Почему нам пора собрать демократический феминистский форум

Совсем недавно на non/fiction прошла презентация книги «Феминистский самиздат. 40 лет спустя» (Common Place, 2021; авторы — Оксана Васякина, Анастасия Кальк, Дмитрий Козлов, Анна Нижник, Элла Россман, Анна Сидоревич, Лена Смирно, Саша Талавер, Анастасия Ходырева), посвященной позднесоветским феминисткам — основательницам альманаха «Женщина и Россия». Книга получилась разноплановой: в нее вошли не только оригинальные тексты альманаха, но и современный комментарий участниц событий, с одной стороны, и исследователей женского движения — с другой. Не прошло и месяца, как в конце апреля состоялось еще одно важнейшее событие, предлагающее переосмыслить итоги раннего постсоветского феминизма, — круглый стол к 30-летию Первого независимого женского форума в Дубне.

Феминистка, историк женского и феминистского движения в России Анастасия Ходырева, одна из инициаторок обеих инициатив, рассказывает проекту She is an expert о том, что общего между двумя этими историческими точками, почему сегодня нам нужно заново осмыслить четыре десятилетия позднесоветской политики и как сочетать научное знание с современным политическим активизмом.

Самой идее издания «Феминистский самиздат. 40 лет спустя» предшествовало DIY-издание «Ветра ярости». Его авторка и в итоге авторка идеи переиздания Оксана Васякина приехала несколько лет назад в галерею «Интимное место» печатать на принтере, резать и сшивать свою на тот момент еще не получившую признания, но уже высмеянную поэму. Мы начали обсуждать самиздат и выяснили, что у нас — феминисток — есть солидная традиция работы в условиях цензуры. В 2019 году Оксана собрала команду из исследовательниц поздней советскости с разным исследовательским фокусом — в истории, литературе, искусстве, самиздате, — и так мы начали работу.

Постперестроечная современность занимает меня уже несколько лет. Когда-то советский период в моем понимании выглядел мутным монолитом застоя, который вмиг раскрошился и потерял актуальность, и на этом фоне альманах «Женщина и Россия» смотрелся прозападным глитчем. Постепенно я лучше стала понимать контекст, в котором появился альманах, и, когда началась работа над книгой, решила воспользоваться возможностью и попробовать нащупать преемственность в российском феминизме за последние сорок лет. К моему удивлению, она существует — особенно между началом 80-х и 20-х. Роднит эти крайние точки в первую очередь контекст глубокого политического кризиса: государственные институты тратят баснословные деньги и разводят видимость деятельности, но политикой уже давно не занимаются, так как все силы уходят на попытки угадать желания дряхлеющего лидера. Это тяжело, это суетно, это всем надоело, но лидер склонен к паранойе и вдобавок успел обложиться ретивыми молодыми мужчинами в униформе и на соцпакете. Где-то на фоне тянется мерзкая и дорогая война, про которую много лжи.

Поскольку работать политически в привычном смысле в этих условиях сложно из-за репрессий и цензуры, такие периоды могут стать временем, чтобы приостановиться и оглянуться на пройденный путь, проанализировать собственные стратегии и стратегии предшественниц и обновить повестку. В какой-то мере это и сделали феминистки сорок лет назад. Сделать такой же шаг я порекомендовала бы и тем, кто уже набрались профессионального опыта за нулевые и/или 2010-е.

А вот конец 80-х и первая половина 90-х на этом фоне сильно отличаются. Это время демократизации общества, а значит, искреннего воодушевления, расширения амбиций и интенсивной созидательной работы: оно еще плохо описано из-за своей гетерогенности, зато про него ходит множество мифов и страшилок, причем с самого верха. Феминистская работа с 1989 года кипела и развивалась так же, как и прочая политическая работа, и успела за короткий вольный срок заложить фундамент под весь сегодняшний женский и феминистский активизм, хотя ожидания, задачи и формат работы сильно изменились за 30 лет (и даже не один раз). Я надеюсь, что переиздание альманаха и круглый стол к 30-летию форума в Дубне позволят современному российскому феминизму продвинуться как во внутренней дискуссии, так и в более широких политологических ретроспективных и перспективных обсуждениях о результатах (пост)перестроечного транзишена.

