Пьер-Оливье Роллен: «Для куратора важна интеллектуальная гибкость»

Брюссельский центр изящных искусств BOZAR при поддержке Европейского союза, Благотворительного фонда Владимира Потанина и правительства Фландрии проводит серию онлайн-семинаров «Искусство создания комьюнити», в которой принимают участие бельгийские и российские кураторы.

Вы могли уже прочитать на Кольте об участниках этого проекта в интервью с куратором брюссельского независимого арт-центра Komplot Соней Дермьенс и с одним из кураторов большой арт-площадки в Генте Kunsthal Gent Даниель ван Зёйлен.

В проекте принимает участие и Пьер-Оливье Роллен, директор музея современного искусства BPS22 в бельгийском городе Шарлеруа. С Ролленом о его опыте и кураторских принципах поговорила Александра Генералова.

— Готовясь к интервью, я прочитала текст 20-летней давности в The New York Times, где Шарлеруа был описан как бельгийский центр преступности. Это правда или журналистское преувеличение?

— Шарлеруа — это индустриальный город в валлонской провинции Эно. У нас нет такого архитектурного и культурного наследия разных эпох, как в Брюсселе, Генте, Льеже, — только индустриальное. BPS22 тоже располагается в здании из стекла и железа, построенном для промышленной выставки в начале XX века.

После промышленного кризиса 1970-х в западном мире Шарлеруа обеднел, а многие жители потеряли работу. Надо понимать, что в городе нет университета, и если вы хотите учиться — надо отсюда уехать. Но после получения диплома никто не хочет возвращаться обратно. Поэтому квалифицированных специалистов в Шарлеруа немного, и менять общественную жизнь здесь тяжело.

У нас нет арт-сцены, потому что нет арт-школ, и, если молодой художник хочет сделать карьеру, он переезжает в Брюссель или во Францию. Даже в маленьких французских городах по соседству есть университеты и арт-школы. Так что задача нашего музея — создать новые возможности для жителей. Важно, что моя работа отличается от того, что делают директора в том же Брюсселе, потому что наша публика — это небогатые люди, у которых не было возможности получить хорошее образование.

— При таких вводных публика в Шарлеруа заинтересована в музее современного искусства?

— Образовательные программы для нас даже важнее выставочных — благодаря им мы сумели выстроить диалог с нашей публикой. У меня нет желания навязать свою точку зрения, быть мэтром, который раздает директивы, наоборот — мы помогаем зрителю сформировать его собственный взгляд на современное искусство. BPS22 получает деньги от государства, то есть живет на налоги граждан — я должен уважать их и искать способы наладить с ними диалог.

У городских властей есть план развития культурного ландшафта Шарлеруа. Первый шаг — поддержка культурных институций, затем трансформация центра города, состояние которого удручающее: большинство зданий нуждается в ремонте. И уже в долгосрочной перспективе — открытие высшего учебного заведения, чтобы дать населению возможность учиться. Нам бы хотелось подключиться к этому «мастер-плану» и способствовать появлению в Шарлеруа арт-школы, тесно связанной с музеем. В городе живет более 200 тысяч человек, он входит в пятерку крупнейших в стране — тут должна быть своя арт-школа.

Я хотел создать арт-центр, в программах которого можно артикулировать локальный и глобальный контексты одновременно, где приглашенные художники создавали бы проекты, переосмысляющие ситуацию в Шарлеруа. И в то же время хотелось поддерживать молодых художников из валлонских провинций.

Музей BPS22 — не крупнейший в франкоязычной части Бельгии, но и не самый маленький. Он должен быть тем пространством, где посетитель задумывается о проблемах общества в современном мире, поэтому я создавал музей в первую очередь для рефлексии, а не для развлечения или получения эстетического удовольствия.

— Как вы формируете свою коллекцию? Как арт-пространство BPS22 работает с 2000 года, но как музей — только пять лет.

— В нашей коллекции 7000 единиц хранения, но это не просто новый музей современного искусства — это художественный музей всей провинции Эно, поэтому у нас есть и вещи XIX века. Часть бюджета на закупки мы расходуем, чтобы приобретать местных художников.

Мне интересно сфокусироваться на отношениях между искусством и политикой, а также искусством и обществом — этот принцип помогает правильно выбирать новые произведения для коллекции и выстраивать между ними диалог. Например, последняя наша покупка — работа мексиканской художницы Терезы Марголиш, чья выставка «Ты подчиняешься — или они заставят тебя подчиниться» проходила у нас в 2019 году. Название — это фраза-предостережение, оставленная, словно заповедь, мексиканским драгдилером перед тем, как его убили представители влиятельного наркокартеля. Художница создает свои произведения как ответ на эту жестокость, разоряющую страну, и препарирует социальную реальность в Мексике.

— Назовете несколько хайлайтов из коллекции BPS22?

