19 января 2018Литература
628

«Самый утонченный и лучший человек в мире»

Выходят дневники Константина Сомова 1923—1925 годов

текст: Павел Голубев
Detailed_pictureКонстантин Сомов на борту парохода «Левиафан». Июнь 1924© Частный архив

Летом прошлого года увидели свет дневники Константина Сомова за 1917—1923 годы. Изданные записи посвящены жизни художника в годы Гражданской войны — собственно, книга заканчивается отъездом Сомова из Петрограда. Таким образом, начало следующего тома дневников приходится на новый рубеж в жизни их автора и главного героя: в Советскую Россию он больше не вернется и отмеренные ему полтора десятка лет проживет в США и во Франции.

Новый том записок Сомова начинается как путевой дневник. Из Москвы через Ригу, Берлин и Лондон художник едет в Соединенные Штаты для организации огромной выставки русского искусства. Дела с нею не ладятся с самого начала, и Сомов внимательно исследует Нью-Йорк во всем многообразии предлагаемых развлечений.

Подробный дневник русского эмигранта в Америке эпохи «сухого закона» — редкое явление, и эту исключительность следует умножить на удивительную концентрацию значительных фигур, наполняющих повествование: от Давида Бурлюка до Игоря Грабаря и от Константина Станиславского до Федора Шаляпина.

Кроме того, в Нью-Йорке Сомов близко сходится с Сергеем Рахманиновым и его семьей, пишет портреты композитора и его младшей дочери Татьяны. Внутреннюю жизнь семьи Рахманиновых Сомов протоколирует со всей свойственной ему точностью, не упуская те моменты, которые не должны были выйти в то время за пределы семейного круга.

Новый том дневников заканчивается уже во Франции, куда летом 1925 года приезжает художник. Там он воссоединился со своим любовником, легкомысленным и непосредственным Мефодием Лукьяновым, и больше с ним не расставался.

Жизнь Сомова изменилась, другим стал и его дневник. Прежде отрывочные, новые записи приобрели обстоятельность и полноту, хотя острота сомовских характеристик ничуть не потерялась. Вымарок здесь меньше, чем в предыдущей книге (племянник художника Евгений Михайлов, после того как дневник его дяди попал к нему в руки, попытался уничтожить в нем политические пассажи и эротические описания — во многих, но не во всех, случаях их удалось восстановить [1]). Однако это не значит, что записи потеряли в откровенности, — просто обстоятельства жизни Сомова в это время не способствовали любовным приключениям.

Дневник художника таков, что для небольшого препринта невозможно выбрать самые глубокие и содержательные записи, которые, как правило, находятся во взаимосвязи с другими и нуждаются в подробном комментарии (он здесь сокращен до минимума; также тут для облегчения чтения убраны квадратные скобки, в которых раскрываются недописанные Сомовым слова, но эти скобки есть в книге). Впрочем, читатель может быть уверен, что уже в скором времени, когда дневник Сомова 1923—1925 годов окажется в его руках, он найдет там много других, не менее остроумных, заметок самого разного рода.

© Издательство Дмитрий Сечин, 2018
Выставка русских художников в Америке
Сомов демонстрирует выдержку

29 февраля 1924 года
Утром на выставку. Разбирал по авторам графику. Ее оказалось в 3 раза больше, чем позволяет место. Водил с Гришковским [2] корреспондентшу какой-то газеты. Как и первая, тоже ничего не понимает, но не такая дура. Молодая и красивая. Покупал у Woolworth'a [3] screw eyes, т.е. колечки с винтами, и ввинтил их в свои картины. Приходил Бурлюк [4], долго мне надоедал, пока я работал. Говорил мне комплименты около картин Захарова [5], которые он принял за мои. Только в конце я сказал, что они не мои.

