежать со своими проблемами. А врачам имеет смысл сочувствовать тоже, потому что пациенты не лечатся нормально, гробят свое здоровье…

— Лечат рак лимоном?

— И это тоже, но самое печальное — они не выполняют врачебных предписаний. У врачей много проблем: их сокращают, закрывают больницы, зарплата формально одна, а на самом деле другая — это все ужасно. Но из медицины уходят по другой причине. Потому что достали пациенты, которые не соблюдают назначений. Больные не доверяют врачам, врачи в отчаянии от больных. Но все равно они друг другу нужны.

— И вы решили помочь им сблизиться?

— Я предложил создать сообщество «Доктор.ру» в Фейсбуке, во «ВКонтакте» и публиковать там календарь важных дат из истории медицины. Допустим, сегодня впервые сделали кесарево сечение, оперировал такой-то. Люди будут ставить лайки. Но однажды я запостил известную медицинскую байку про гигиениста Макса Петтенкофера, который выпил культуру холерных вибрионов, чтобы доказать, что не они вызывают холеру: хотел посрамить Роберта Коха. И остался жив и здоров. У него, видимо, был иммунитет. Но тогда учение об иммунитете только зарождалось. Это известный анекдот. И потом мне девчонки из команды, которые делали перепосты этого календаря в другие сообщества, сказали: «Вот под этой историей много лайков, пиши такое еще».

— Людям нравится, когда есть сюжет.

— Да, и я стал писать сюжеты. Взял все болезни, которые упоминаются у нас на сайте, и про каждую выяснил даты и подробности победы над ней. Мне нужны были события на каждый день года. А когда есть календарь, можно готовить истории заранее. Дальше по каждой истории собирается информация.

— Как вы ее собирали?

— Ходил в Российскую государственную библиотеку, читал там книги по истории медицины, фотографируя нужные страницы на телефон. Мне, бывает, в комментариях пишут: «А где написано, что была эпидемия полиомиелита в Чечне, когда перестали вакцинировать детей?» И я сразу привожу в ответ фото: «Вот, ребята, проверяйте». А еще одно из самых больших достижений в этой книге — это активная библиография, которую можно открыть по QR-коду. У меня были два научных редактора — по медицине и по истории. Редактор по медицине, хирург Бадма Николаевич Башанкаев, посоветовал мне убирать из книжки библиографию, потому что в ней 70 страниц. И я убрал все в онлайн с активными ссылками на источники. Кроме того, тут есть дополнительные материалы, как для истории с Теодором Бильротом (выдающийся немецкий хирург XIX века, один из основоположников абдоминальной хирургии. — Ред.) и его другом, композитором Иоганнесом Брамсом. Вот «Трагическая увертюра» Брамса, послушав которую, Бильрот решился сделать первую в истории резекцию желудка, потому что понял, что надо стремиться к совершенству (открывает ссылку на YouTube, ставит музыку). Это просто настоящий гимн науки! Брамс — непростой композитор, его надо слушать снова и снова, чтобы прочувствовать. А Бильрот мог прочувствовать сразу. Это моя любимая история, потому что она про столкновение очень разных вещей — медицины и музыки...

— Мне очень понравилось, как в вашей книге показано, что медицинские открытия тесно связаны с характерами героев, со стечениями обстоятельств, порой фантастическими.

— Да, из характера героя все вытекает, но что такое характер? Это твоя реакция на внешние события. Один герой прячется, другой бежит, третий бьется с врагом, а четвертый что-нибудь изобретает. Вот почему он это делает — этот вопрос меня занимал. Почему Альберт Сейбин, например, не удовольствовался «убитой» вакциной от полиомиелита, которую изобрел Джонас Солк, что его заставило делать свою, живую? Его заинтересовала сама идея, что дети будут играть в одной песочнице и вакцинировать друг друга без уколов.

— В геометрической прогрессии.

