В облезлом помещении стоит шест для стриптиза

16—18 сентября в Томске на площадке Сибирского филиала ГЦСИ впервые пройдут Дни швейцарского видеоарта. Ольга Мамаева поговорила с куратором фестиваля Дмитрием Галкиным.

— Дмитрий, что именно вы покажете на площадке томского ГЦСИ?

— У нас пройдут круглый стол, несколько показов, несколько встреч с художниками, лекции, дискуссии. Например, круглый стол назван так: «(Не)кино, (не)телевизор, (не)YouTube: видеоарт и современная визуальная культура». Будем на нем вместе с художниками и экспертами, российскими и швейцарскими, обсуждать проблемы видеоискусства, как оно меняется с развитием компьютерных технологий, как его показывать зрителю и как обычный человек может его прочесть и понять. Что касается самих видеоработ, будут две программы. В первой из них художники исследуют субъективность. Ее тему я обозначил как «ego-self-me-individual», то есть «я-себя-мне-индивидуальное». Художники часто работают с собственным образом, создают своего рода видеоавтопортреты или фиксируют реальные переживания вплоть до совсем пограничных. Они не рассказывают истории, а пытаются с помощью камеры и актеров добиться состояний ненарративных. Во второй группе фокус смещается на отношения с другими, на визуализацию социального, интерсубъективного опыта в разном бытовом или социально-политическом контексте. В этой части программы видеоарт занят миром «другого-тебя-их-людей-власти».

— Расскажете про несколько работ?

— Ну, например, будет небольшая ретроспектива Романа Зигнера, видеоарта, сделанного в середине 1990-х, — десяток видеороликов, запечатлевших перформансы художника. Зигнер в них использует всякие забавные механизмы — например, самодельные взрывные устройства. Очень известная работа Зигнера называется «Точка»: художник сидит у холста с кисточкой наготове, за его спиной — такое взрывное устройство, он не знает, когда оно сработает. Когда происходит взрыв, художник как бы естественным образом, от испуга, тыкает кисточкой в холст. И уходит. Такой вот синтез перформанса, живописи и видео.

— То есть речь в этой работе идет как раз о самом художнике, о природе творчества. А что еще?

— Еще, например, мы покажем работы молодой швейцарской художницы Элоди Понг. Один из ее роликов называется «Я — бомба». В облезлом помещении с обшарпанными стенами стоит шест для стриптиза, на полу крутится маленький разноцветный диско-шар. В помещении появляется некто в костюме панды и начинает танцевать стриптиз. Когда танец закончен, героиня снимает голову панды и произносит откровенно феминистский монолог, звучащий как молитва. Рыжая девушка с головой от костюма панды в руке рассказывает, что она — источник всего сущего, мать мира, соль земли. Другая работа Понг под названием «Эрзац» — это диалог мужчины и женщины. Они обсуждают книгу под названием «Эрзац», книгу, которую они оба не читали. Они долго, глубокомысленно рассуждают о том, что весь мир — эрзац, они сами — эрзац и их чувства — эрзац тоже. Мне кажется, это прекрасная серия абсурдистских видео о пустотах, или, как говорит художница Пипилотти Рист, о «черных дырах» бытия.

— Сколько всего художников участвует в программе?

— В дискуссиях и лекционной программе примут участие три теоретика — специалиста по современному искусству: Антонио Джеуза, Дарья Пыркина и я. Покажем работы 16 авторов, в том числе Пипилотти Рист, Урсулы Гедель, Эмануэль Антиль, Томаса Галлера, Ива Нецхаммера, Яна Дуйвендака. Из Швейцарии к нам приедут замечательные видеохудожники Кристоф Ортли и Джудит Альберт. А от имени сибиряков выступят Константин Скотников и Слава Мизин — те самые «Синие носы». Покажем, например, их «Казнь чайных пакетиков»: использованные пакетики с заваркой казнят через повешение. Сибирский видеоарт состоялся в конце 1990-х — начале 2000-х, а расцвет швейцарского пришелся на конец 1980-х — 1990-е. Но забавно, что точек соприкосновения между «бедным», брутальным видеоискусством из сибирской провинции и довольно респектабельным швейцарским видеоартом много. И видео «Синих носов», и, скажем, работы Зигнера объединяет парадоксальное мышление, колкая визуальность. И русские, и швейцарцы отменяют персонажные нарративы, обыгрывают зрительские шаблоны, сбивают планку восприятия и деконструируют потребительский взгляд на экран. А это одна из главных задач видеоискусства, в какой бы стране оно ни родилось.

Художник сидит у холста с кисточкой, за его спиной — взрывное устройство. Когда происходит взрыв, художник от испуга тыкает кисточкой в холст. И уходит.