Альманах

Сам альманах 1979 года «Женщина и Россия» по форме представлял собой зин в десятке экземпляров, набранных под копирку на печатной машинке. Он соединил нехарактерно личную художественную и биографическую социальную рефлексию о положении советских женщин в стране «победившего равноправия». Помимо критики советской политики в отношении женщин работа над альманахом стала ответом издательниц своим коллегам — мужчинам-диссидентам, которые не желали не только отвлекаться на проблемы женщин в своей глобальной битве с Советами, но и в целом делиться с ними местом в пространстве протеста. Что-то, а пренебрежение к положению женщин и нашей работе в либерально-демократической среде сохранилось почти без изменений.

Самиздат передавался из рук в руки, пока не попал довольно быстро в поле зрения сотрудников Комитета государственной безопасности. Преследования начались, когда ключевая группа из Мамоновой, Малаховской, Горичевой и Вознесенской уже начала размежевываться. Дальше история хорошо описана: накануне московской Олимпиады 1980 года участницы были изгнаны из Союза. Малаховская приняла участие во II Всемирной конференции ООН по положению женщин в Копенгагене, высланные издательницы появились на обложке феминистского журнала Ms., к ним прикрепилось звание первых советских феминисток, после чего они разъехались: Вознесенская поехала в Германию и прожила там до своей смерти в 2015 году, Горичева отправилась в Париж, Малаховская осталась в Австрии, Мамонова — в Нью-Йорке, где они по-прежнему живут и работают.

Сколько я ни спрашивала феминисток конца восьмидесятых и девяностых, об альманахе либо не знали, либо он не имел особого значения для тогдашней работы. Что неудивительно — коллапсирующий Союз обнаружил другие проблемы. На фоне заявленной перестройки и гласности женщины, желавшие перемен, столкнулись с тем, что права, казавшиеся им незыблемыми, — на труд, на социальную помощь, на уровень жизни, позволяющий семье выжить независимо от того, есть ли в ней условные «мужчины-добытчики», — находятся под угрозой. Более того, оказалось, что женщины не смогут принимать решения на этот счет — на первых же относительно свободных выборах народных депутатов СССР в 1989 году представительство женщин оказалось ничтожным. Позднее, после отмены национальных, а затем и женских квот, оно сократилось до мизерного.

Создательницами альманаха были женщины, связанные с ленинградской «второй культурой», из которых феминисткой в классическом западном понимании была только Мамонова, художница и писательница, знакомая с литературой и терминологией. Остальные участницы были ближе к диссидентской среде, и, пока Мамонова стремилась к диалогу с западными коллегами, они были заинтересованы в том, чтобы писать и публиковаться здесь. Это в итоге повлияло на то, что альманах сперва вышел на русском, а только потом — в переводах. Сама вариация феминизма, которую исповедовали остальные участницы, имеет больше отношения к археологии, экологии, эзотерике и поискам матриархальных начал, связанных с религией (в том числе с православием), чем к политике. Впрочем, интерес к религиозному поиску был характерен для диссидентства и встречался среди оказавшихся на Западе философинь, покинувших коммунистические режимы (среди них литовско-американская археологиня Мария Гимбутас): им было скучновато с западными сестрами, которые на тот момент еще добивались права работать наравне с мужчинами. За исключением Мамоновой, стратегией остальных участниц альманаха было стремление закрепиться на Западе в профессии, а не в политике — на дистанции к местному феминистскому движению.

Форум

Что же касается форума в Дубне, то одну часть его заметных участниц и инициаторок составляли женщины из среды советской академии — историки, экономические социологи, демографы и философы при госинститутах. Они сперва создали собственные ассоциации (САФО — Свободную ассоциацию феминистских организаций — и ЛОТОС, Лигу освобождения от общественных стереотипов), а затем на базе Института социально-экономических проблем народонаселения РАН благодаря Наталье Римашевской уже объединились вокруг созданного в 1990 году московского Центра гендерных исследований. Авторкой главного лозунга («Демократия минус женщина — не демократия») и, по разным сообщениям, самой идеи форума стала моя тезка — Ася (Анастасия) Посадская, коллега Римашевской и соавторка (вместе с Римашевской и Захаровой) знакового текста «Как мы решаем женский вопрос?» (1989 год, «Коммунист»), от которого принято отсчитывать русскоязычную историографию новой волны феминизма в России.