— Да! Вакцина Солка ведь в целом помогала. И день, когда о ней объявили, стал праздником для американцев: все радовались безумно, что они сделали всему миру что-то хорошее. И это была не военная победа с морем крови, а мирная. Все чувствовали, что они сделали сегодня что-то, чего никогда никто не делал. А потом возникли сложности. Она не всегда помогала. И тут появляется живая вакцина, которую Альберт Сейбин подарил Михаилу Чумакову, директору Института полиомиелита. И он рискнул использовать ее в СССР, когда американцы еще не решались.

— Меня еще очень впечатлила история о том, как в 1972 году в СССР сделали первую операцию по смене пола: это просто фантастика. Не ожидаешь этого от страны, где все должны были бояться, «как бы чего не вышло».

— Так они и испугались! И запретили такие операции на 17 лет.

— Это постфактум. Но хирург Виктор Калнберз решился сделать операцию, потому что пациент страдал в женском теле. Вот это восхитительное проявление смелости и человечности в системе, где за каждый твой чих тебя могли отправить в места не столь отдаленные. И он отделался выговором, а пациент получил то, что хотел. Настоящий хеппи-энд.

— Да, этот пациент еще жив, и все у него хорошо. Действительно, в советское время единственным работодателем было государство, и если оно за тебя взялось, то могло сделать с тобой все что угодно. Тем не менее находились люди (и немало), которые шли на риск против этой системы не потому, что они были инакомыслящими или врагами. А потому, что людям не нравится, когда на них так давят. Это у нашего народа в крови. Кроме того, советскому человеку терять было особо нечего. А наши с вами сверстники ужасно боятся недополучить от жизни каких-то благ. Они слушаются начальства и мирятся со всем безобразием. Потому что жизнь пройдет, а ты так и не успеешь сменить французскую пластмассовую машину на металлическую немецкую.

— Меня еще заинтересовала тема сложных взаимоотношений в среде ученых. Когда, например, ты выясняешь, что хорошо бы мыть руки перед тем, как принимать роды, как Земмельвейс (Игнац Земмельвейс — венгерский врач-акушер XIX века, один из основоположников асептики. — Ред.). И научное сообщество просто отказывается соглашаться, потому что неприятно признавать свою неправоту. Меня изумляет, когда так реагируют не чиновники с их культом иерархии, а люди, для которых истина должна быть превыше всего.

— Ну, чтобы попасть в такую ситуацию, надо было быть Земмельвейсом со всеми его плюсами и минусами. Он был зубоскалом, издевался над своим научным руководителем, поэтому тот послал его в родильное отделение, где на него свалил всю ответственность за высокую смертность рожениц. И Земмельвейсу пришлось выкручиваться, разбираться. Кроме того, он как неравнодушный человек участвовал в революции 1848 года, чем дал руководителю повод на него настучать. Но, конечно, это печальная история: его выгнали отовсюду, и он на улицах подбегал к беременным женщинам и говорил им: «Когда будете рожать, сделайте так, чтобы ваш хирург мыл руки». Я эту сцену так и вижу...

— А к вам не было претензий на тему того, что вы не медик и не историк, а пишете книгу по истории медицины?

— Скорее, врачи были мне благодарны за то, что я рассказываю истории. Дело в том, что историю медицины читают обычно специалисты, которые не очень сильно продвинулись в своей области, и они делают это скучно. А студенты не понимают, для чего им это надо знать. А ведь это сборник остросюжетных рассказов. Я ничего же не придумывал. Просто выбросил все неважные места, чтобы понять главную линию: почему герой такой, зачем ему это нужно, кто его друг, кто враг. Так что врачи узнали себя в героях, им стало интересно, как справлялись с похожими проблемами великие. Кроме того, чтобы показать историю медицины, приходилось затрагивать вопросы совсем немедицинские. Допустим, Николай Коротков изобрел свой метод измерения артериального давления, потому что влюбился в медсестру и хотел ее впечатлить. Или история про обезболивание при родах, когда принц Альберт решил помочь королеве Виктории победить таким образом послеродовую депрессию. От депрессии это не помогло, но зато этот опыт показал, что роды могут быть менее мучительными.

