Нахальство Франса Хальса

В Музее Франса Хальса в Харлеме проходит выставка работ голландского живописца и его последователей. О том, как старый мастер изменил историю живописи и предвосхитил появление в ней Винсента Ван Гога, Эдуарда Мане и Джона Сингера Сарджента, рассказывает Виктория Бутакова.

В течение 2019 года по всем Нидерландам будут проводиться выставки, переосмысляющие золотой век голландской живописи. Первая крупная экспозиция, посвященная этой теме, — «Франс Хальс и модернисты», представляющая работы старого мастера в контексте их связи с искусством последующих эпох. Ее миссия — показать, что история искусства непрерывна, а разделение стилей, движений и жанров больше скрывает, чем показывает. На этой «трансисторической» выставке представлено около 120 картин разных периодов, которые вступают в своеобразный диалог между собой. Часть из них взята из постоянной коллекции музея, а часть привезена из Лувра, галереи Уффици, Метрополитен-музея и других крупных хранилищ, а также выкуплена из частных собраний. Многие из работ показываются в Нидерландах впервые.

Примерно 80 картин Франса Хальса, представленных на выставке, дают полное представление о его творческом пути. Рамки портрета барокко и классицизма, господствовавших в искусстве в начале XVII века, оказались для него слишком тесными, и художник выступил реформатором жанра практически с первых работ. Он выискивал индивидуальный характер человека в присущих лишь ему движениях, жестах, взглядах на мир, в мгновениях беспрерывной изменчивости его мимики. Благодаря ему персонажи перестали принимать единственную каноническую позу: художник экспериментировал с положением человеческих фигур в пространстве, отказываясь от условностей фронтального или профильного портрета. Его герои поворачивались в любую из сторон и качались на стульях, задорно смеялись и шутили, и жизнь, отраженная на его полотнах, не отличалась от действительности.

Залы Музея Франса Хальса в XIX веке были заставлены мольбертами: Эдуард Мане, Клод Моне, Джон Сингер Сарджент сутками копировали работы мастера реалистического портрета, пытаясь разгадать секреты его свободного вихревого мазка и грубого стиля живописи.

Франс Хальс писал быстрыми и точными мазками по еле намеченному подмалевку и рассчитывал на взаимодействие красок, наложенных рядом. Он бегло вылепливал фигуры, подчеркивая все нужные детали. Поначалу исследователи считали, что художник работал с произведением сразу же — a la prima, «в один присест»: настолько живым и незапланированным казался взмах его кисти. Но сканеры показали последовательности слоев на картинах. Сначала на серый или розовый грунт Хальс наносил рисунок, который закрашивал в несколько этапов быстрыми движениями руки, складывая формы из цветовых пятен. Он внес два великих вклада в искусство. Во-первых, объединил глубокое чувство реализма с яркими красками: на расстоянии его картины кажутся «реальными», в то время как при ближайшем рассмотрении обнаруживается, что это впечатление слагается из умелой игры мазков кисти, подмечающей самые характерные детали изображаемых образов. Во-вторых, он наделил портрет психологией, подмечая внешние проявления внутренней жизни человека. С позиции современного зрителя в этих новшествах мало необычного, однако для классицистического взгляда XVII века это было настоящим нахальством.

Хотя в период расцвета своего творчества Хальс был востребованным художником, его слава стала сходить на нет в середине XVII века, когда голландская буржуазия обратилась к консерватизму. Реализм уступил место сухому академизму, а имя новатора забыли. В 1718 году голландский биограф Арнольд Хубракен окрестил его маргиналом и пьяницей за чересчур резкий и стремительный стиль письма и отражение на полотнах неприглядных персонажей — завсегдатаев кабаков, цыган и шутов. Его свободная живописная манера ассоциировалась с распущенным образом жизни, и в результате еще два столетия искусствоведы игнорировали работы Хальса. Интерес к его творчеству возродился в 1868 году, когда французский критик Теофиль Торе-Бюргер, сыгравший также важную роль в повторном открытии Вермеера, опубликовал две хвалебные статьи во влиятельном художественном журнале Gazette des Beaux-Arts. Он оценил виртуозную технику живописца и его смелость в выборе тем, и внезапно картины голландца возросли в цене, коллекционеры стали за ними охотиться, а художники начали регулярно путешествовать в Харлем в образовательных целях.

