Автозаводская Мадонна

Весной 2021 года в Доме ветеранов ГАЗа в Нижнем Новгороде открылась выставка, посвященная затерянному в истории образу Соцгорода — конструктивистской утопии Горького, реальных жителей которой уже не осталось. Выставка вызвала споры и противоречивую дискуссию среди приглашенных экспертов, так как пространство, в котором она проходила, было фактически антиэкспозиционным: тяжелые позднесоветские интерьеры ветеранского дома, обшитые деревянными панелями, казалось, без остатка поглотят вовсе не монументальные художественные объекты. Действительно, часть из них притаилась в шторах, часть заползла под стекла на банкетных столах, и, видимо, именно это соединение незначительного и неизвестного в сочетании дало неожиданно пронзительный эффект. Художник, куратор и литератор Евгений Стрелков поговорил с куратором выставки «Соцгород.Пробелы» Ирой Масловой о том, как это произошло.

— Ира, ты занималась урбанистикой, историей архитектуры конструктивизма и постконструктивизма, в частности, архитектурой Соцгорода горьковского автозавода. Архитектурно Соцгород автозавода в Нижнем Новгороде — важный и очень интересный культурный феномен, хорошо знакомый столичным профессионалам, но не вполне пока осознанный самими нижегородцами как безусловная ценность.

И вот ты вдруг приглашаешь в Дом ветеранов ГАЗа, причем в ту его зону, где регулярно собираются ветераны Автозаводского района, современных художников — и предлагаешь им сделать выставку на тему Соцгорода, его смыслов и реалий. То есть ты сталкиваешь две очень разные парадигмы — современное искусство и советскую идеологию, причем последняя существует сейчас в «отмененном» статусе. Быт и социальные практики во многом унаследовали позднесоветские черты — да и пространство, пожалуй, тоже. А вот идеологическое основание всего этого — отменено.

Что тебя саму тут интересовало? Сама по себе провокация, некий вброс чужеродного материала с целью посмотреть на реакцию «среды»? Или ты хочешь найти новые форматы осмысления этого «старого мира», новые методы работы с этим непростым наследием, в чем-то, как я уже сказал, отмененным, а в чем-то (подспудно) вполне себе жизнестойким? Как ты оцениваешь для себя результаты этого эксперимента — и на какой результат ты рассчитывала?

— Размещение выставки-исследования о Соцгороде именно на его территории было осознанным шагом. Если бы мне предложили лучший выставочный зал России, в этот раз я бы отказалась: в лучших залах и так все хорошо с пониманием постконструктивизма, а вот с самосознанием на местах могут быть пробелы. Да и не это главное: важно рассказывать о территории в ее реалиях, а не в выхолощенных белых кубах.

Мой проект оказался как раз о том, что в прекрасных книгах по истории архитектуры Соцгород — это отличная нереализованная утопия со своими нюансами, но в реальности в местной топонимике название «Соцгород» люди не используют (за исключением тех, кто знает историю). Там что-то не так. И это значит, что идти надо именно туда.

Мы должны были внедриться именно на территорию, раз мы ее исследуем, иначе было бы нечестно. Кроме того, это просто потрясающее историческое пространство, там дух места можно ложкой зачерпнуть.

Конечно, это страшновато, это действительно казалось столкновением: мы размышляли над тем, помидорами нас закидают или яйцами, — и были уверены, что часть аудитории нас точно отвергнет. Складывалась какая-то вынужденная провокация, хотя в ней не было желания поддеть местных жителей или предъявить современное прочтение их реальности. Но вышло иначе. Территория нас, конечно, здорово прогнула под себя по культурным кодам, но столкновения не случилось. Случилось то, что мне непонятно: в первых же отзывах о выставке люди, местные жители, писали, что она тронула их до слез.

