Редкий пример общего опыта

Пермский Театр-Театр несколько лет назад решительно поменял формат жизни своей малой сцены, которая, как известно, называется «Сцена-Молот». Поначалу идеологом ее был Эдуард Бояков, и повседневная жизнь «Сцены-Молота» при нем была несколько неопределенной. Это был то ли клон «Практики», без стеснения воспроизводивший московские премьеры, то ли площадка для первых проб. Но были и основательные, серьезные проекты — фестивали «Слово Nova», «Текстура», которые привлекли в этот зал новую, преимущественно молодую, публику. Было важно не потерять ее, чем и занялся Олег Лоевский, начавший формировать здесь первые лаборатории молодой режиссуры.

Только что как раз провели четвертую. Именно сюда на первую неделю июня пригласили шесть молодых швейцарских постановщиков, которые должны были ставить тексты немецкоязычных авторов. Чем они и занялись. Результатом этого стал гигантский показ.

8 июня в течение восьми часов непрерывно играли пять спектаклей, поставленных швейцарцами в течение недели. После каждого спектакля его обсуждали. В общем, основная часть публики так и не расходилась целый день. Это были студенты, артисты и «люди с улицы», которые, естественно, более всего важны театру. Лица режиссеров были для русской публики совершенно новые, авторы, кстати, тоже — если не считать Макса Фриша и Лукаса Берфуса. И, конечно, в таком проекте неизбежно сталкиваются русская театральная традиция и европейская, так что публика иногда «не понимала». Но труппа театра, размятая предыдущими лабораториями, защищала режиссеров, как только могла. У этого есть и ясная прагматика. Если показ прошел успешно, это еще и будущие роли, которыми не все артисты Театра-Театра, прямо скажем, избалованы. Его художественный руководитель Борис Мильграм давно объявил площадку «территорией русского мюзикла», а петь умеют далеко не все драматические артисты.

Итак, что же это было?

Во-первых, два режиссера показали эскизы по пьесе Лукаса Берфуса «Автобус», и любопытно было смотреть на режиссерское состязание на одном материале. У Катарины Кромме — сильный профессиональный бэкграунд (Высшая школа искусств в Цюрихе, стажировка в Колумбийском университете, работа с Ромео Кастеллуччи во время биеннале в Венеции) и серьезный список постановок в театрах Европы и США. Она ставила Хайнера Мюллера, Фассбиндера, Фоссе и даже Эсхила.

В «Автобусе» Берфус рассказывает о девушке-паломнице Эрике, сталкивающейся с пассажирами некоего автобуса, в котором едет и она сама. Эти странные люди то собираются убить ее, то обвиняют в том, что она наркоманка, то умоляют спасти их души. Автобус едет из ниоткуда в никуда, и Кромме выстроила два плана: на помосте разворачивались встречи и стычки, разговоры и молитвы, а за ним стояли деревья-люди, которые настороженно слушали и иногда включались в действие. У Кромме артисты легко поняли своих персонажей, можно сказать, что они их даже «русифицировали». Действие было разработано так подробно, что показали даже не весь «Автобус». Частично пьеса была пересказана одной из героинь. И это было неожиданно и остроумно.

«Криминальное чтиво» оказалось единым для всех знаком времени.

Второй «Автобус» был поставлен швейцаркой бразильского происхождения Мириам Вальтер, которая занималась современным танцем в Танцевальной консерватории в Нью-Йорке, закончила Высшую школу искусств и магистратуру в Цюрихе, участвовала в фестивальных проектах в Гамбурге, Цюрихе, Берлине, Белграде. Ее «Автобус» сделан по-другому. За столом сидит съемочная группа. Действие разделено на несколько эпизодов. Периодически звучит «стоп, снято», и актеры, мгновенно выходя из ролей, буднично идут к общему столу. В постановке Вальтер «Автобус» напоминал триллер с постепенно нарастающим саспенсом. В этом эскизе спектакля многое определил удачный выбор актрисы. Талантливая Ксения Данилова, маленькая, хрупкая травести, сыграла современную святую или юродивую, которой движет молитва и внутреннее знание. Резкие и мгновенные переходы артистов из состояния игры в ее отсутствие, когда мгновенно утирались слезы, затихал крик и артисты замирали в расслабленных позах, были придуманы и сыграны мастерски. Напряжение спало только в тот момент, когда все погибшие (а, как выяснилось, автобус несся навстречу коллективному самоубийству) вышли на поклон. Не знаю, как решит руководство театра, но хорошо бы оставить оба эскиза как демонстрацию совершенно разных подходов к одному тексту.

Даниэла Йанджик работала над собственной пьесой «Пирамиды». В активе Йанджик гораздо больше драматургических, литературных проектов, чем собственно театральных. Ее пьесы «Желтые дни», «Переворот кувшина с молоком», «Сон отца о вишнях в цвету», «Еда сквозь призраки» становились лауреатами самых разных конкурсов и фестивалей. Ее пьесы много ставят, и иногда она делает это сама.