— У нас есть фотографии Андреса Серрано, Синди Шерман, есть работа Яна Фабра, Алигьеро Боэтти. Недавно мы приобрели прекрасную живопись швейцарской художницы Мариам Кан, гобелен румынских братьев-художников Герта и Уве Тобиасов, которые сейчас работают в Германии, стараемся расширить коллекцию работами африканских художников — бюджет небольшой, но мы используем его адекватно нашей стратегии.

Кстати, мы планируем в будущем купить произведение русского художника Андрея Молодкина, который в 2009 году выставлялся в национальном павильоне России на Венецианской биеннале (Молодкин выставлял две небольшие емкости в форме Ники Самофракийской, по одной из которых циркулирует нефть, а по другой — кровь. — Ред.). Его медиа — неон и кровь. В прошлом году мы показывали работы Молодкина вместе с работами Эрика Булатова на выставке «Черный горизонт».

— Как вы познакомились с произведениями Молодкина?

— Через фонд a/political Андрея Третьякова, базирующийся в Лондоне. Я знаком с куратором фонда, который и познакомил меня с русскими художниками. Благодаря a/political мы смогли показать восьмиметровые объекты Эрика Булатова на первой в Бельгии выставке мастера — это безумно дорогие вещи, такой проект для музея неподъемен без сторонней поддержки. В 2018 году музей выставлял коллекцию a/political на выставке политического искусства US OR CHAOS, где были также представлены Булатов, Молодкин, Андрес Серрано, Сантьяго Сьерра, группа DEMOCRACIA, Франко Би и другие художники, видеодокументация акции «Освещение» Петра Павленского в Париже.

Кстати, я считаю, что Павленский — это художник, который не очень подходит для репрезентации в музее, его искусство предназначено для социальных медиа. Это художник нового типа. Да, можно распечатать фотографию его акции и повесить на выставке, но это не очень интересно. Большинству художников выставочные залы и институции нужны, но явно не Павленскому.

В феврале следующего года я планирую открыть персональную выставку русского художника Петра Давыдченко, которого мы уже показывали на US OR CHAOS (Давыдченко, известный широкой публике тем, что в рамках арт-проекта три года питался исключительно погибшими на дорогах кошками, собаками, лисами и барсуками, работает в The Foundry — это бывший сталелитейный завод на юге Франции, где установлены две грандиозные скульптурные инсталляции Булатова. — Ред.).

— Как к политическому искусству относятся в Шарлеруа, в провинции Эно и в Бельгии в целом?

— Когда я обсуждал этот вопрос с молодыми художниками из франкоговорящей части страны, то понял, что политическая повестка им не очень интересна.

— Сколько выставок в год вы делаете?

— Максимум четыре большие выставки, чаще три. Мы делаем их силами музейных кураторов — их трое, а также я люблю приглашать кураторов из других институций и стран под конкретную выставку. Параллельно идут проекты поменьше — выставки молодых художников, например. У нас нет постоянной экспозиции нашей коллекции в привычном музейном виде, но раз в несколько лет мы делаем проект, в котором переосмысляем собрание. Один зал музея посвящен нашему архиву мейл-арта 60-х — 70-х годов и зинов, сделанных франкоговорящими бельгийскими художниками. Через каждые три месяца мы меняем эту экспозицию.

— Почему вы решили собирать коллекцию зинов?

— Из практических соображений: у нас нет большого бюджета, и мы не всегда можем себе позволить купить работы даже ныне живущих бельгийских художников.

Поэтому мы фокусируемся на том, что не так интересно институциям с серьезными возможностями. Мне интересно работать с малоизвестными и малопонятными разделами истории искусства: мейл-арт — один из них. Зины интересны тем, что связаны с рок-культурой, с фанатскими сообществами, благодаря этим вещам взгляд на культуру становится более объемным.

— Расскажите про собственную кураторскую практику.

— Я предпочитаю быть спарринг-партнером для художников, с которыми работаю. Мне нравится эта метафора, потому что спарринг-партнер тоже сражается. Я больше люблю solo shows — они позволяют глубже познакомиться с художником, понять его. Как я уже говорил, мне нравится находить способы «переводить» глобальные темы на локальную почву — это мой главный кураторский стейтмент.

— Кто для вас самый влиятельный куратор?

— Я счастлив, что мне в жизни удалось пообщаться с Харальдом Зееманом во время подготовки выставки Visionary Belgium, посвященной 175-летию Бельгии, в 2005 году — это была его последняя выставка. Это был невероятный человек, который, в общем-то, и изобрел кураторскую профессию: очень импульсивный и одновременно очень сдержанный.

— Какие навыки — a must для современного куратора?

— Интеллектуальная гибкость — это необходимо, когда работаешь с разными культурными кодами, разными точками зрения.

Понравился материал? Помоги сайту!