Рай на земле и принятая в нем литература

— Как вы можете охарактеризовать швейцарскую литературу сегодня? Что это за феномен?

— Швейцарская литература фактически делится на четыре части. На три большие — немецкоязычную, франкоязычную, италоязычную — и на ретороманскую. Первые три испытывают на себе сильное влияние соответствующих национальных литератур, и многие писатели даже не отделяют себя от немецких, французских и итальянских коллег. Вообще в Швейцарии издавна ведется спор о том, существует ли швейцарская литература как отдельное явление. Я считаю, что существует.

На мой взгляд, есть две составляющие, сильно отделяющие швейцарскую литературу от ее старших сестер. Во-первых, Альпы. Альпы часто становятся если не темой, то кулисой повествования, и, как бы там ни было, ландшафт определяет менталитет народа. В случае со Швейцарией можно говорить об особой замкнутости, осторожности людей, отчасти обусловленной тем, что их предки жили в замкнутых горных мирках. В отличие от немецкой литературы, где часто фигурируют темы, связанные со Второй мировой войной, поднимаются масштабные, глобальные вопросы, швейцарские авторы чаще концентрируются на судьбе отдельного человека, на его взаимоотношениях с окружающим его довольно немногочисленным обществом. Речь заходит об индивидуальных, личностных проблемах. В качестве примера могу привести творчество Петера Штамма, во многом вдохновленное чеховскими рассказами. Второй фактор, характерный для швейцарской литературы, — это позиция наблюдателя, с которой швейцарские писатели уже издавна, со времен Дюрренматта и Фриша, следили не только за собственной страной, но и за тем, что происходит в мире. Недавно на русском языке вышел роман Лукаса Берфуса «Сто дней» — типичный пример этой магистрали швейцарской литературы. Там молодой швейцарец приезжает в Руанду и становится свидетелем чудовищного геноцида. Ездят швейцарцы и в Россию. Недавно молодой швейцарский автор Урс Маннхарт — вместе с фотографом Беатом Швайцером — ездил в Диксон, на север Красноярского края, побережье Северного Ледовитого океана, чтобы описать жизнь русской глубинки. Они забрались в самую глушь и показали, как живет фактически вымирающий поселок. Получился объективный репортаж, без идеологической или политической начинки, которая часто встречается у западных журналистов.

— А вот эта эклектичность, наслоение языков, диалектов — не говорит ли это о некоторой раздробленности, разобщенности литературного процесса?

— Мне кажется, что языковая и диалектная раздробленность только обогащает литературу. Швейцарский писатель вправе рассчитывать на то, что его читатели владеют тремя языками. А для переводчика, для филолога наличие такого количества диалектов — это вообще сфера особого интереса. Как писатели ни отнекиваются, тем не менее они все равно находятся под влиянием этого языкового перепутья. В Швейцарии всюду встречаешь надписи на трех государственных языках. Литература от такой близости трех великих культур только выигрывает. Одно из последних течений швейцарской литературы — попытка поиграть с диалектами, с устным, а не письменным языком, так называемым spoken word. Этим увлекаются довольно известные авторы: Арно Камениш, Педро Ленц и др. Эти тексты с трудом поддаются переводу. Хотя в недавно изданной антологии современной швейцарской драматургии есть попытка перевести с диалекта молодежную пьесу «Бей-беги». Ее герои — молодые ребята, сидящие на скамейке запасных и наблюдающие за проходящими без их участия футбольными матчами. Там переводчик Александр Кабисов удачно передал диалект с помощью молодежного сленга.

— Вы подготовили в издательстве «НЛО» сборник «Современная пьеса Швейцарии». Почему вдруг пьесы?

— В первую очередь хотелось представить современную швейцарскую драматургию, потому что у нас о ней почти ничего не знают. И таких более-менее известных авторов, как тот же Берфус, пьесы которого у нас уже ставили, и совсем неизвестных. Например, в романдской Швейцарии есть такой драматург и писатель Эжен. Он приезжал на последнюю ярмарку non/fiction, и Михаил Калужский делал в Сахаровском центре читку его пьесы «Йоко ни», которая тоже вошла в антологию. В ней речь идет о компьютерной зависимости среди молодежи и о попытках родителей помочь своим детям. Есть в антологии пьесы, затрагивающие другие социальные проблемы, на которые у нас принято смотреть сквозь пальцы. Например, «Горькая судьба Карла Клоца» — пьеса о проблеме ожирения, о болезни, возникающей у детей из-за того, что родители перекармливают их вкусной, но нездоровой пищей. Или документальная пьеса Мирьям Найдхарт «Неофобия» — о том, почему молодые швейцарцы и немцы боятся или не хотят заводить детей. Мы старались отобрать пьесы, которые были бы равно актуальны для России и Швейцарии. И с Найдхарт нам это точно удалось, судя по реакции зрителей на читку в Красноярске.

Людям нужна сказка, поэтому эфиопские пилоты продолжают угонять самолеты в Женеву.

— То есть преобладает социальная направленность. Это какой-то осознанный выбор специально для российского читателя, знающего не понаслышке о разного рода социальных проблемах?