Залы Музея Франса Хальса в XIX веке были заставлены мольбертами: Эдуард Мане, Клод Моне, Джон Сингер Сарджент сутками копировали работы мастера реалистического портрета, пытаясь разгадать секреты его свободного вихревого мазка и грубого стиля живописи. Через 150 лет после переоценки творчества художника эти копии вернулись в стены музея и соседствуют с оригинальными работами на выставке «Франс Хальс и модернисты». Не только копии, но и собственные работы последователей голландского художника наполняют масштабную экспозицию, занявшую все галереи здания. Директор музея Анна Демеестер открыла вернисаж словами: «Он посмертно стал учителем для целого нового поколения. Старые мастера со временем остаются прежними, но в каждый период времени мы можем задавать им разные вопросы и получим разные ответы». Именно осмысление хальсовского искусства талантливыми художниками спустя два века стало центральной темой выставки.

Зритель начинает свое путешествие по ней с залов, в которых представлены результаты самого очевидного влияния реалиста на будущих живописцев — копии его выдающихся работ. Руководитель коллекции музея и куратор текущей выставки Маррихе Риккен объяснила, что большая часть этих копий сделана художниками для самих себя — они не стремились продавать эти работы и хранили их в личных коллекциях до самой смерти. «У них были две основные функции: одна — понять, как Хальс создает движение на картинах, как он добивается глубины с помощью всего нескольких мазков, — говорит она. — Другая функция была сувенирной: это был период, когда никто не делал снимки, как мы сейчас все делаем на наши телефоны».

Картина оставляет впечатление фотографии, сделанной за секунду до щелчка камеры.

Знаковым для карьеры мастера стал заказ на групповое изображение офицеров стрелковой роты святого Георгия. Эти общества в Голландии пользовались особой силой: они были представителями бюргерской милиции, оставившей яркий след в истории освобождения республики. Хальс подошел к работе по-своему: описал гвардейцев во время банкета не чинно сидящими в статичных позах, а во время трапезы. На картине они разговаривают и смеются, тянутся к блюдам и держат бокалы, но самое главное — они двигаются и слагают сюжет. Картина оставляет впечатление фотографии, сделанной за секунду до щелчка камеры. Именно это ощущение пойманного мгновения оценили современники Хальса наряду с чувством общности гвардейского братства. На этом полотне художник сумел разрешить главную проблему, с которой его предшественники сталкивались при написании группового портрета: его персонажи не теряли своей индивидуальности и не сливались в одно повторяющееся лицо. Каждый из стрелков одновременно оказывался как равноправной, отдельно выписанной личностью, так и частью сообщества — именно в таких отношениях состояли граждане Голландии с республикой. Хальс разрушил композиционные стереотипы: его картины были выстроены асимметрично, человеческие фигуры образовывали изогнутые линии, а лица были изображены с самых различных ракурсов. Появление этого полотна ознаменовало начало золотого века фламандского искусства и становление голландской живописи как первой патриотической в истории. На выставке рядом с картиной висит ее копия, выполненная Антуаном Воллоном в 1872 году.

В поздний период творчества Хальс возвратился к жанру группового портрета в ином ключе. Его главные произведения тех лет — групповые портреты регентш приюта для престарелых. Он изобразил их чопорными и чванливыми, суровыми и сварливыми, придирчивыми и ворчливыми старухами, что упиваются данной им властью. Это уже совсем не те групповые портреты, с которых начинался путь художника: персонажи больше не объединены одной идеей, их индивидуальности сходятся в одних пороках, они источают не упоение жизнью, а бессилие и опустошение. Композиция теперь сводится к ровному расположению одинаково освещаемых фигур. Однако эти портреты исполнены невиданного раннему Хальсу драматизма. Они балансируют между черным и белым цветами: художник использовал различные оттенки лишь двух красок, чтобы отразить тончайшие переходы тени и света, тона и полутона. Но такая колористическая скупость оказывается обманчивой: Винсент Ван Гог разглядел у старого мастера двадцать семь самостоятельных черных оттенков.

