17 марта 2015Школа 90-х
191

«Убедить детей в том, что черное — это белое, проще простого»

Учитель истории Александр Драхлер о мифах про частные школы, становлении педагогического Рунета и ответственности педагога

 
Detailed_picture© svoboda.org

Специальный проект «Школа 90-х», запущенный COLTA.RU, образовательным порталом «Твоя история» и фондом «Уроки девяностых», посвящен эпохе 1990-х в контексте отечественной истории. На важнейший период в новейшей истории России, на главные приметы того времени и его ключевые события мы посмотрим глазами известных преподавателей истории и литературы.

Александр Борисович Драхлер — преподаватель истории и обществознания Центра образования № 293, один из основателей портала «Сеть творческих учителей», объединяющего десятки тысяч учителей России и стран СНГ.

Меня так учили, что если слово дал, то надо держать

Я учился в Воркуте. До середины 9-го класса думал, что моя жизнь будет связана с числами — с экономикой, с финансами. Математика шла хорошо, но в середине 9-го класса к нам пришла работать новая учительница математики, и из 16 ребят, которые собирались сдавать этот предмет на вступительных экзаменах, от этого отказались 14. Поняли, что математика, оказывается, — это не так интересно.

Параллельно я много чем занимался в школе. Где-то в 1983 году в школе произошел скандал, потому что я написал в газете городской, что мы на уроках труда одни только швабры делаем, а больше ничего. Директор школы с газетой в руках влетела на общешкольное комсомольское собрание и очень эмоционально стала это обсуждать: «Вот, вы все только критикуете! А из вас никто в школу не пойдет работать!» Я говорю: «Я пойду». Это при всех было сказано, поэтому назад дороги не было. Меня так учили, что если слово дал, то надо держать.

Где-то в 1983-м к нам в школу пришла новая учительница истории — ее сразу назначили замом по воспитательной работе. У нас с ней выработалась негласная договоренность, что один урок она решает свои вопросы как завуч, а я в это время за нее провожу урок истории в своем классе, другой урок она ведет, а я на задней парте своими делами занимаюсь — старшеклассникам всегда есть чем заняться. Я уже тогда серьезно готовился к этим урокам — по тем возможностям, которые были. Допустим, тема была «Великая Отечественная война», и я штудировал двенадцатитомник «Вторая мировая война». Интернета же тогда не было, а мне хотелось сделать так, чтобы уроки были интересные. Когда я учился, возможности у учителей были небогатые, тем более в провинции. В основном все начиналось и заканчивалось пересказом учебника. А хотелось сделать что-то другое.

Едем в Москву и по пути обгоняем танки, бэтээры

С первого раза в Московский государственный педагогический институт имени Ленина (сейчас — университет) я не поступил. Незнание иностранного языка подвело. Год работал, параллельно вел филателистический кружок в 270-й школе (сейчас это школа 1470) — старшеклассником я серьезно увлекался марками. В 1984—1985-м, когда мне едва исполнилось 17 лет, я собрал группу восьмиклассников — человек 20 — и повез их на экскурсию на железнодорожный почтамт на Казанском вокзале. По нынешним временам мне это кажется авантюрой — сейчас я и сам не повезу один группу детей через всю Москву, а тогда я еще не понимал всей ответственности.

Приходилось в дверях стоять, чтобы масло детям на ужин выдали, а не стащили.