— Не только, мы хотели представить многообразие тем и жанров. Там есть и чисто поэтические тексты — например, пьеса Хендля Клауса об Альпах, написанная поэтическим языком, с аллитерациями и прочими художественными тонкостями. Переводчице Александре Кряжимской удалось основательно поработать над этим текстом, и в итоге получился качественный русский перевод. Это как раз пример самобытной альпийской литературы. Чистая художественность, отрешенная от общественных проблем и европейского мейнстрима. Еще одна особенность швейцарской литературы — большое влияние эмигрантов, литература так называемой пятой Швейцарии. Ее авторы приехали в Швейцарию еще детьми, они в совершенстве владеют немецким, французским или итальянским. Среди них большое количество выходцев из стран Восточной Европы, славянских стран, и они гораздо ближе к нам, чем, скажем, выходцы из Турции, которые во многом определяют ландшафт современной немецкой литературы. Из авторов «пятой Швейцарии» можно назвать Ильму Ракузу, у нас выходили ее стихи, а скоро, будем надеяться, выйдет и книга воспоминаний «Мера моря», за которую несколько лет назад ей вручили Швейцарскую книжную премию. Той же премии была удостоена книга румынского швейцарца Каталина Дориана Флореску «Якоб решает любить», она сейчас готовится к изданию в «Эксмо». Еще в «Тексте» недавно вышел роман Мелинды Надь-Абоньи «Взлетают голуби», у этой писательницы сербско-венгерские корни. Да, Швейцария — страна не только коммерчески, но и творчески одаренных иммигрантов.

— Швейцария — страна иммигрантов, а швейцарская литература — литература иммиграции?

— Я бы назвал ее многоязычной, многокультурной литературой, а не только литературой иммиграции. Потому что есть своя, родная основа. Иммигранты все-таки вливаются в общий поток, не избегая знакомства со швейцарскими классиками. Создается среда, очень полезная именно для литературного творчества. Не случайно Михаил Шишкин — на мой взгляд, самый глубокий автор из наших современников, пишущих на русском, — устроил именно в Швейцарии, на языковой границе немецких и французских кантонов, свою Ясную Поляну и живет там, а не в Москве.

— А как тема иммиграции представлена у швейцарских писателей? 

— Например, уже упоминавшийся Маннхарт сам подрабатывает в центре для беженцев и все время испытывает глубокое неудовлетворение, если ему не удается воздействовать на полицию, чтобы они оставили того или иного иммигранта. Потому что считает, что государственные границы в сегодняшнем мире, необходимость получать визы — это позор. Хотя внутри страны, как и у нас, хватает шовинистов и националистов. Достаточно вспомнить хотя бы недавний референдум, проведенный 9 февраля 2014 года, на котором чуть больше половины швейцарцев высказались за прекращение выдачи рабочих виз даже соседям из ЕС, то есть фактически закрыли свои двери перед всеми иностранцами. Реакция ЕС уже последовала, началось сворачивание образовательных программ, которыми пользовались многие швейцарские студенты. Причем внутри самой Швейцарии тоже случился раскол: французские кантоны противятся общенациональному решению, из-за чего один скандальный деятель уже успел окрестить их неправильными швейцарцами. Сразу последовала реакция со стороны людей культуры и искусства: например, известный Базельский театр официально выступил против результатов референдума, напомнив, что множество его сотрудников — некоренные швейцарцы. Эта тема еще долго будет будоражить всю Швейцарию и поможет развенчать миф о Швейцарии как о райском уголке. Кстати, о развенчании мифа. У нас скоро должен выйти роман словацкой швейцарки Ирены Брежны «Неблагодарная чужачка», и там как раз речь об эмиграции из Восточной Европы, в том числе из России. Словацкая девочка еще в подростковом возрасте попадает в Швейцарию после событий 1968 года. Ей чрезвычайно трудно прижиться в новой стране, она мечтает уехать обратно, потому что в Швейцарии повсюду сталкивается с социальными барьерами. Потом она становится переводчицей и работает с иммигрантами. Показываются судьбы приезжающих туда людей, которые уверены, что Швейцария — это рай, а в итоге многие из них, часто с поломанными жизнями, возвращаются обратно.

— Если говорить о важных переводах, есть ли какие-то значительные памятники швейцарской литературы, которые не переведены на русский, какие-то пробелы, белые пятна? Как, например, вышедший два года назад важнейший модернистский текст «Замки детства» Катрин Колом.

— Это не только модернистские, но и классические произведения. Недавно Нина Николаевна Федорова наконец-то перевела последний роман Готфрида Келлера «Мартин Заландер», где, кстати, речь тоже об эмиграции — только эмиграции из Швейцарии. Это классика XIX века. Еще в конце прошлого года вышла книга швейцарского литературоведа Петера фон Матта «Литературная память Швейцарии». В ней упоминается много текстов, которые как раз не переведены на русский, но обязательны для понимания швейцарской культуры. Эта книга замечательна еще и потому, что она вообще рассказывает о швейцарском мифе, о Галлере, в честь которого назван главный герой «Степного волка», о Шиллере как об одном из создателей швейцарского мифа.

— О романтическом мифе?

— Да, и он потом во многом перерос в туристический. Швейцарцы достаточно скромны и образованны, чтобы понимать всю абсурдность этого мифа. Но людям нужна сказка, поэтому эфиопские пилоты продолжают угонять самолеты в Женеву.

Понравился материал? Помоги сайту!