Конечно, и в России есть немногочисленные опыты постановок авторами своих пьес, но в профессиональных кругах это почему-то не приветствуется. Вот и здесь молодая пермская актриса недвусмысленно поинтересовалась у Даниэлы, имеет ли она соответствующее образование, чтобы работать с артистами. Режиссерская профессия в России по-прежнему сакральна, только посвященные имеют право принадлежать к этой касте. Конечно, в столицах в последнее десятилетие эта кастовость размыта успехами недипломированных режиссеров. Но не в провинции, тут с этим строго.

Даниэла продемонстрировала нечастое в России прямое авторское послание зрителю. В ее пьесе речь идет о молодых влюбленных, которые разными путями идут к пониманию того, как переустроить общество. Пути эти сложные. Как известно, они и разводят людей по разные стороны баррикад. На фоне истории двух влюбленных мы слышим монолог девочки, которая рассказывает о своей маленькой детской жизни, полной забот и огорчений. В какой-то момент перед ней появляется солдат-снайпер и уговаривает ее не бояться, объясняет, как надо себя вести, чтобы ее не убили. Одним словом, речь в спектакле шла о старом выборе, который и сегодня, как всегда, актуален: между конформизмом и революционным переустройством.

Понятно, что «Пирамиды» страстно обсуждались. Молодые зрители были уязвлены обвинением в аполитичности и вместо разговора о спектакле пытались объяснить, почему так. Их аргументы с неподдельным изумлением слушала Даниэла, на глазах которой развалилась ее страна (она родом из Боснии и Герцеговины), семья которой эмигрировала и жила в разных странах. «Пирамиды» — это политический театр прямого действия, редкая птица в нашем пейзаже.

Георг Рольф Келлер — тоже выпускник цюрихской Школы искусств. Но он «забежал» из цеха художников, он сам — участник многочисленных выставок, скорее не режиссер, а автор концепций. Однако именно он, явно не имеющий опыта работы с драматургическими текстами, выбрал пьесу Макса Фриша «Андорра». Я даже не слышала, чтобы эта жесткая антитоталитарная притча шла в наших театрах. Она никогда не была ко двору. В этом показе, к сожалению, удалось не все. Из нескольких коротких эпизодов трудно было понять сюжет. Келлер признался, что привык искать выразительные средства вместе с артистами, артисты же, наоборот, привыкли выполнять задания режиссера. Ну и поскольку все молоды и еще не имеют опыта жизни в тоталитарном государстве, текст Фриша они, наверное, поймут и освоят через несколько лет такой жизни. Тогда и придет его пора. Только поставить его уже будет невозможно. В общем, опять-таки интересно было видеть, что русский театр, полностью зависящий от амбиций режиссера, но вовсе не от тысячелетия на дворе, абсолютно аполитичен. И если не брать островки «Театра.doc» или огламуренной «Практики», то политического театра в России почти и нет. Есть только отдельные высказывания молодых режиссеров на пространствах Урала и Сибири.

Зато полное единение режиссеров, артистов и зала произошло на показе «Shake», вольной (абсолютно вольной!) трактовки фильма Тарантино «Криминальное чтиво». Ее поставили Жюльен Баслер и Вирджиния Шелл. Баслер уже четвертый год руководит труппой Les Fondateurs в Женеве, Вирджиния работает и в области кукольного театра, и в танцевальных проектах. Это была игра с «Криминальным чтивом», с его типажами, ритмами, музыкой, средой, игра в кино средствами театра. Было видно, с каким наслаждением существуют на сцене актеры. Режиссеры говорили потом о полном взаимопонимании, о том, как подхватывались предложенные ими импровизации. Воспоминания о культовом в 1990-е фильме охватили сцену и зал. Это было какое-то поразительное единение русского с европейским, редкий пример общего опыта. Молодые артисты и более взрослые режиссеры, вроде бы чуть разошедшиеся во времени взросления и живущие в разных странах, удивительным образом совпали не на вечных темах, не на общей классике, а на «Криминальном чтиве», которое оказалось единым для всех знаком времени.

Закончились показы около полуночи. Два абсолютно разных театральных мира попытались посмотреть друг на друга. Режиссеры были в восторге от актеров. Мириам Вальтер сказала: «Я — маленькая, метр шестьдесят, да еще женщина. В Европе артисты прежде всего говорят мне: “Нет!” А здесь — “Да!!!”». Знала бы она, что у нас бывает, когда режиссеру говорят «нет». Но, слава богу, она никогда не узнает. А мы хоть в чем-то оказались толерантными и не ксенофобами. Это очень приятно осознавать.

Понравился материал? Помоги сайту!