Потом поступил в институт, на исторический факультет. С перерывом на два года армии — тогда еще не давали даже первый курс доучиться. Я застал хороших преподавателей — Владимира Борисовича Кобрина, Игоря Николаевича Данилевского, Кошеленко, Проскурякову. Начиная с первого курса я обязательно ездил на педагогическую практику в лагерь. В августе 91-го года (после 4-го курса) уже не собирался ехать, но друг уговорил поехать вместо одной студентки, за которую мы должны были отработать. Мы приехали и как опытные ребята взяли себе отряды: я — третий, он — четвертый. Вдруг вызывает меня начальник лагеря и говорит: «Слушай, старший вожатый у нас ногу сломал». Меня шесть часов уламывали, чтобы я был старшим вожатым. Уломали. Потом так получилось, что на неделю заболел начальник лагеря, и в это время я исполнял его обязанности. Смена была тяжелая. Это же был 1991 год — ничего нет, и, естественно, все тащат. Я в полной мере «наелся» общения с кухней, сантехниками и прочими хозяйственными службами. Приходилось в дверях стоять, чтобы масло детям на ужин выдали, а не стащили. Все было непросто.

19 августа 1991 года у меня был приказ — ехать с группой детей из Днепропетровска, целых 30 человек, в Москву на экскурсию. Утром бреюсь, друг прибегает и говорит: «Знаешь, в Москве переворот, Горбачева свергли». Я чуть не порезался. Что делать? А все приходят ко мне как к начальнику лагеря и спрашивают: «Что делать?» Мне тогда было 23 года, опыта — только армия, ума — «Грановитая палата». Я говорю: «Ребята, давайте так: если приедет автобус, то поедем». Автобус задержался часа на два. Мы садимся в него, едем в Москву и по пути обгоняем танки, которые сошли с трассы, бэтээры какие-то. В центр Москвы мы не попали, но выполнили экскурсионную программу, сходили в кафе-мороженое «Пингвин», которое тогда недавно открылось, — то есть мы были в двух шагах от эпицентра событий. Через два дня мы уже всей сменой возвращались совсем в другую Москву и в другую страну.

В 1991 году я пошел работать в 279-ю школу имени Твардовского. Через год окончил университет и взял класс, которым очень горжусь, — я тогда молодой был, неженатый, и мы с ними очень много времени проводили вместе. Я их действительно безумно люблю, мы до сих пор переписываемся; некоторые из них сейчас ньюсмейкеры в нынешней непростой экономической ситуации. Свой профессиональный период с 92-го по 99-й год я вспоминаю с большим удовольствием — было очень много интересного. Тогда и книжки, и методички удавалось написать, потому что появлялся интересный опыт, который можно было перекладывать на бумагу. А главное, была в этом потребность и можно было публиковаться.

Бывали ситуации и на грани фола. 5 октября 1993 года у меня до школы не дошли два ребенка. Я двадцатым чувством почувствовал, что что-то не так. Позвонил домой — в школу ушли. А 279-я школа расположена на горке, рядом ВДНХ и «Останкино». Я кинулся туда, на Звездный бульвар, — и как-то сам собой на них вышел. А они говорят, что гильзы пошли собирать.

Я мог поставить годовую двойку, и мне ничего за это не было!

Чем интересны 90-е для учителя? Тем, что если у меня было доверие администрации школы и родителей, то я как профессионал мог делать то, что считаю нужным. Та степень свободы, которая была у учителя в 90-е годы, сейчас, увы, недостижима. Я мог поставить годовую двойку по своему предмету, и мне ничего за это не было!!!

Сейчас я тоже двойки ставлю. Но образовательный уровень сильно упал. Хотя точнее сказать — серьезно видоизменился. В середине 90-х половина ребят в классе, которые изучали древний мир, точно читали Гомера. Сейчас до половины класса может не знать до уроков и мифы Древней Греции. В 1990-х можно было строить программу так, как считаешь нужным, и ее варьировать. Сейчас таких возможностей нет, и даже когда учебные часы пропадают из-за праздников, наверстать упущенное с учениками очень сложно. С другой стороны, возможностей у детей получить хорошее образование не в пример больше, чем в 90-е. В том числе и технологических. Я, например, разрешаю пользоваться интернетом в учебных целях. Если что-то забыли, говорю: «Ребята, у вас гаджеты с собой — залезайте, ищите». Другое дело, что они часто найти не могут, если вопрос сформулирован необычно. Очень много приходится тратить времени и сил на то, чтобы научить пользоваться интернетом.