Пять поцелуев Судейкина

7 марта 1924 года
К 12-ти на выставку. Собирались к мэру Hylan'у [6] в City Hall [7]. Он нас принял около 2-х в старом уютном здании Hall'я; мы опоздали к назначенному часу и потому пропустили случай сняться кинематографически. Мэр — рыжий господин лет за 50. Вошли мы, стали полукругом, и он пожал нам руки, говоря: «Glad, delighted» [8]. Женя [9] нас introduced [10] каждого. Грабарь [11] прочел по-английски короткое приветствие и благодарность, на которую мэр сказал несколько слов, что мы, дескать, welcomed to America [12], которая всех принимает без различия веры и убеждений, как God's sons и children'ов [13], освещаемых одним солнцем. Потом мы ему вручили приглашение на выставку, написанное и украшенное Захаровым, и каталог. Он обещал быть на выставке вообще, но не завтра.

Опять на выставку. Мыл и ставил в витрину фарфор. Гидировал Книппер [14], довольно банально реагировавшую на нашу выставку — с точки зрения глубоко истосковавшейся русской женщины, готовой плакать от изображенных снегов, церквей и Руси. Пришел Судейкин [15] с Бринтоном [16]. Судейкин странно себя вел: сказал, что у меня те же гениальные глаза, что я (это — Бринтону) — самый утонченный и лучший человек в мире, что он готов плакать. Покраснел и стал меня целовать в щеку, раз пять, под правое ухо.

Комната ужасов

6 апреля 1924 года
Развесили парижские картины — Гончарову, Ларионова — и картины Лентулова, Кончаловского и Соколова. Комната ужасов!

Художник и «знаток»
…но бывало и хуже

6 марта 1924 года
На выставку утром. Водил критика-старичка, который был очень наивен, а под конец вынул из кармана деревянного крашенного петушка — русскую игрушку — и очень им восхищался.

«Никого нет дома»

1 февраля 1925 года
В 3 должна была прийти Mrs. Curtis [17] со своими родными. Но опоздала. Только в 4 часа пришли 3 flapper'a [18], ничего общего не имеющие с искусством. Добродушные и веселые, но совершенно неинтересные. Одна из них — маленькая, довольно миленькая на вид. Вскоре пришла Curtis. Потом ее belle-sœur [19] с дочкой Glori'ей, beauty [20] 14-ти лет. Мать — gorgeous beauty [21], сильно потертая и толстая. Обе тоже ничего общего с искусством не имеющие и довольно плохо и непринужденно себя ведшие, т.е. без всякой любезности и скромности. Часов в 6 пришла еще кикимора, прекислая Mrs. Adams. Тоже ничего общего с искусством. Все они едва смотрели на картины, если бы не Curtis, которая обращала на них их внимание. Им дали чай с французскими кеками [22], которые они, хваля, пожирали. Елена [23] говорила Curtis'ихе, что у нас в 5 государственный appointment [24], чтобы их выгнать, но та не обращала внимания. Когда они наконец все ушли, я показал им за спиной кулаки — так я злился на эту дуру Curtis, устроившую у меня five-o-clock. Пришли Софья Александровна [25] и Танечка [26] и смеялись, как я и Елена их ругали. Теперь я никогда для Curtis не буду дома!

Про развлечения
Окрошка из «Петушка» и «Петрушки»

29 апреля 1924 года
Вечером с Еленой Константиновной на Павловой. Скучные балеты с музыкой Черепнина: «Dionysus» и «Russian Folklore» [27] (окрошка из «Петушка» и «Петрушки» [28]); Билибина костюмы и декорации. Обе музыки неприятны и нетанцевальны. Слава Стравинского не давала покоя Черепнину — по ним видно. Потом дивертисмент. Вальс «Декабрь» (подражание «Карнавалу» Фокина) и «Ondines» [29] (что-то вроде 2-го действия «Жизели»). В общем, скучный спектакль.