Другой важной частью форума оказались реанимированные Горбачевым (в последний раз) женсоветы, в частности, советы при ИЯИ (Институте ядерных исследований в Дубне) и ЦАГИ (Центральном аэрогидродинамическом институте имени профессора Н.Е. Жуковского) в Жуковском. Судя по всему, это были мощные, достаточно автономные и хорошо работающие объединения. Они выступили с поддержкой, и после переговоров форум был запланирован и состоялся именно в Дубне.

Помимо этого организационного костяка форум привлек художниц, писательниц (Марию Арбатову, Ольгу Жук, Наталью Каменецкую) и участниц философских кружков (Марину Либоракину, Наталью Абубикирову, Марину Регентову, Татьяну Клименкову), среди которых стоит выделить методологический кружок Щедровицкого. Забуксовавшую смену методологической парадигмы, точнее, откат после резвой сперва попытки ее принять, я думаю, можно смело считать ключевым сегодняшним конфликтом, который отразился в дискуссиях о «новой этике».

Демократия минус женщина — не демократия

Женский форум 1991 года стал возможен благодаря нескольким обстоятельствам. Первым из них была гласность. Политическая реформа неизбежно последовала за программой перестройки по выходу из плановой экономики — она подтянула свободу слова и вслед за ней свободу ассоциаций. Прото-НКО по всем возможным проблемам, включая повестку «женского вопроса», начали расти в геометрической прогрессии после 1989 года.

Тогда же помимо прочих появились феминистские группы САФО (Наталья Филиппова, Марина Регентова, Наталья Абубикирова, Ольга Липовская и другие), ЛОТОС (Анастасия Посадская, Ольга Воронина, Валентина Константинова и другие), НеЖДИ (Независимая женская демократическая инициатива), позднее — клуб «Преображение». Их участницы, имевшие отношение к Академии наук, создали МЦГИ — интеллектуальный и организационный центр, который проработал более 25 лет, пока бесславно и тихо не закрылся в начале 2010-х от недостатка финансирования и в результате общей депрессии, постигшей политическую институциональную работу после второго срока Путина.

Вообще, глубокое индивидуальное разочарование после взрыва активности наступило еще раньше — примерно во второй половине 1990-х, на фоне буксующих законов, размежевания с думской фракцией «Женщины России» и, конечно же, сексизма и пренебрежения к положению женщин со стороны либерально-демократических элит. Разочарование это было настолько сильным, что многие ключевые для становления движения фигуры его в итоге оставили и предпочитают о нем не вспоминать.

Причина отчасти в том, что «демократия» в лозунге была не просто словом, но отражением искренней веры и чаяний того периода. Сегодня сложно такое представить, и само слово почти не произносится — взамен можно услышать гораздо более скромные сообщения про «горизонтальность», которые являются скорее волюнтаристским частным выбором, нежели руководящим принципом — примерно как сосенка на фоне бора. «Горизонтальность» с точки зрения крупных институций, таким образом, представляется как некая блажь, которую могут себе позволить лишь небольшие локальные проекты, не имеющие амбиций к получению средств, паритетному участию в ассоциациях и сетевой работе и пр. Современный неолиберализм не терпит демократического управления, особенно если речь идет о российских или европейских институтах, предоставляющих финансирование.

Когда постсоветский феминизм изредка появляется в поле неироничного политологического обсуждения, обычно к нему можно услышать только претензии: мол, «феминистки, а что вы сделали?». На круглом столе к годовщине форума участницы согласились, что за 30 лет движение не смогло создать устойчивых политических институтов феминистского толка. Я частично разделяю горькие чувства, но в этот момент мне хочется, как тарантиновскому Траволте, начать оглядываться и разводить руками. А разве кому-то удалось? Буквально в начале месяца я слушала презентацию книги «Демонтаж коммунизма. 30 лет спустя», инициированную Кириллом Роговым. Это сборник текстов от ведущих политологов, по какой-то классовой и/или поколенческой причине включающий мнения только мужчин, поэтому анализ плосковат, но и там произносится ряд важных вещей, в частности, про необходимость проявить к себе милосердие за то, что с первого раза не удалось сделать так, как мечталось. Создание работающих, а не экранных политических институтов — это тяжкий труд, требующий, во-первых, навыков, которые не могут взяться ниоткуда после 70+ лет невостребованности, а во-вторых, готовности следовать сложным путем демократии, а не путем упрощений, которые привели нас в сегодняшнюю ситуацию.

