О ценности, цене и штукатурке времен Вольтера

В ГЦСИ продолжается выставка «Kulturprozent. Современное швейцарское искусство. Из коллекции Музея современного искусства Мигрос».

— Выставка невелика — всего 17 работ. Какие акценты были для вас наиболее важны при их выборе?

— Нам было важно показать российскому зрителю, что представляет собой современное искусство Швейцарии, — то есть знаковые работы как знаменитых, так и молодых, не очень известных пока художников. Готовя выставку, мы исследовали состав коллекций нескольких швейцарских музеев, но оказалось, что процент современного искусства, сделанного в Швейцарии, у них не очень велик. Национальное искусство представлено в основном произведениями мастеров первой половины XX столетия; что касается искусства последних лет, то, как правило, отдается предпочтение работам художников из разных стран мира, что, естественно, соответствует интернациональным устремлениям современного искусства. И только Музей современного искусства Мигрос, коллекция которого очень разнообразна, может похвастаться тем, что значительную часть фонда занимают произведения швейцарских авторов. Многие из них хорошо известны во всем мире: например, Фишли и Вайс, Роман Зигнер, Валентин Каррон, который в прошлом году представлял Швейцарию на Венецианской биеннале, Урс Фишер, Памела Розенкранц.

— А кого хотелось показать, но не удалось?

— Мы очень хотели показать в Москве находящуюся в собрании Музея современного искусства Мигрос видеоинсталляцию Пипилотти Рист. Однако эта работа требует большого экспозиционного пространства и очень дорога в воспроизводстве. Финансовые ограничения не позволили нам привезти еще ряд больших, требующих серьезных затрат произведений тех авторов, которые участвуют в выставке более камерными работами. А вообще моя давняя мечта — сделать в Москве большую персональную выставку Фишли и Вайса. Но в собрании музея, что естественно, находится не так много работ знаменитого дуэта: видео «Ход вещей», которое уже было показано в Москве, и четыре фотографии из так называемой колбасной серии, представленные на выставке.

— Вы говорили, что название выставки в том числе отражает познания российского зрителя о современном швейцарском искусстве — и они крайне невелики. Чем вы это объясняете?

— Да, действительно, мы редко идентифицируем имена даже очень известных художников со Швейцарией. Наверное, это связано с мультикультурностью страны, в которой сосуществуют на равных три основных государственных языка. И соответственно имена художников звучат как немецкие, французские, итальянские. Не случайно даже программа фонда «Про Гельвеция», частью которой является и наша выставка, называется Swiss Made in Russia. Они избегают понятия «швейцарское искусство», а говорят «искусство, сделанное в Швейцарии». Мы же хотели вычленить «культурный процент» Швейцарии, попытаться найти то общее, что объединяет всех этих разных художников.

Памела Розенкранц задается вопросом о соотношении непреходящей ценности и постоянно колеблющейся цены.

— Чем Музей современного искусства Мигрос отличается от прочих европейских музеев, кроме способа финансирования?

— Прежде всего, именно этим. Статус музея — самое интересное в нем: он не государственный и не частный. Изначально это был «дочерний» музей коммерческой компании Migros. Больше того, он носит то же имя, что и сама компания. Когда узнаешь историю музея Мигрос, кажется, что он должен быть очень богатым, поскольку принадлежит торговому гиганту. На самом деле компания не содержит музей, он существует наряду с другими культурными и образовательными проектами, реализуемыми Migros, на «культурный процент» (Kulturprozent), который отчисляется от оборота предприятия и сохраняется даже в случае сокращения доходов с розничной торговли. Так как этот процент распределяется между многими организациями и программами, то музею достается не самая значительная доля. Но они распоряжаются ею очень взвешенно, не думая о количественных показателях, о том, что в год необходимо приобрести такое-то число единиц хранения, зато вкладываются в большие, масштабные проекты художников, которые показывают в своих залах и приобретают в коллекцию.

— Есть ли примеры других швейцарских музеев с похожей политикой?

— Наши коллеги утверждают, что это уникальный пример не только для Швейцарии, но и для Европы в целом. Хотя, насколько я знаю, «культурный процент» существует и в Германии, только он идет не на поддержание конкретного музея, а на развитие паблик-арта.

— Насколько вероятно, что такой музей появится в России? Что может заинтересовать наши корпорации в создании собственных коллекций?

— Было бы замечательно, если бы он появился. Надеюсь, когда-нибудь мы к этому придем, но точно не в ближайшее время. Наверное, должна измениться ментальность, может быть, некоторые внешние обстоятельства.

Живопись у швейцарцев не в фаворе.

— На вашей выставке много видеоарта, инсталляций. Это главные сегодня жанры для швейцарских художников?

— Каждый художник индивидуален. Например, Памела Розенкранц, одна из главных героинь современного художественного процесса, которая будет представлять страну на Венецианской биеннале 2015 года, с одной стороны, исследует, анализирует историю искусства, в том числе живопись, с другой — играет со знаками современного мира, задается вопросом о соотношении непреходящей ценности и постоянно колеблющейся цены. Валентин Каррон обращается к традиционным объектам, характерным для маленьких швейцарских селений, переносит их в пространство выставочного зала, гипертрофирует, воспроизводит, используя искусственные материалы, но делает их максимально похожими на натуральные — штукатурку позапрошлого века или каменную кладку. Можно сказать, швейцарские художники, с одной стороны, идут по пути апроприации реалий внешнего мира, а с другой, используя арсенал нонспектакулярного искусства, создают, как это ни парадоксально, зрелищные, образные произведения. Именно поэтому инсталляция для них — один из наиболее востребованных, важных жанров. Если говорить о видео, то оно носит скорее прикладной характер. Так, работы Романа Зигнера и Хайди Бухера — не фильмы, а документации перформанса. Вообще швейцарцы много используют уже готовых вещей, материальных символов современного мира, которые в конце концов превращаются в арт-объекты.

— Удалось ли вам, работая над этой выставкой, понять, чем швейцарское современное искусство принципиально отличается от европейского? Есть у него вообще какие-то отличительные особенности?

— Швейцарское искусство, несомненно, является частью мирового. Но некоторые особенности действительно есть. Работы швейцарских художников соединяют почти математическую продуманность идеи, выразительность средств и вместе с тем некий сдвиг от основной линии, своеобразную неправильность, иронию, игру. Однако это искусство, несмотря на свою четкость и ясность, не создается по рецепту. Очевидно, что живопись у швейцарцев не в фаворе — в отличие, например, от французов. Им интереснее мультимедийные, интерактивные техники. Просчет и игра — вот главные компоненты швейцарского искусства.

— Кто, на ваш взгляд, лучше всего выражает эту формулу?

— Если говорить о четко продуманной концепции и строгости замысла, то главный герой здесь, конечно, Валентин Каррон. Это один полюс швейцарского искусства. А на другом находятся Фишли и Вайс, к ним в той или иной степени примыкают Лутц и Гуггисберг, Роман Зигнер, Коста Вече и другие, для которых ирония и игра остаются главными средствами взаимоотношений с окружающим миром.

Понравился материал? Помоги сайту!