Слезы в самых безвкусных местах

16 марта 1925 года
Вечером в театре Schubert-Riviera с Еленой и Танечкой. Мелодрама «The Seventh Heaven» [30], наивная и сентиментальная, но довольно забавная — в основном 1-е действие в парижских slums'ах [31]. Главную роль (Chico) играл французский актер из Odeon'a d'Arblay, еврей. Много таких мест, что исторгают слезы. Я, к стыду, тоже их пролил несколько, как всегда, в наиболее безвкусных сентиментальных местах — к большому веселью Танечки.

Константин Сомов и Мефодий Лукьянов во дворе их дома в деревне Гранвилье. Середина — вторая половина 1920-хКонстантин Сомов и Мефодий Лукьянов во дворе их дома в деревне Гранвилье. Середина — вторая половина 1920-х© Частный архив
Про жизнь
Сомов, как всегда, грустный и несчастный

21 декабря 1924 года
Проснулся, как всегда, в 8 и, как всегда, в тревоге и несчастный. Сеанс в 11½. Танечка была мила и весела, даже немного дразнила меня Клепой [32]. Переписал губы — стало немного лучше — проблеск надежды. Домой. Холодный, но ясный солнечный день. Дома лежал и читал Magazine Section и Book Reviews. Ранний обед. После него без конца лежал в темноте и спал. Опять читал о книгах. Около 8-ми пил кофе. Вечером один с Ольгой Лавровной [33] — Елена и Женя уехали играть в poker к Рахманиновым. Написал письма Анюте [34] и Мифу [35]. Весь день грустно, тревожно. Начал читать о Mme de Châteauroux [36]. Долго не мог заснуть, все думал. P.S.

Все влюблены в него

8 марта 1925 года
Встал не рано. Валандался. Потом за весь день прочитал Brousson'a. Весь день до вечера не выходил из дому, написал Анюте второе письмо — продолжение вчерашнего. К 10½ к Животовским. Все играли в покер, кроме меня, Танечки и Сатиной. Мы втроем говорили — в сущности, ни о чем. Тем мало — Танечка меня такинировала, я — ее, она смеялась, была оживлена — может быть, она в самом деле в меня влюблена. Когда они две ушли, почувствовал облегчение. Лег на диван, Патти [37] меня закрыла своей красно-бурой шалью. Потом подошла, приподняла и прошептала: «Я люблю Вас, Константин Андреевич», — а я притворился, что сплю и не слышу. Не заснул, но, когда стали расходиться, притворился, что спал.

Семейные тайны Рахманиновых

12 августа 1925 года
К 7-ми часам вернулись из Парижа Сергей Васильевич [Рахманинов] и Наталья Александровна [38]. Он решил сейчас же сказать Ирине [39] — я и Танечка, очень равнодушная к горю сестры, были в отдалении в аллее парка. Потом нас позвали обедать, спустился Сергей Васильевич расстроенный, едва удерживающийся от слез. Говорил, как он [т.е. П.Г. Волконский, муж И.С. Волконской] умер, делая гимнастику на полу, — последние дни он лежал на полу под простыней и говорил, что он Антихрист, что ему легче на полу, т.к. его преследуют большевики и кто-то его гипнотизирует, когда он лежит в постели.

К.А. Сомов. Портрет С.В. Рахманинова. Эскиз. 1925К.А. Сомов. Портрет С.В. Рахманинова. Эскиз. 1925© Государственный Русский музей
Сельская новь
Все умерли

28 июля 1925 года
Околел кролик, другой околевает, околел цыпленок. Пасмурно, холодно.

Утром портрет мне кажется еще более скверным. Думаю с отчаянием, как я справлюсь с портретом Сергея Васильевича. Тоска гнетет, жизнь не мила. В четверть 12-го пошел гулять за Sanvilliers в поля и около лесочков. Вернулся к часу, к обеду. Володя [40] и Michel [41] ездили в Damville продавать кур и цесарок. Продали немного и мало выручили.

…даже последний маленький кролик

21 августа 1925 года
Сегодня околел последний маленький кролик у Мифа на кровати — я смотрел на его смерть — было жаль.

Семь футов под килем!

