Маша Димитри: «Мы воспитываем physical actors»

В выходные в Саду им. Баумана прошел небольшой фестиваль «Швейцарские вечера в Москве». К празднованию национального дня Швейцарии парк украсили фотовыставкой под открытым небом, муляжами альпийских домиков, а на летней эстраде несколько вечеров выступали студенты «Школы Театра Димитри». Эта небольшая, но известная школа, как и сам театр, была основана во второй половине 1970-х известным швейцарским клоуном Димитри, партнером Марселя Марсо, учеником французского мима Этьена Декру и основателем цирковой династии. Спектакль «In Tempo» («Вовремя»), который студенты-второкурсники сыграли в Москве, поставила Маша Димитри — дочь основателя театра, режиссер и канатоходец, выступающая с номерами на свободной проволоке. С ней поговорил после спектакля Валерий Золотухин.

— Я никак не ждал, что студенты вашей школы покажут спектакль на стыке эстрады, пантомимы и танца. Вы часто обманываете чьи-то ожидания?

— Да! Из-за того, что школу основал Димитри, большинство убеждено, что клоунада — наша специализация. К нам иногда приезжают журналисты, которые первым делом спрашивают: «Что вы делаете со студентами, чтобы сделать из них клоунов?» Приходится объяснять, что ребята в самом деле учатся в том числе и клоунаде, но, окончив школу, клоунами будут далеко не все, а только те, у кого есть к этому склонность и талант. Журналисты, правда, все равно затем переспрашивают: «Отлично, ну а кто здесь учит клоунаде?»

— А чему вы учите?

— В России есть сильные школы цирка, пластики, драматического театра. Но у вас, как, впрочем, и в остальной Европе, редко выстраиваются комбинации из этих составляющих. Мы воспитываем physical actors, то есть пытаемся добиться, чтобы прошедшие школу актеры умели выражать себя с помощью тела. Для этого они учатся пантомиме, акробатике, танцу, ритму, игре в масках, немного музыке и т.д. Долгое время мы называли эту разновидность театра movement theatre, а сейчас заменили понятием physical theatre, которое приобрело в последние десятилетия популярность во всем мире и уже не нуждается в разъяснениях.

— Несмотря на то что в спектакле, который вы привезли в Москву, не было масок, сама атмосфера уличного спектакля, пантомима, итальянская речь — все вместе постоянно вызывало ассоциации с комедией дель арте. Эта традиция важна для школы?

— Да. Но вы, вероятно, обратили внимание, что мы сознательно не прививаем студентам какой-то определенный стиль. Когда вы учите плотника, то показываете ему, как использовать инструменты. Так же поступаем и мы. Когда актеры заканчивают свое обучение, они должны хорошо знать возможности своего тела, максимально выразительно с ним работать. Иногда, кстати, это оборачивается проблемой. Студенты оканчивают школу и задают вопрос: «Я знаю, как двигаться, знаю, как натягивать веревку, много чего еще, но что мне делать с этими знаниями?». И часто они продолжают обучение в области танца, драмы, цирка.

— Такое направление было у школы с самого начала?

— Да. Вначале еще были тренинги по вокалу. Хотя, как и курсы мастерства сценической речи в нашей школе сейчас, они не занимали важного места и были скорее посвящены базовым вещам — владению своим голосом, особенностям работы с ним на сцене и т.п. Но любопытно, как складывается судьба наших выпускников на сценах больших государственных театров: почти всегда они начинают с небольших ролей, разворачиваясь постепенно, главным образом, благодаря вниманию режиссеров, которых увлекает это разнообразие телесных возможностей. Тех возможностей, которых нет у актера, прошедшего драматическую школу.

— Школа — практически ровесник явления, с годами получившего название «новый цирк», где навыки современного танца и пантомимы часто бывают не менее важны, чем акробатическое мастерство. Программа школы была ответом на «новый цирк»?