Теофиль Торе-Бюргер писал о такой картине в Gazette des Beaux-Arts: «Фигуры в натуральную величину, смоделированные широкими цветастыми мазками, рельефно выступают из рамы. Это красиво и почти страшно». Эту картину теперь называют вершиной творчества художника, но разгадать секреты ее «покроя» пытались и раньше. Джеймс Уистлер трижды приезжал в музей Хальса изучать эту картину и даже просил установить для него лестницу, чтобы потрогать мазки мастера. Джон Сингер Сарджент всю жизнь хранил в мастерской свою копию правой части портрета регентш, которая теперь представлена на выставке рядом с оригиналом. Там же висит копия авторства Эдуарда Мане, на которой художник усилил трагическое мироощущение оригинального портрета еще большей угловатостью лиц. Эта имитация считалась утерянной с 1964 года, но недавно была обнаружена в частной коллекции в Италии.

Именно благодаря Хальсу круг лиц, пригодных для написания, расширился от представителей знати до представителей человечества. Он отказался от неестественного возвеличивания героев, дав их эмоциям проявить себя на холсте. Один из самых его экспрессивных жанровых портретов — «Малле Баббе» — показывает одержимую владелицу трактира с оловянной кружкой пива в руке и совой на широком плече. Малле Баббе называли «харлемской ведьмой» за демонически-хитрый взгляд, и ее образ, вылепленный резкими угловатыми мазками, устрашает взор. Тревожная динамика этой сцены заставляла художников раз за разом копировать «Малле Баббе» в попытке подобраться к столь предельному выражению человеческой природы. Ближе всех к ее разгадке подошел в 1869 году Гюстав Курбе, чью копию практически невозможно отличить от оригинала.

Выставка «Франс Хальс и модернисты» — это глубинный анализ влияния творчества старого мастера на следующих за ним выдающихся художников. От разбора копий она движется к выявлению более своеобычных способов обучения. Каждый живописец, чьи работы представлены во второй части музея, переосмыслял творчество голландца, чтобы воплотить с помощью элементов его техники собственные амбиции. В любое время Хальс оставался для них современным художником, что нашло отражение в заглавии статьи бельгийского журнала L'Art Moderne в 1883 году — «Frans Hals, c'est un moderne».

«Восхищение импрессионистов и постимпрессионистов Хальсом часто можно увидеть по композиции, по позам сидящих», — говорит Маррихе Риккен. Смелая манера письма, грубые и размашистые мазки, точно передающие едва уловимые движения, действительно оказали большое влияние на течение, в основе которого лежит впечатление.

Характерные мазки его основателя Эдуарда Мане возникли в стенах харлемского музея. Его «Угол в кафешантане» отсылает к основоположнику жанровой живописи выбором техники и темы, расположением фигур — почти все сидят вполоборота, отвернувшись от зрителя. Впервые этот прием применил Франс Хальс на портрете купца Исаака Массы, где тот сидит на стуле вполоборота и смотрит через плечо в противоположную сторону.

«Мальчик с кувшином» Мане напрямую отсылает к картине «Пьющий мальчик. Аллегория вкуса» и передает общую ее манеру даже более точно — вырисовывает фигуру быстрыми мазками, намекающими на обращенный к зрителю спиной силуэт.

В ранний период творчества Хальс был страстно увлечен рисованием смеха. В противовес сдержанному и горделивому рисунку губ на сословном портрете он разрешал своим моделям проявить всю присущую им радость жизни. С особенной силой это проявилось на полотне «Смеющийся мальчик», написанном в жанре tronie, — портрете, на котором акцент сделан на конкретной эмоции.