27 августа 1925 года
К вечеру — divertissement provincial [42]: приплелся вдрызг пьяный моряк-бретонец из St-Malo, ко всем приставал, приходил к нам, потом, когда мы заперли на ключ ворота, ломился к нам, ругался: «Merdes, de merde, chameaus — il n'y a pas d'hommes en France, les polonais, cette peinture est du chiqué» [43] (моя картина была видна из окна), пел песни, приставал к мэру и его людям, убиравшим хлеб в сарай против нас, потом ходил с окровавленной головой — или ему ее ушибли, или он сам ее ушиб, не знаю, бросил через забор свой узел Мефодию: «Je fait cadeau de ça» [44], Миф бросил его ему обратно. Грозил поджечь сарай, так что мэр испугался и послал сынишку просить Кралина на автомобиле съездить в Damville за жандармами. Околачивался он два часа, но как только услыхал о жандармах и автомобиле, скрылся неведомо как и куда. Кралин вернулся без жандармов: ему сказали, что они в патруле, но что их пришлют. Но, конечно, весь вечер они не появились. Да и не было нужно — пьяница сгинул бесследно. На всякий случай ночью положил около себя молоток — уж очень был злющий этот пьяница.


[1] Подробнее об этом: Голубев П.С. Константин Сомов. Жизнь в дневниках // Сомов К.А. Дневник. 1917—1923 / Вступ. статья, подгот. текста, коммент. П.С. Голубева. — М.: Издательство «Дмитрий Сечин», 2017. С. 77—84.

[2] Николай Осипович Гришковский (1882 — после 1938) в конце 1890-х был секретарем журнала «Мир искусства». С ноября 1921 г. жил в США, принимал участие в организации Выставки русских художников в Америке.

[3] В нью-йоркском универмаге «Вулворт».

[4] Давид Давидович Бурлюк (1882—1967) — художник-футурист, литератор. В 1920 г. через Дальний Восток уехал в Японию. С 1922 г. — в США, жил в Нью-Йорке.

[5] Захаров Федор Иванович (1882—1968) — художник, член Союза русских художников. В 1923 г. вместе с Сомовым выехал в США как один из организаторов Выставки русских художников в Америке. В СССР не вернулся; жил в США.

[6] Хилан Джон (1868—1936) — американский политический деятель. В 1918—1925 гг. — мэр Нью-Йорка.

[7] Ратушу (англ.).

[8] «Очень приятно, рад» (англ.).

[9] Евгений Иванович Сомов (1881—1962) — двоюродный племянник К.А. Сомова. С 1919 г. жил в США. Принимал участие в организации Выставки русских художников в Америке.

[10] Представил (англ.).

[11] Директор Третьяковской галереи Игорь Эммануилович Грабарь (1871—1960) также приехал в Соединенные Штаты вместе с Сомовым и Захаровым для устроения выставки.

[12] Пожаловали в Америку (англ.).

[13] Сынов Господних <и> детей (англ.).

[14] Актрису Ольгу Леонардовну Книппер-Чехову (1868—1959).

[15] Сергей Юрьевич Судейкин (1882—1946) — художник. С 1922 г. жил в США.

[16] Кристиан Бринтон (1870—1942) — художественный критик, искусствовед. Автор предисловия к каталогу Выставки русских художников в Америке.

[17] Американская приятельница Сомова.

[18] Подростка (англ.).

[19] Здесь — невестка (франц.).

[20] Красавицей (англ.).

[21] Пышная красавица (англ.).

[22] От англ. cake — «пирожное».

[23] Елена Константиновна Сомова (1888—1969) — жена Е.И. Сомова.

[24] Встреча (англ.), т.е. назначен прием в присутственном месте.

[25] Софья Александровна Сатина (1879—1975) — кузина С.В. Рахманинова и одновременно сестра его жены Натальи Александровны (урожд. Сатиной).

[26] Татьяна Сергеевна Рахманинова (в замужестве Конюс; 1907—1961) — младшая дочь С.В. Рахманинова.

