Танцы без кожи и танец Большого коллайдера

Поле современного танца в России так бедно, а фестивали так редки, что появление в афише любого танцевального спектакля автоматически становится событием. Аудитория у этого жанра сплоченная и увлеченная, новости распространяются молниеносно, а шум поднимается почти независимо от качества показанного. Остается только удивляться какому-то почти мистическому упрямству российских театральных менеджеров, которые цокают языком, наблюдая заполненные тысячные залы на европейских фестивалях современного танца, но при этом любят рассказывать про мнимое отсутствие такой публики в России.

В этой ситуации фестиваль современного танца в России почти с неизбежностью становится инициативой иностранцев. Так случилось и со Skorohod Swiss Week, прошедшим в Санкт-Петербурге на площадке «Скороход» при поддержке фонда «Про Гельвеция». Такая предприимчивость вызывает тем большую зависть, что Швейцария — не самая танцевальная страна в мире, традиция контемпорари, например, в Германии, Франции или Бельгии гораздо основательнее и богаче. Но Швейцария не упускает потенциал этого рынка и инвестирует в него активно.

Программа Skorohod Swiss Week этого года включала хореографию трех авторов и формировалась вокруг темы «Dance Deconstruction / Демонтаж танца».

Три исполнителя выходят на сцену в трико с принтом, имитирующим костно-мышечную структуру, как будто с них содрали кожу.

Первым был хореограф Жиль Жобен (Gilles Jobin) со своей новой работой, которую перевели как «Ядерная сила». На самом деле оригинальное название Strong Force далеко от любых милитаристских аллюзий. Хореограф получил награду и возможность провести research в Европейской организации по ядерным исследованиям (L'Organisation européenne pour la recherche nucléaire) — это там, где Большой адронный коллайдер и где обнаружили бозон Хиггса. Вполне предсказуемо он оказался под сильным впечатлением от этого места и даже попытался разобраться в том, чем же там занимаются. Так он познакомился с четырьмя фундаментальными силами: электромагнитной, сильным взаимодействием (это и есть strong force, обеспечивающая целостность кварков и их восстановление после распыления), слабым взаимодействием (отвечающим за ядерный распад) и гравитацией. Жобен постарался найти для этих фундаментальных сил танцевальные метафоры и на фестивале в «Скороходе» показал публике попытку подхода к самой проблематичной из них — к сильному взаимодействию.

В качестве подмоги он задействовал свою партнершу, переносную панель с компьютером и какую-то несложную синтезирующую технику. С их помощью Жобен моделировал на экране человеческие движения, постоянно усложняя их за счет смены ракурсов (крутя при помощи курсора), создавал различные пейзажи и пространства, в игре теней трансформировал привычные масштабы. Технологическое оснащение, надо сказать, удивляло своей несложностью в контексте «фундаментальности» задач. Но этот антураж фриковатого профессора несколько согревал космический холод фундаментальной физики. Хореограф использовал эстетику американского кантри и вестернов, «казаки», клетчатые рубашки, движения социального танца. Это переводило проблему единства материи в коммуникативный план, где человек остается единым и не распыляется на частицы за счет невидимой силы социального взаимодействия. Кажется, именно близость такого рода поразила Жобена больше всего в этой крепости абстрактных сил и материй. Поэтому его фоторепортажи из ЦЕРНа фиксируют больше моменты бытовой социализации, нежели интровертную интеллектуальную работу.

Мариус Шаффтер (Marius Schaffter) и Грегори Штауффер (Gregory Stauffer) тоже соединяют в своей работе разные жанры — спектакль / перформанс / экспозицию. Свое первое выступление перед русскими они построили как презентацию-знакомство и, в общем, так его и назвали — «Introducing Schaffter & Stauffer». Обыграв «корпоративное» звучание названия дуэта Schaffter & Stauffer, они начали с эталонного для рекламных презентаций представления принципов работы на примере нескольких картин, выставленных в фойе. Авторы излучали предельную открытость по отношению к публике, рассказывая, что картины они покупают в их швейцарском «Измайлове» и что, по сути, выставлен шлак, который приобретает художественное значение, потому что он выставлен. Благообразная буржуазная внешность презентаторов, их открытый цепляющий взгляд в глаза зрителей сочетались с гордостью за свое мероприятие и иронией по отношению к нему.

Жобен побывал в Европейской организации по ядерным исследованиям — там, где Большой адронный коллайдер, — и постарался найти для фундаментальных сил танцевальные метафоры.

Завоевание сердец продолжили в зале. Сначала Шаффтер и Штауффер использовали несложное упражнение на взаимодействие, предложив закрыть глаза, прислушаться к своему дыханию и ощутить свое присутствие здесь и сейчас. В какой-то момент эту релаксацию прерывали звуки явно насыщенного физического взаимодействия. Любопытство взяло свое, и зрители все же предпочли визуальную уверенность слепому доверию. Презентаторов это не смутило, они развернули и подключили клавишную и ударную установки, раскрыли какой-то колышущийся бахромой зонтик и подвесили его вверх ногами. Этот антураж гаражного концерта в эстетике фильмов Уэса Андерсона должен был стать фоном для бессмысленного блюза про wonderful day, который постепенно переходил в истерический крик, не теряя, однако, гармонической целостности.

Презентаторы использовали один за другим разные приемы взаимодействия с публикой — высоколобую лекцию про парадоксы одной из их картин с прямыми вопросами в зал, подробное изложение истории своих заболеваний, завершающееся танцем (потому что так всегда бывает после intense moment), настоящий, с потом, сет в сквош. И постоянный прямой взгляд в зал, который заставляет тебя все время вежливо улыбаться. Заканчивается выступление тем, что собравшиеся в душ уставшие презентаторы в гостиничных халатах устраивают сеанс коллективной ингаляции морским воздухом под порывами бриза, производимыми полотенцем.

И такой сеанс мог бы быть коверной репризой, больше подходящей для тимбилдинга, если бы не контролирующая инстанция вкуса, который позволил авторам тонко, но уверенно балансировать на грани между буржуазной скукой и пионерским задором.

Эта грань оказалась проблематичной для третьего проекта, представленного в «Скороходе», — «From A to B via C» / «От А до В через С» в постановке Александры Бахцецис (Alexandra Bachzetsis). Автор тоже уверенно смешивает жанры, телесное и вербальное. Телесность, способность к виртуозному танцу (как и к виртуозной речи) остаются в центре наблюдения — до такой степени, что постепенно все три исполнителя выходят на сцену в трико с принтом, имитирующим костно-мышечную структуру тела, как будто с них содрали кожу. Но, кажется, эта рефлексия останавливается на полпути, а традиционные балетные формы в этом спектакле деконструируются только дилетантизмом танцовщиков. Впрочем, именно аллюзии на классический танец вызывали в зале наибольшее оживление и даже смех.

Понравился материал? Помоги сайту!