— При этом у вас сложная картина мира — есть и неоднозначные герои.

— Да, например, Вернер Форсман (в 1929 году впервые в истории ввел катетер в человеческое сердце — самому себе — и сделал рентгеновский снимок, за что позже получил Нобелевскую премию. — Ред.) воевал в вермахте. Он не хотел стерилизовать евреев и слабоумных по приказу нацистов и пошел на фронт, думая, что там настоящие прусские офицеры, такие, как его отец. А оказавшись среди них, он увидел, что они не сильно лучше эсэсовцев, от которых он уходил. Да, он воевал с нами. И к посту про Форсмана было много комментариев типа «Жаль, что он не попался моему деду, сволочь!». Но это человек, благодаря которому, может быть, спасли тебе жизнь. Вся кардиохирургия держится на нем.

Я против войны, и даже там, где в моей книге действие происходит на войне, я рассказываю о том, как человек пытался спасти жизнь другим. Когда я писал историю про Ларрея (Доминик Ларрей — главный хирург армии Наполеона, создатель первой службы неотложной помощи в истории. — Ред.), я понял наконец, почему Наполеон отступал по разоренной Смоленской дороге, почему не пошел южнее, через Украину, откуда тоже вышел бы в Западную Европу, но с меньшими потерями. Он это сделал потому, что в Колоцком монастыре находились 10 000 раненых французов, которых выхаживали Ларрей и его лучшие санитары и врачи (Наполеон вернулся за ними, потому что раненые, бывалые воины, могли учить новобранцев; благодаря Ларрею количество выживших после огнестрельных ранений сильно возросло. — Ред.).

Я помню, нас в школе спрашивали, какое новое оружие применял Наполеон, почему он так побеждал: ведь пушки у него были не лучше русских. Так вот, этим оружием были раненые. Он знал, что эти десять тысяч создадут стотысячную армию.

— Хорошая возможность бороться с мифами и стереотипами.

— Мне неинтересно, честно говоря, развеивать мифы. Мне интересно, как человек становится героем. Как он вместо того, чтобы спокойно себе выпивать, бросает все и начинает делать то, чего другие сделать не могут? Этот вопрос меня очень живо волнует. Он важнее, чем развенчание мифов, потому что те, кто хочет верить в мифы, будут и дальше в них верить, они все равно вам не доверяют.

— Мне книга нравится тем, что, несмотря на очень разные судьбы этих врачей, в ней много оптимизма. Даже многострадального Земмельвейса венгры теперь героем считают. Это история победы здравого смысла над хтонью.

— Мне кажется, категории здравого смысла и хтони волнуют в основном интеллигенцию, которой больно от отсутствия этого здравого смысла. Но моя книга рассчитана на людей обычных, в том числе и без высшего образования. Вот прихожу я три недели назад сдавать кровь. Медсестра втыкает в меня иголку. И оказывается, что у нее моя книга, которую она купила просто в магазине, лежит открытой на рабочем столе.

— Это настоящее признание.

— А почему ее читают простые люди? Эта книга — о борьбе абсолютного добра с абсолютным злом. Болезни — абсолютное зло. А врачи, которые придумали, как с ними справиться, или хотя бы поняли их причину, — конечно, на стороне добра. И это делает книгу похожей на сборник сценарных заявок. Потому что сценарии — это всегда плохие против хороших, а тут ясно, кто плохой.

— Тут как в мифологии, когда герой борется с чудовищем.

— Да, здесь у меня герой действительно выходит против настоящих демонов. Это как современный сборник мифов Древней Греции, но только без выдумки.

ВЫБЕРИ ГЕРОЕВ ДЕСЯТИЛЕТИЯ. ГОЛОСОВАНИЕ

Понравился материал? Помоги сайту!