— Что именно в нынешнем Соцгороде тебя интересовало? Отношение к архитектурному или идеологическому наследию? Жители, их обыденность? Наличие и взаимодействие каких-то субкультур или сообществ — к которым, кстати, можно отнести как ветеранов, так и художников?

— Предметом исследования было время существования, так сказать, «подлинного» Соцгорода, эпоха с 1930 по 1939 год, когда территория развивалась по более-менее общему плану. Более «социалистическими», конечно, являются ранние постройки — дома-строчки и «коммунальная линия», но из-за слишком узкой временной цели в три года, с 1930-го по 1933-й, я расширяла рамки на все десятилетие 30-х. Я пыталась ухватить за хвост тех, кто либо застал тридцатые в глубоком детстве (а были и респонденты 20-х годов рождения), либо помнит их по рассказам родителей.

Мой вопрос звучал примерно так: «Вы жили в Соцгороде в то время, когда он мыслился как город-коммуна. Как это было?» Ответ звучал всегда одинаково: «Мы там не жили» (даже при совпадении адресов). Интересовало не столько отношение к идеологии, сколько быт и традиции. После проекта я поняла, что надо было интересоваться темой деревенского в Соцгороде, потому что на вопрос о городе-коммуне звучали рассказы о коровах и вышивках.

— Как была устроена процедура выбора художников? Они отбирались по портфолио — или уже с конкретными произведениями на тему Соцгорода? Какая роль отводилась экспертам? Какие форматы предпочли художники?

— Художники были приглашены на проект по опен-колу. Я четко прописала в нем то, что мы будем работать с исторической памятью, и приглашала тех, кто интересуется периодом авангарда. Найти кого-то, кто бы уже работал с темой Соцгорода, было невозможно: в Нижнем ее еще никто с художественной стороны не затрагивал (работавшие в этом поле Владислав Ефимов и Алиса Савицкая — фотограф и куратор, это немного другое). У меня был замысел привлечь в проект как можно больше самых разных участников, которые хотя бы чуть-чуть заинтересовались темой, и посмотреть, как она воспринимается в широком срезе. При этом в выставку не вошел целый пласт очень простых работ, которые строились на противопоставлении города и деревни, утопии и реальности. Но я считаю их очень важными. Имело смысл зафиксировать это и понять, что 30-е воспринимаются как противопоставление утопии и реальности. И пойти дальше этого противопоставления — в исследование.

Формально процесс строился так: художников отбирала я лично, отказала очень немногим. Затем все эскизы были показаны экспертам, и на открытом обсуждении мы постарались тонко настроить этот процесс так, чтобы те, у кого получалось работать дальше, работали дальше, а те, кто не увидел себя на выставке, просто получили интересный опыт. Когда художники прочитают этот текст, они узнают страшную тайну: с каждым из них я общалась лично и на разных языках, понимая, как они работают, кого где тянуть и тормозить.

Если говорить о форматах, то почти все решили поэкспериментировать и использовать новые для себя подходы. Художница-иллюстратор Наташа Соло занималась комиксами, и мы с ней продумывали сюжеты, которые, с одной стороны, показали бы историю строительства Соцгорода, с другой — не наврали бы, потому что именно об истории-то нам и не говорили. Вместо комиксов получились развороты-диптихи, построенные на противопоставлениях чертежей и пустоты, машинного труда и природной грязи — всего того, что мы уловили в рассказах. Художница Маша Кукушкина как работала в технике непредсказуемых арт-объектов, так в ней и продолжила и еще, кажется, именно в процессе работы над Соцгородом открыла для себя технику художественных подделок. Объявление «Разыскивается Эрнст Май, исчез из горьковского Соцгорода и не вернулся» — это просто гениально. Помогите найти Мая, пожалуйста, дайте грант на хорошее русско-немецкое исследование!

— Возникали ли проблемы встраивания современного искусства в откровенно «пыльный» зал ветеранов с его полированными столами и плохими копиями передвижников на стенах? Или, наоборот, было удобно работать на контрасте?