По этой картине Клод Моне учился рисованию детских лиц: его портрет Жана Моне вылеплен сочетанием цветов соседствующих мазков, а портрет Мишеля Моне сделан в стремительной манере Хальса; оборки намечены линиями, которые слагают цельный образ. Рядом с ними на выставке представлен и «Смеющийся мальчик» американского реалиста Роберта Генри, поразительно схожий с одноименной картиной старого мастера.

В зале, посвященном влиянию Франса Хальса на творчество Винсента Ван Гога, представлена серия портретов постимпрессиониста, написанная в доме семьи Рулен. В письмах брату Тео он многократно упоминал портретиста как своего кумира, называл его «колористом из колористов» и рассказывал, как всю жизнь учился у него «вдыхать жизнь» в своих героев. Работая над картиной «Августина Рулен со своим молочным сыном» и «Портретом почтальона Жозефа Рулена», Ван Гог пытался достичь «пытливого разума и твердой руки» Франса Хальса. Его особенно занимала хальсовская техника построения форм с помощью цвета: руки почтальона написаны без обозначения несущественных деталей и напоминают опущенные руки регентш, выплетенные путаницей линий. Но в первую очередь Винсент Ван Гог перенял от старого мастера стремление изображать простых людей на своих портретах — таких, как рыбак или трактирщица.

В этом зале с «Портретом женщины с распущенными волосами» Ван Гога соседствует известная «Цыганка» Хальса, пышущая жаждой жизни и свободолюбием. Задорная улыбка, бойкий взгляд, отведенный в сторону, движение волос, передающее поворот головы, — художник выписывает портрет в свойственной ему размашистой манере, ловко подмечая самые характерные черты персонажа. Именно к этому стремится Ван Гог в своем женском портрете.

О популярности художника в наше время свидетельствуют не только цены, предлагаемые за его картины, но и различные махинации вокруг его работ. Одна из самых громких историй произошла в 1965 году: в Государственном музее изобразительных искусств им. А.С. Пушкина был украден портрет святого Луки кисти Франса Хальса. Вора удалось поймать, когда он принял сотрудника КГБ за иностранного покупателя, готового выложить 100 000 рублей за картину «уровня Рембрандта». Эта история легла в основу сюжета фильма 1970 года «Возвращение “Святого Луки”». Другой скандал произошел в 2011 году, когда поддельный «Портрет неизвестного» был продан с аукциона «Сотбис» почти за 11 млн долларов.

В современном восприятии Франс Хальс представляется кем-то вроде прародителя большей части окружающего нас искусства. Он заложил основы реалистического портрета и предвосхитил зарождение импрессионизма, которые, в свою очередь, повлияли на становление абстракционизма, экспрессионизма, фовизма… Неудивительно, что кураторы стали вновь и вновь обращаться к фигуре старого мастера: несколько лет назад Метрополитен-музей устроил выставку его работ, в начале января завершилась экспозиция его семейных портретов в харлемском музее и в то же время открылась в комплексе Королевских музеев изящных искусств Бельгии. Да и выставка «Франс Хальс и модернисты» не стала первой, где показано влияние старого мастера на современность. В прошлом году в том же музее действовала экспозиция «Рандеву с Франсом Хальсом», где наряду с лучшими портретами великого голландца показывали работы современных деятелей искусства — живописца и скульптора Антона Хеннинга, фотографа Нины Качадурян и мультимедийного художника Шезада Давуда. Музей Франса Хальса год от года демонстрирует свою веру в историческую преемственность: показывает, как картины старого мастера используются в качестве отправных точек для новых произведений и насколько органично его портреты вписываются в настоящую действительность. В конце концов, современное искусство приобретает смысл именно по отношению к предшествующему искусству, а актуальность старой живописи подчеркивается через диалог с современной.

ПОДПИСЫВАЙТЕСЬ НА КАНАЛ COLTA.RU В ЯНДЕКС.ДЗЕН, ЧТОБЫ НИЧЕГО НЕ ПРОПУСТИТЬ

Понравился материал? Помоги сайту!