— Думаю, что нет. В труппах «нового цирка» работают все-таки очень опытные акробаты. В нашу школу, в свою очередь, большинство приходит в возрасте примерно 18 лет. Возможно, что к моменту поступления у них уже есть подготовка, но небольшая и явно недостаточная, чтобы стать профессиональными акробатами, выступающими ежедневно, а иногда и по два раза в день. Кстати, в спектакле, который мы привезли в Москву, есть один исполнитель, долгое время занимавшийся акробатикой, но его умениями нужно пользоваться очень осторожно, ведь сейчас он тренируется значительно меньше и может получить травму, выполняя сложный трюк.

— Просматривая список спектаклей, выпущенных Театром Димитри, удивительно было встретить пьесу Томаса Бернхарда — драматурга, стоящего в немецкоязычной драме в одном ряду c Мюллером, Хандке, Елинек. Как часто театр обращается к такого рода драматической литературе?

— Постановка Бернхарда шла недолго, в том числе потому, что в ней было слишком много текста. Проблема была связана с языком: Бернхард писал на немецком, и спектакль ставился с расчетом на то, что мы будем его играть в немецкой части Швейцарии и Германии. Но актеры в труппе Театра Димитри приехали со всех концов света, и поставить значительную по объемам пьесу, написанную целиком на одном языке, нередко оказывается делом сложным. Это касается языка, но если говорить об уровне литературы, к которой обращается театр, то здесь нет ограничений: например, ребята, выступавшие в Москве, в следующем году должны будут сыграть спектакль, поставленный по книге психолога Оливера Сакса «Человек, который принял жену за шляпу». Два года назад в школе была постановка адаптации «Беседы птиц» Аттара Нишапури. До этого был спектакль, посвященный Антонену Арто.

Я знаю, как двигаться, знаю, как натягивать веревку, много чего еще, но что мне делать с этими знаниями?

— Получается, за время трехлетнего обучения в школе студенты успевают сыграть в нескольких полноценных спектаклях?

— В двух. Первый — это всегда составленное из номеров шоу-варьете. Но в нем должна быть если не история, то хотя бы нить, объединяющая сцены, как тема времени в «In Tempo». Этот первый студенческий спектакль дает важный опыт контакта с публикой. Это еще и возможность преодолевать разные сложные ситуации. Условия в Москве сильно отличались от той закрытой площадки, к которой мы привыкли в Швейцарии или Германии, где часто гастролируем. Или, например, актеры, разыгрывающие эпизод сотворения мира, переживают, что зрители их не понимают из-за языка. Даже предлагают выкинуть эту сцену.

— Я слышал, как во время этой сцены одни зрители разъясняли другим, о чем говорят актеры.

— О, это здорово! Успокою ребят.

— Вершио, где находятся школа и театр, — небольшая деревня. Кто же заполняет залы на спектаклях?

— В середине 1970-х, когда был основан театр, Димитри был очень известен. Люди тогда, как и сейчас, готовы были специально приезжать, чтобы смотреть спектакли с его участием. Кроме того, все начиналось в очень маленьком зале всего на 100 мест, находившемся в подвальчике. Когда появилось ощущение тесноты, мы начали играть спектакли под открытым небом, натянув защищавший от дождя большой тент. А уже позже был построен театр на 200 мест, в котором мы до сих пор играем.

Деревня действительно очень маленькая, всего около 1200 человек. В ближайшем городе живут 50 тысяч, тоже, в общем, немного. Но для школы это просто отлично. Студентам, которые весь учебный год проводят в деревне (35 студентов учатся на бакалаврской программе и 15 — на магистерской), намного проще концентрироваться, а занятия могут начинаться уже в 8 часов утра. Что касается театра, то местные жители — совсем небольшая часть нашей аудитории, поэтому мы идем на компромисс и работаем в туристический сезон, с конца марта и до октября, с перерывом на июль-август. Играем для туристов из немецкой Швейцарии и Германии. Нам приходится непросто еще и потому, что когда Театр Димитри начинался, то был единственным во всем кантоне Тичино, а сейчас театров уже около тридцати. Так что мы поставлены в условия, когда должны постоянно придумывать, как меняться, чтобы дело продолжало жить и привлекать зрителей.

Понравился материал? Помоги сайту!