— Проблема встраивания современного искусства в пыль истории возникала, скорее, у экспертов: меня склоняли к тому, чтобы не притворяться соцгородчанкой, а быть в этом пространстве неопознанным летающим объектом. Я послушно и горячо поддерживала эту идею, но территория победила. Повторюсь, что мне изначально не нужен был современный зал для высказывания молодых художников, мне нужен был диалог поколений. Да, когда ты приходишь в зал, где на веки вечные повешена «Боярыня Морозова», ты сначала приходишь в ужас от такого соседства со своими авторами. Но потом выясняется, что эта копия с любовью и мастерством написана ветераном из местной художественной студии, и ты понимаешь, что автор репродукции — твой респондент. Вот его слова, процитированные в работе художников, а вот его художественная работа. Их не стоит разделять. Просто эта связь совершенно не считывается.

— Как реагировали ветераны — да и вообще автозаводцы — на выставку? Что-то им понравилось больше другого? Что было абсолютно не понято или даже категорически не принято?

— Для автозаводцев, которых можно отнести к такой же категории людей, которую мы опрашивали, оказалась самой любимой работа «Вознесение Марии», ее даже прозвали «Автозаводской Мадонной».

Это, вроде бы, иллюстрация, но в ней есть ценное обобщение до иконографического образа. Обобщение идет по пути, в общем-то, легкого привирания, но оно начинает играть на другом чувстве. Это сюжет реальной истории: девушка-инженер приезжает на автозавод работать, выходит из поезда в туфельках и не может пройти дальше по грязи, рабочие подхватывают ее и несут на руках. Кстати, эта девушка — мама жены известного в Нижнем архитектора Бенедикта Бастырева: из его семьи вдобавок происходит один из экспертов нашего проекта — Алиса Савицкая, которую я уже упоминала в связи с осмыслением Соцгорода. И вот этот красивый образ превозносимого (или спасаемого) инженера, который приезжает строить будущее, начинает ассоциироваться с возвышением автозаводца как человека. Люди гордятся своим районом и, я считаю, заслуженно гордятся подвигом своих предков, которые построили завод за 18 месяцев и героически отстраивали его в годы войны.

Местным понравились понятные иллюстративные работы. Были легкие столкновения по поводу того, что другие работы непонятны, мы много спорили о занавеске Маши Кукушкиной. На ней вышита надпись: «Вижу город, которого нет». Очень простая рифма: смотришь в окно, а там город, а на занавеске написано, что его нет. Некоторые обижались, мол, как это нет, вот он, наш автозавод (не Соцгород!), почему это его нет.

— Как реагировали на выставку арт-критики и художественное сообщество, которое худо-бедно, но в Нижнем Новгороде существует? Как это вообще — представлять новое искусство в старых стенах? Как я понимаю, на серьезную трансформацию зала, которую предлагали мы с Александрой Селивановой, у организаторов не хватило ни средств, ни времени, ни запала. Вообще, был ли экспозиционер у выставки?

— Художественное сообщество выставку заметило, но доехало до нее, как мне кажется, не полным составом. Я видела редкие и восторженные комментарии от не всегда знакомых мне людей в соцсетях о том, что выставка глубокая, бьет в цель, вскрывает важное, но еще я заметила, что многих не заметила в этих залах — из списка тех, на кого ты обычно ориентируешься, когда говоришь о художественном сообществе. От грантодателей из «Нижнего800» на открытие не приехал вообще никто. Наверное, это все выглядит как самодеятельность в сельском клубе, но я как раз ее изучаю, эту самостоятельную деятельность клуба — и интегрируюсь в нее.