Есть миф, что в частных школах учителя получают больше.

Да, в 1990-е у учителей были проблемы с деньгами: выходишь к метро и понимаешь, что уборщик в метро получает в два раза больше, чем ты, человек с высшим образованием, который круглые сутки отвечает за кучу детей. Я хорошо помню Новый год с 92-го на 93-й и подарок учителям, который пришел от районной управы, — два куска мыла и книжка «Убийство Деда Мороза». Это было очень унизительно. С другой стороны, в 90-е годы у школы было больше возможностей для получения дополнительных денежных средств: помогали спонсоры, шла европейская гуманитарная помощь, датские мясные консервы — все это было.

Зарплата учителя сейчас в значительной степени зависит от умения школы хозяйствовать. Мне приходилось работать в частной школе, сейчас я работаю в государственной — я могу сравнить свой опыт. Есть миф, что в частных школах учителя получают больше. В разных школах по-разному, это вопрос договоренности между учителем и администрацией — и эти условия нетиражируемы. В частной школе обычно платят за час урока, который ты провел, тем не менее ты на работе должен находиться, скажем, с 9:00 до 17:00 и два раза в месяц дежурить с 7:00 до 19:00 — и никуда вырваться нельзя. В государственной школе у тебя по закону два месяца оплачиваемого отпуска, в частной школе — 30 дней, остальное за свой счет. За время каникул (уроков ты не проводишь, но все равно занят) денег тебе никаких не идет. Нас, правда, в частной школе в каникулы очень серьезно учили. И я уже и не говорю, что мы долго пикировались с директором по поводу «серой» зарплаты. Я посчитал — у меня по деньгам выходил в частной школе выигрыш несущественный.

Другая иллюзия, что в частной школе больше свободы и проще учить. Мол, маленький класс — это счастье для учителя. На мой взгляд, это не так. Частная школа, в которой я преподавал, гордилась тем, что у них в классах не больше 12 учеников. Но процент толковых детей — если это не специально подобранный класс — это где-то в среднем четверть. Соответственно, когда в классе 12 человек, таких толковых два, в лучшем случае три. Если один из них заболевает или уезжает куда-то, то получается, что разговор идет с одним-двумя учениками. Как бы интерактивно ты ни строил урок, в итоге он превращается в монолог, и мне это категорически не нравится. Это первое. Второе: программа в частных школах та же самая, учебники те же самые, курс тот же самый. Есть, наверное, школы, которые относятся к этому «сквозь пальцы», но все равно стандарт надо дать. При этом очень многое зависит от того, как выстроены отношения учителя с родителями и администрацией. Не секрет, что родители, особенно в частных школах, начинают давить на учителей через администрацию, что им нужны определенные отметки, и часть учителей идет у них на поводу.

Те, кто сидит по другую сторону экрана, никогда не учили историю

Так вышло, что я стоял у истоков педагогического Рунета и основания Сети творческих учителей — Innovative Teachers Network. С 1992 года я работал в Российской академии образования в лаборатории по созданию учебных пособий по истории. В 93-м или 94-м у меня появился первый компьютер. Я старался поддерживать «компьютерную» форму, хотя в институте предмет «Технические средства обучения» для меня был одним из самых «непроходимых» — там учили вставлять пленку в киноаппарат «Киев», чему я так и не научился. В 2000 году, когда я уже работал в частной школе, я стал вести виртуальное методическое объединение учителей истории. Так у нас появились виртуальные методические объединения учителей-предметников, которые сначала были под патронатом Московского института повышения квалификации, потом, уже как Сетевое объединение методистов, — под патронатом Федерации интернет-образования Михаила Ходорковского. В полном смысле сетевым сообществом учителей это нельзя было назвать — это была копилка учебных материалов, форум плюс система рассылки. В 2003 году с Ходорковским происходят известные события, СОМ еще работает, но возможностей для дальнейшего развития проекта не остается, а у нас идей — куча. В это время на нас выходят представители Microsoft в России, которые по всему миру разворачивают программу «Партнерство в образовании». В 2004 году они подписывают соответствующий договор с Министерством образования о том, что аналогичная программа будет осуществляться и в России, и предлагают создать ITN — мы с коллегами перевели на русский это название как «Сеть творческих учителей». 27 сентября 2005 года была запущена пилотная версия ITN, а с 22 января 2006 года — нынешняя редакция. Нам предоставили полную свободу: есть оболочка, вы профессионалы, действуйте как хотите. Microsoft много раз менял кураторов проекта, но ITN оставалась совместным творчеством громадного количества российских учителей, которые сделали площадку так, как им интересно.