От правозащиты к истории и обратно: перспектива миллениалов

Я пришла в (постперестроечную) историю из феминистского активизма и работы в НКО. Около десяти лет я проработала в Институте недискриминационных гендерных отношений «Кризисный центр для женщин» в Петербурге, некогда отделившемся от Петербургского центра гендерных проблем.

ПЦГП (с начала девяностых до середины нулевых) был таким местом, которое сегодня можно назвать комьюнити-центром. В отличие от ЦГИ, то есть центров гендерных исследований, созданных при университетах в Иванове, Твери, Москве, Саратове, Петрозаводске и др., которые изначально носили академический характер, ПЦГП возглавляла Ольга Липовская, переводчица и самиздательница («Женское чтение», 1987–1991 годы), участница ДемСоюза и многих субкультурных сред Ленинграда/Петербурга. Кризисный центр уже был специализированной структурой, направленной на помощь женщинам в ситуации гендерного насилия: домашнего насилия, изнасилований и с конца девяностых — торговли людьми с целью секс-эксплуатации.

Я успела побывать социальной работницей, переводчицей, исследовательницей. После кризиса 2008 года и с развитием соцсетей я начала заниматься построением публичного имиджа организации и сотрудничеством с независимыми феминистками и другими региональными НКО на тему обмена экспертизой и мейнстриминга в них феминистской повестки. Параллельно у меня шел интенсивный личностный рост. Я сделала несколько каминг-аутов и стала действовать с новых позиций уже как спикерка организации. Думаю, это придавало ей существенный вес не только в глазах условных доноров, но и среди независимых активисток.

После начала войны с Украиной и с ростом давления на НКО открытая политическая позиция стала считаться опасной, и работать стало сложнее. Оказалось, что для продолжения работы по схеме «грант под проект» стратегии придется существенно корректировать вплоть до неузнаваемости повестки, чтобы не нервировать лишний раз проверяющие структуры.

В независимом феминизме в это время бурный рост, увы, соседствовал с интенсивным выгоранием, так как каждая волна активисток приходила и начинала работать, по сути, с нуля. Оказалось, что преемственность в работе не сохранилась даже с начала 2010-х, когда было несколько успешных кампаний по защите права на аборт и сохранению рабочих мест для беременных, не говоря уже о нулевых или тем более девяностых. Так я заинтересовалась этой амнезией и ее причинами, но быстро оказалось, что информация по истории и стратегиям женского и феминистского движения после перестройки фрагментарна и настолько малодоступна, что мне пришлось ехать в университет другой страны, чтобы прочесть необходимые документы. Но это еще больше простимулировало мой интерес.

Опыт сравнения разных исторических периодов часто критикуется специалистами. Но я думаю, что стоит обратить внимание на методологию, при помощи которой эти сравнения ведутся. Феминистская постколониальная и квир-методология позволяет проводить куда более пристальный и аккуратный анализ периодов поздних Советов и позднего путинизма. С ее помощью эти периоды можно описать не через гранд-нарративы, экономические режимы и уровень неких абстрактных свобод, которые, несомненно, различаются, а, например, через анализ положения женщин и квир-людей, выявляя уровень дискриминации, которой они подвергаются, описывая доступы к принятию решений — реальные и дискурсивные. И вот тут-то как раз заметно контекстуальное сходство — между концом семидесятых и концом 2010-х, двадцатыми и девяностыми с их стратегиями, успехами и ошибками. Их изучение не только может дать свежую перспективу правозащитной работе, но и поддержит отчаявшуюся активистку.

Видео круглого стола, посвященного 30-летию Первого независимого женского форума в Дубне, можно посмотреть здесь

Этот раздел мы делаем вместе с проектом She is an expert — первой базой женщин-эксперток в России. Цель проекта — сделать видимыми в публичном пространстве мнения женщин, которые производят знание и готовы делиться опытом.

Ищите здесь эксперток для ваших событий.

Регистрируйтесь и становитесь экспертками.

Понравился материал? Помоги сайту!