О сколько-нибудь серьезной трансформации зала говорить не приходится, можно только немного ее посчитать. 300 000 грантовых денег, по 1000 рублей за проведение интервью и по 800 рублей за расшифровку часовой беседы, с минимальным налогом самозанятого — чуть больше 60 тысяч за 33 интервью. 100 тысяч для 15 художников, 50 тысяч на работу 9 экспертов, оставшиеся 80 — поделите между курированием проекта в течение года и оформлением выставки и оставьте еще немного денег на то, чтобы организовать работу на самой выставке (или не оставьте). Я не прибедняюсь, это моя смета и мое решение, как потратить деньги. Это все, что я хочу сказать по поводу дизайн-проекта оформления существующего исторически ценного зала.

— Как я понимаю, эта выставка (кстати, как она называлась?) — лишь этап на пути к созданию музея Соцгорода. Расскажи, пожалуйста, в какой стадии эта затея. Что будет главным в музее — личные вещи, архитектурный архив, воспоминания жителей? Какого типа музей запланирован? И предполагается ли использовать в экспозиции современное искусство? Если да, то какое и как? Есть ли уже какие-то «заготовки» или «наметки»?

— Однажды Анна Марковна Гор, директор Арсенала, пригласила меня к себе поговорить о том, что, раз я занимаюсь Соцгородом, надо бы мне сделать о нем большой художественный проект. Уже тогда был разговор о перспективе создания музея Соцгорода, и мы понимали, что это в первую очередь вопрос музейной коллекции, которой пока нет. Я вижу эту работу долгой и упоенной. Не буду пока раскрывать подробности о здании, которое рассматривалось под музей. В Нижнем Новгороде нет музея об истории города, и, на мой взгляд, Соцгород мог бы стать точкой сборки для такой экспозиции. Музей города или музей городской культуры — это было бы шире и актуальнее, чем музей только Соцгорода, и этот район как раз мог бы его вместить.

— Возвращаясь к выставке. Возникла ли некая «синергия» между произведениями — или художники отработали свои проекты автономно? Насколько, на твой взгляд, выставка получилось цельной — или у тебя вообще не было такой задачи: сделать из набора произведений некое сверхпроизведение? Возникло ли какое-то сотрудничество между отобранными тобой в проект художниками в процессе создания выставки и если да, то сохранилось ли оно сейчас, после ее демонтажа?

— Выставка задумывалась, как исследование, где мы смотрим срез высказываний. Задачи сформулировать единый месседж не было, хотя в итоге мы, конечно, отбирали работы так, чтобы они ужились в одной рамке. Синергии не произошло, работы очень разные, сотрудничества между художниками не было — мы не работали как коллектив лаборатории.

— Как я помню, был расчет на арт-медиацию, на специальные экскурсии, на некую событийную программу вокруг выставки — что тут получилось?

— На арт-медиацию не хватило сил. Я проводила экскурсии по выставке, сделала около 20 прогулок по Соцгороду с посещением выставки (очень быстро стало понятно, что, прежде чем смотреть работы, надо познакомить зрителей с районом). Честно говоря, мне хочется лечь и кричать вверх о том, что я выложилась на 300% и не надо больше с меня ничего спрашивать — ни каталога, ни организации параллельной программы без финансирования. Но каталог я рано или поздно подготовлю, потому что живу этим. Сделала 100 комплектов открыток с работами художников и подробными пояснениями на обороте, продала и раздарила, еще немного отблагодарила художников финансово и окупила свои затраты на экскурсии. Открытки продавались только на выставке, вне этого пространства к ним не проявляли интерес — это было совершенно непонятно о чем. Хотя на каждой картинке — пояснение, как в букваре, какая была история жителя, что и как хотел сказать художник, какой вывод надо из этого сделать…

— Какие «тонкие» смыслы и отношения помогли выявить художники в социальной ткани нынешнего Соцгорода? Что для тебя самой стало открытием, а что, против ожиданий, совсем не прозвучало?