Вопреки техническим и политическим проблемам люди продолжают учить друг друга.

Сейчас в ITN больше 143 000 зарегистрированных участников, при том что каждый день мы чистим нашу базу и убираем дублирующие аккаунты. Наш актив — порядка 10% от зарегистрированных пользователей. В нашей сети состоят учителя из всех уголков России и СНГ. Многих своих коллег по ITN я ни разу не видел в глаза. Я помню, для одной учительницы, жившей на Чукотке, я полтора месяца бегал и искал фирму, которая бы могла гарантированно доставить ей выигранный приз. А в сеть она выходила каждый день.

Сейчас появилось много новых педагогических проектов, аналогичных ITN. Некоторые технически более современны, некоторые были инициированы государством и шли на федеральном уровне, пока были деньги и административный ресурс, потом все проваливалось. Но когда проходят всероссийские конкурсы по интерактивным доскам, конкурсы «Формула будущего» и «Учитель года», то половину пьедестала занимают «выпускники» нашего портала. К сожалению, с 2010 года внимание Microsoft к этому проекту, несмотря на его гиперуспешность, серьезно изменилось. Тем не менее портал живет — у нас параллельно идет до десятка международных мастер-классов и конкурсов: допустим, мастер-класс по интерактивным доскам ведут учительница из Краснодарского края, учительница из Казахстана и учительница с Украины. Вопреки техническим и политическим проблемам люди продолжают не просто обмениваться опытом, а учить друг друга. Ощущение, что кто-то постоянно с тобой находится в одной сети и делает одно дело, дорогого стоит.

В свое время, в конце 1980-х — начале 1990-х, когда я был еще студентом, к нам приезжал Евгений Ямбург. События, которые тогда происходили, чем-то напоминали те, что происходят сейчас. Ямбургу задали вопрос: как он отреагирует, если его ученики выйдут митинговать на площадь. Он ответил, что если ученик выйдет на митинг и ему разнесут башку, то он себе этого никогда не простит. Дети многого не знают, и многое для них становится откровением. Что и как надо доводить до детей — это тонкий вопрос. Здесь, как у медиков, учитель должен придерживаться заповеди «не навреди».

Я знаю, многие наши учителя на уроках, далеких от истории и обществознания, транслируют детям то, что и так несется по телевизору, считая это своим патриотическим долгом. На мой взгляд, уж лучше бы учили предмету и думать самостоятельно. Потому что убедить детей в том, что черное — это белое, а белое — черное, конечно, проще простого. Но, как любят говорить историки, история никогда никого ничему не учит, но очень больно наказывает за ее незнание. В те редкие моменты, когда у меня включен телевизор, у меня волосы встают дыбом, потому что текст, несущийся с экрана, говорит мне о том, что те, кто сидит по другую сторону, никогда не учили историю.

Материал подготовлен в рамках специального проекта «Школа 90-х», запущенного COLTA.RU при поддержке образовательного портала «Твоя история» и фонда «Уроки девяностых».

Записал Денис Бояринов


Понравился материал? Помоги сайту!