«Для кого-то интерес к искусству сегодня — пир во время чумы»

— Вы в прошлом месяце ездили по культурным институциям Швейцарии. Как складывался ваш маршрут?

— Вообще маршрут был, главным образом, театральный — в течение недели мы побывали на разных театральных площадках страны: в Цюрихе, Базеле, Берне. Вместе с коллегами — соучредителем фонда «Живой город» Дианой Сафаровой, театральным критиком Дмитрием Ренанским (шеф-редактором раздела «Театр» COLTA.RU. — Ред.) и Марией Кармановской из российского представительства «Про Гельвеция» — смотрели спектакли на фестивале современной драматургии в кантоне Вале. Интереснее всего для меня было познакомиться с тем, как живут и финансируются некоммерческие культурные проекты.

— Удалось разобраться?

— В определенной степени, и это подтвердило мое давнее наблюдение, что децентрализация финансов, особенно в масштабах небольших по площади стран, приводит к тому, что на местах финансируются действительно интересные культурные начинания. Очень много делают местные муниципальные власти, подключаются специальные федеральные фонды, используются грантовые программы, изредка — спонсорские средства. Эта совместная работа позволяет получать качественные результаты, но очень важны желание и возможности местного сообщества.

— И что стало самым сильным театральным впечатлением?

— Из спектаклей мне запомнился «Couvre-Feux» компании Jeanne Föhn — благодаря своему очень, я бы так сказал, нежному сценографическому решению. Спектакль держался на звучании актерских голосов, шел в полутьме, сумрачные видеоинсталляции сочетались в нем с живым огнем. Отмечу и спектакль цюрихской театральной компании Markus&Markus по «Привидениям» Ибсена, в котором идет речь о последних месяцах жизни неизлечимо больной женщины, принявшей решение заключить договор на эвтаназию. Швейцария — одна из немногих стран, где эвтаназия разрешена. Этот спектакль ставит немало сложных вопросов, связанных с человеком и обществом, c пределами допустимого, и, я думаю, он был бы интересен и в России. Из хореографических постановок мне запомнилась работа Карима Бель Касима «Cheer Leaders» — о «чирлидерстве» в политике, спорте и других областях. Четко сделанный, интересный по форме спектакль. Мы приняли решение пригласить этого постановщика в Казань для участия в нашей театральной лаборатории, мне кажется, у него большой потенциал.

Искусство помогает нам понять себя, гуманизировать общество. И эта миссия не прекращается ни в период благоденствия, ни в период кризисов.

— Что-то из увиденного можно соотнести с нашими проблемами?

— В Берне мы побывали на спектакле «Мама Гельвеция», поставленном в театре Schlachthaus режиссером Георгом Шареггом; темы, которые в нем поднимались, очень близки российской действительности — по крайней мере, нашей, татарстанской. Швейцария, как известно, многонациональная страна: в каждом кантоне компактно проживают итальянцы, французы, немцы, австрийцы. Там существуют те же межнациональные проблемы, что и в России. Кроме того, в спектакле идет речь о проблемах глобализации, наступающей на малые этносы, о диктате корпораций, которые растворяют местные культурные, экономические особенности. Думаю, все это было бы понятно и нашей аудитории.

— Вы как музейщик должны были инспектировать и местные выставочные площадки, разве нет?

— Да, несколько музеев произвело на меня впечатление. Один из них — Музей коммуникаций в Берне, полностью интерактивный, очень технологичный и, кроме того, с прекрасной экспозицией. Он посвящен не только истории средств коммуникации, но и ее философскому аспекту, что, может быть, даже важнее. В очередной раз я с грустью отметил наличие громадных сервисных зон в музеях — просторные холлы, кафе, камеры хранения, детские игровые комнаты, многофункциональные залы и лектории, специальные возможности для инвалидов. К сожалению, если в Москве худо-бедно все эти вещи берут в расчет, то для провинциальных проектировщиков во главе угла стоит обычно экономия. А это приводит к появлению музеев, которые в итоге, наоборот, оказываются затратными в содержании, но при этом неприспособленными для нормальной работы.

— В чем вообще особенность швейцарской культурной практики, если сравнивать ее с общеевропейской? То, о чем мы говорим, — гранты, фонды, спонсорская помощь — есть везде, даже в усеченном виде в России.

— Принципиальных отличий нет, все развивается более или менее в одном русле. Например, по всей Европе идет активный культурный обмен между театрами. В Лозанне работает один из бывших директоров Авиньонского фестиваля. Кто-то из организаторов и участников фестиваля в Вале работал в Германии, кто-то — в Великобритании и Франции. Такое взаимопроникновение приводит к усредненной картине, уже не знаю, хорошо это или плохо. Сугубо швейцарских методов работы со зрителем или, скажем, финансирования театров нет. Все в основном живут на гранты.

— Что стало или станет итогом вашего недельного путешествия по Швейцарии?

— Самое главное — мы договорились с тремя молодыми швейцарскими режиссерами — Мириам Вальтер, Катариной Кромме и Каримом Бель Касимом, — что они приедут к нам в Казань и вместе с российскими коллегами поставят три спектакля, сейчас мы обсуждаем детали. Премьерные показы состоятся в рамках фестиваля «Театральная лаборатория» при поддержке фонда «Живой город» с 1 по 10 июня.

— Что еще швейцарского увидят российские зрители?

— В Базельском музее культур проходила выставка режиссера Матса Штауба «21»— на экране пожилые люди рассказывают про время, когда им было 21, такая книга воспоминаний. Есть мысль привезти эту выставку в Россию, но художник настаивает, чтобы вся техническая часть выставки, оборудование (например, телевизоры) было оригинальным, привезенным из Швейцарии, а это требует огромных затрат. Если удастся решить эту проблему, выставка обязательно доберется до российского зрителя. Но таких примеров, к сожалению, немного. Основной российской аудитории недостает знания языка современного искусства, именно это главный барьер для его импорта. Оно здесь мало кому нужно, особенно в регионах. К сожалению, это грозит изоляцией от мировых процессов.

— Странное соображение, особенно на фоне множества уже прошедших выставок и в Москве, и в регионах. И потом, разве не политический фактор сегодня — главная причина изоляции?

— Ваш вопрос выдает в вас жителя Москвы. В регионах работа по популяризации современного искусства почти не ведется, небольшие специальные программы при музеях посещают несколько десятков человек — это несравнимо с Москвой или Петербургом. Результат — то, что непонятно, не находит спроса у зрителей. И, конечно, ситуация у нас отлична от европейской, где различные культурные институции, ведущие работу не только с традиционными формами искусства, имеются, как правило, даже в маленьких населенных пунктах и просвещенность провинциальной аудитории достаточно высока. Изоляции способствует общая обстановка в стране, акцентированное внимание к физиологической, бытовой стороне жизни, а не к искусству. Все это вкупе с экономическими трудностями не может не вызвать падения интереса к зарубежным и российским арт-проектам, даже их отторжения. Возможно, в чьих-то глазах интерес к современному искусству сегодня выглядит как пир во время чумы, но, я думаю, искусство выполняет важную миссию, оно помогает нам понять самих себя, гуманизировать общество. И эта миссия не прекращается ни в период благоденствия, ни в период кризисов.

Понравился материал? Помоги сайту!