— Открытием стало то, что люди не помнят жизни в Соцгороде, они жили в Автозаводском районе. Я предполагаю, что в конце 30-х идея Соцгорода вычищалась из истории района, когда его застройка превращалась в парадную. Здесь появился самый парадный сталинский дом в городе: арки Серобусыгинского сделаны как будто для самого большого человека, и ему в соседи явно не годятся одинаковые жители дома-коммуны. Если поглубже копнуть в историографию района, возможно, слово «Соцгород» будет встречаться в нем только дважды — на этапе строительства и с начала XXI века.

Второй вывод — это актуализация темы деревенского в городе будущего. Понятно, что новым горожанам неоткуда было взяться, кроме как из деревень, но насколько их быт плотно и интересно сплетался с коммунальной оболочкой — это отдельный вопрос для антропологов. Лучше всего этот смысл проявился в работах Маши Кукушкиной: деревенские традиции вышивки буквально наложились на городскую обертку пространства, на кусок обоев.

Ключом к пониманию сознания местных жителей стала реакция на самую дерзкую работу. В вышивке с QR-кодом зашита фраза «Я — последняя буква алфавита», школьная поговорка. Я понимала, что люди, про которых мы говорим после анализа их же рассказов, что они — «последние буквы» автостроя, не прочитают этот код, но мне было страшно это таким вот естественным образом скрывать. Однажды на экскурсии я, оценив возраст публики, решилась предложить посетителям навести камеру и предложила обсудить высветившееся. «Ну конечно, Я — последняя буква, все для коллектива, не надо быть эгоистом!» — сказала посетительница непреклонного возраста. И это вот о чем: это не просто комфорт и принятие ситуации, что человек — машина для производства, это своя высокая ценность быть частью большой системы. Так сказать, не камнем, а частью храма.

— Можно ли транслировать опыт этой выставки на другие ситуации работы с историческим контекстом? Если да, то с какими оговорками?

— Художественное исследование территории, как мы поняли в процессе работы с экспертами, хорошо работает в сложных локациях и может поднять на поверхность что-то смутное и слабоощутимое. Этим надо пользоваться. Хотя по своему опыту в Институте урбанистики, где я работала до начала проекта с Соцгородом, отмечу, что заказ на такие исследования есть только в моральном плане, но не в материальном. Либо заказ рождается как инициатива от любопытных экспертов, которые разглядели что-то за забором своего города, увидели у соседа лодку из цельного бревна в глазу… Антропологи отлично работают с территориями в подобных смысловых планах, которые мы затронули здесь, и они облекают в отчеты и интересные тексты свои исследования. Наверное, те же самые вещи можно получать научными способами за большие деньги. Предположу, что художественное освоение пространства может работать как рекогносцировочный набег. Ну и наши выводы о 1930-х ложатся в копилку всего сказанного о постконструктивизме и об этом времени вообще, мы лишь немного уточняем картину на местах.

— Я слышал, что запланирована «вторая редакция» выставки уже в Москве, в галерее «На Шаболовке». Какие трансформации выставочного материала и подачи ты предполагаешь на той площадке?

— На других площадках выставка сможет законно стать самостоятельным высказыванием, не взаимодействующим с историческим пространством, потому что пространства эти будут уже не в Соцгороде. У работ — белые паспарту, которые являются не рамками, а столешницами, и я предполагаю, что выставка станет приглашением к столу и разговору на культурных площадках. Надо будет постелить под них чистые скатерти, а то в Доме ветеранов мы пользовались местными, с ветеранских застолий…

Хотелось бы дополнить проект о Соцгороде аналогичным исследованием кварталов 1920-х — 1930-х годов в тех локациях, где будет проходить выставка. Есть опыт художественной работы с историческим материалом, который можно усовершенствовать — и повторить.

Этот раздел мы делаем вместе с проектом She is an expert — первой базой женщин-эксперток в России. Цель проекта — сделать видимыми в публичном пространстве мнения женщин, которые производят знание и готовы делиться опытом.

Ищите здесь эксперток для ваших событий.

Регистрируйтесь и становитесь экспертками.

Понравился материал? Помоги сайту!