[27] «Дионис» <и> «Русский фольклор» (англ.).

[28] Балетов на музыку соответственно Н.А. Римского-Корсакова («Золотой петушок») и И.Ф. Стравинского.

[29] «Ундины» (франц.).

[30] «Седьмое небо» (англ.).

[31] Трущобах (англ.).

[32] Клеопатрой Матвеевной Животовской (1894—1979) — американской подругой Сомова, которая, согласно дневнику последнего, была в него безответно влюблена.

[33] Ольга Лавровна Сомова (1855?—1931) — мать Е.И. Сомова.

[34] Анна Андреевна Михайлова (урожд. Сомова; 1873—1945) — сестра К.А. Сомова.

[35] Мефодий Георгиевич Лукьянов (1892—1932) — любовник К.А. Сомова, его натурщик.

[36] Мари-Анн де Майи-Нель, герцогиня Шатору (1717—1744), была фавориткой французского короля Людовика XV.

[37] Уже упоминавшаяся здесь К.М. Животовская.

[38] Наталья Александровна Рахманинова (1877—1951) — жена С.В. Рахманинова.

[39] Ирина Сергеевна Волконская (урожд. Рахманинова; 1903—1969) — жена князя П.Г. Волконского.

[40] Владимир Александрович Сомов (1897? — не ранее 1939) — племянник К.А. Сомова.

[41] Михаил Васильевич Кралин (1892—1977) — любовник М.Г. Лукьянова.

[42] Провинциальное развлечение (франц.).

[43] «Дерьмо, дерьмовые, уроды — во Франции нет мужиков, поляки, эта картина — херня» (франц.).

[44] «Я это дарю» (франц.).


Понравился материал? Помоги сайту!

Ссылки по теме
Сегодня на сайте
Разговор c оставшимсяВ разлуке
Разговор c оставшимся 

Мария Карпенко поговорила с человеком, который принципиально остается в России: о том, что это ему дает и каких жертв требует взамен

28 ноября 20245652
Столицы новой диаспоры: ТбилисиВ разлуке
Столицы новой диаспоры: Тбилиси 

Проект «В разлуке» начинает серию портретов больших городов, которые стали хабами для новой эмиграции. Первый разговор — о русском Тбилиси с историком и продюсером Дмитрием Споровым

22 ноября 20247268
Space is the place, space is the placeВ разлуке
Space is the place, space is the place 

Три дневника почти за три военных года. Все три автора несколько раз пересекали за это время границу РФ, погружаясь и снова выныривая в принципиально разных внутренних и внешних пространствах

14 октября 202413712
Разговор с невозвращенцем В разлуке
Разговор с невозвращенцем  

Мария Карпенко поговорила с экономическим журналистом Денисом Касянчуком, человеком, для которого возвращение в Россию из эмиграции больше не обсуждается

20 августа 202420117
Алексей Титков: «Не скатываться в партийный “критмыш”»В разлуке
Алексей Титков: «Не скатываться в партийный “критмыш”» 

Как возник конфликт между «уехавшими» и «оставшимися», на какой основе он стоит и как работают «бурлящие ритуалы» соцсетей. Разговор Дмитрия Безуглова с социологом, приглашенным исследователем Манчестерского университета Алексеем Титковым

6 июля 202424180
Антон Долин — Александр Родионов: разговор поверх границыВ разлуке
Антон Долин — Александр Родионов: разговор поверх границы 

Проект Кольты «В разлуке» проводит эксперимент и предлагает публично поговорить друг с другом «уехавшим» и «оставшимся». Первый диалог — кинокритика Антона Долина и сценариста, руководителя «Театра.doc» Александра Родионова

7 июня 202429493
Письмо человеку ИксВ разлуке
Письмо человеку Икс 

Иван Давыдов пишет письмо другу в эмиграции, с которым ждет встречи, хотя на нее не надеется. Начало нового проекта Кольты «В разлуке»

21 мая 202430141