— Про задачи понятно, а есть ли у видеоарта какая-то национальная специфика, чем различается его положение в России и Швейцарии?

— Это один из вопросов, которые хотелось бы обсудить. У меня есть своя версия, возможно, в чем-то ошибочная. Видеоарт в Швейцарии — уже давно мейнстрим. Он вполне респектабелен, это необходимый элемент любой приличной выставки. В России видеоарт знают намного хуже, выставляют скорее как экспериментальный авангард, считают чем-то маргинальным. Отсюда разница и в эстетическом смысле. Наши художники любят обыгрывать тему «русского бедного», грубую действительность, простое существование. И постоянно возвращаться к русскому авангарду: колбасный супрематизм «Синих носов» — классический тому пример. Швейцарцы одновременно и разнообразнее, и скучнее. Они-то как раз находятся в мейнстриме, они по-прежнему выступают против потребительской культуры, масс-медиа, телевидения с позиций явно левацкой критики.

— Другое отличие, как представляется, связано с рыночной ситуацией. В России видеоарт совсем не встроен в коммерческую систему, его нет на аукционах, например. Как это происходит в Швейцарии?

— Действительно, многие из художников, с которыми я работал для подготовки этого фестиваля, представлены в престижных галереях Швейцарии и Европы, их работы востребованы, хорошо продаются. Это вопрос инфраструктуры и арт-рынка. У нас она вообще слабо развита, но все же как-то дышит.

— А что сегодняшний видеоарт представляет собой с технической точки зрения?

— Существуют разные направления, или форматы. Есть так называемое одноканальное видео — то есть привычный вариант фильма на экране. Есть более сложный вариант — видеоинсталляции или гибридные инсталляции с использованием видео и других медиа. Мне кажется, это более выразительный язык, хотя он отходит от изначальной задачи видеоарта — а именно избавить искусство от посредника в виде материального объекта, самого произведения. Но зато в инсталляции видео работает с пространством и предметной пластикой. Российские художники, к слову сказать, прекрасно проявили себя в этом жанре: достаточно вспомнить русское участие в выставке «Дом впечатлений», которую делала этим летом куратор Ольга Шишко в ГМИИ им. Пушкина.

Арт-активисты хотели с помощью видео создать партизанское телевидение, разоблачающее лживость системы. И вот сегодня есть YouTube — мечта видеопартизана!

— Меняется ли как-то видеоарт с развитием цифровых технологий?

— С одной стороны, стал богаче творческий инструментарий, с другой, в смысле съемки, редактирования, монтажа, дистрибуции многое теперь технически гораздо проще сделать. Простой пример экспериментов с цифрой — использование компьютерной 3D-анимации с ее особой фактурой и «тупящей» динамикой. У нас в программе есть такие работы — Ива Нецхаммера. Или, скажем, глитч, который рожден видеоартом как прием, но с цифрой получил второе дыхание. С другой стороны, благодаря цифровым технологиям под вопрос ставится сама концепция видеоарта, как и само его имя. На эту тему идут серьезные дискуссии. На мой взгляд, более адекватный термин — это «искусство новых медиа». Но это значит, что само явление «видеоарт» уходит в прошлое.

— Насколько я понимаю, есть еще проблема капиталистической ангажированности «искусства новых медиа»? Ведь оно целиком построено на технологиях, которые продают крупные IT-компании. Получается, что художник априори находится от них в зависимости.

— Именно. Хотя я бы так не упрощал. Один из уроков видеоарта и арт-активизма 1960-х заключается в том, что критический художник всегда может взять и повернуть оружие своего врага против него же. Первые видеокамеры Sony — продукт технокапитализма и индустрии развлечений. Но художники использовали его для антикапиталистической критики. Арт-активисты хотели, например, с помощью видео создать партизанское телевидение, разоблачающее лживость системы. И вот сегодня есть YouTube — мечта видеопартизана! Правда, в этой видеомусорке с трудом можно найти здравый критический материал (хотя он есть, конечно).

— Увидят ли жители других сибирских городов вашу программу?

— Эта возможность заложена в проекте изначально. Сибирский регион большой, возможно, к нашей программе возникнет интерес и в других городах — Красноярске, Новосибирске, Барнауле, Иркутске, Омске. Есть мысль — и мы ее думаем! — делать нечто подобное, но в более развернутом формате и с двухгодичным циклом, посмотрим. Пока возможности Сибирского филиала ГЦСИ невелики, он располагается на очень скромных площадях. Все ждут, пока Минкульт возьмется за ремонт здания Гороховских складов, которое выделено ГЦСИ в Томске.

Понравился материал? Помоги сайту!