«Сегодня никто не станет репетировать полгода»

В Москве и Петербурге состоялись концерты Lucerne Festival Strings — Струнного оркестра Люцернского фестиваля; следующие остановки — Тюмень, Пермь, Новосибирск. Оркестр дебютировал на Люцернском фестивале в 1956 году и уже на следующий сезон выступал в Зальцбурге, Вене, Берлине, Париже с солистами мирового класса. Начав с музыки барокко, коллектив вскоре расширил репертуарные рамки, впервые исполнив ряд сочинений Франка Мартена, Богуслава Мартину, Кшиштофа Пендерецкого, Яниса Ксенакиса. С 2012 года художественный руководитель оркестра — скрипач Дэниел Доддс.

— Как возникла идея нынешнего российского турне?

— Мы работаем с агентством Studiomusica, это их проект. В Москве мы играли со скрипачкой Аленой Баевой, в остальных городах — с Акико Суванаи. Я бывал в России не раз, но не доезжал ни до Тюмени, ни до Перми, ни до Новосибирска. В один из дней нам предстоит долгий переезд на поезде по Сибири, это должно быть здорово.

— Многие акценты российской музыкальной жизни сейчас вообще смещаются в сторону Сибири и Урала.

— Не знал об этом — здорово, что ж. Это требует значительных вложений — хорошо, что людям удается находить финансирование.

— А когда вы бывали в России прежде?

— С Люцернским фестивальным оркестром — с Клаудио Аббадо в 2012-м. А до того с нынешним оркестром в 1993-м, с нами выступали Игорь Ойстрах и его жена.

— Московский концерт Аббадо с Люцернским фестивальным оркестром незабываем — особенно Первая симфония Брукнера, звучавшая как грандиозное камерное сочинение.

— Да-да, точно! Вы назвали одну из главных особенностей этого оркестра — способность звучать как большой камерный ансамбль. Для Аббадо было очень важно, чтобы люди в оркестре слышали друг друга — легко сказать, но не всегда легко достичь: иначе он не видел в работе смысла. Из этого и возникал эффект «большого камерного ансамбля».

В пятидесятых у людей было другое ощущение времени.

— Чем ваш нынешний оркестр отличается от других камерных коллективов?

— Музыканты, составляющие его ядро, вместе уже много лет, их сыгранность невероятна. Думаю, с годами у оркестра сложился свой стиль, мы очень отзывчивы, открыты; наша интерпретация не зафиксирована раз и навсегда, мы внимательны к тому, что происходит вокруг. А так как мы играем без дирижера, смотреть друг на друга приходится постоянно, а это тебя очень захватывает. Мы работаем над тем, чтобы у оркестра были действительно богатая палитра, объемный и динамический диапазон. Наше forte по-настоящему громкое, а piano самое что ни на есть мягкое и деликатное. И мы стараемся этот диапазон расширять.

— Какие отношения у вас с аутентичным исполнительством? Многие камерные оркестры сегодня не ассоциируют себя с ним напрямую, но берут из опыта аутентистов немало.

— Все зависит от того, что именно мы играем. Если играем Люлли, то, конечно, учитываем черты французского барокко. Но мы не оркестр старинной музыки — мы играем в разных стилях и стараемся в каждом найти самое важное. Наш Мендельсон не будет похож на Чайковского; в зависимости от эпохи и стиля мы по-разному играем, по-разному держим смычки, по-разному артикулируем. И не зацикливаемся на чем-то одном.

— Вы сказали, что музыканты, составляющие ядро оркестра, много лет играют вместе, хотя в составе, приехавшем в Москву, немало молодых.

— Мы действительно относительно молоды и стараемся оставаться молодыми. Старшим у нас между 40 и 50, младшим между 30 и 40. Их можно назвать молодыми? Скорее да, чем нет. Хотя есть несколько человек и моложе.

— Вы руководите оркестром из-за первого пульта, дирижировать не пробовали?

— Пока нет и постараюсь избежать этого, если удастся. Я провожу репетиции, веду за собой оркестр на концертах: этого достаточно, получается вроде неплохо. Иногда мы все же приглашаем дирижеров, но обычно оркестром управляю я как концертмейстер — по примеру основателя и первого руководителя коллектива Рудольфа Баумгартнера. Под его управлением оркестр сразу же взял высокую планку: первый концерт состоялся на международном фестивале в Люцерне, Баумгартнер, Иегуди Менухин и Вольфганг Шнайдерхан играли Концерт Баха для трех скрипок с оркестром. Перед дебютом они репетировали полгода! Тогда, в пятидесятых, у людей было другое ощущение времени: сегодня никто не станет репетировать одну программу полгода. А через несколько месяцев они уже записывались на Deutsche Grammophon, вот как это начиналось. И мы стараемся удерживать этот уровень.

Наше forte по-настоящему громкое, a piano самое что ни на есть деликатное.

— Забавно, что это произошло в 1956 году — тогда же появился знаменитый Московский камерный оркестр Рудольфа Баршая. Перед дебютом они тоже репетировали несколько месяцев, тогда же возник и Нидерландский камерный оркестр — видимо, идея носилась в воздухе.

— Думаю, в тот момент их появление было обусловлено новыми потребностями и возможностями рынка. А особое звучание струнных в камерном оркестре — это чудо, которое мы стараемся сохранить и теперь. Разумеется, мы играем и симфонии, для которых нужны духовые инструменты, но основа состава — струнные. С ними ты можешь добиваться невероятных результатов, недостижимых в симфоническом оркестре.

— Пару лет назад вышел ваш первый сольный диск; как сложилась его программа?

— Я старался объединить ее темой времени; не случайно она завершается последней частью «Квартета на конец времени» Мессиана, а начинается Чаконой Баха, для меня это путешествие во времени. Не случайна и пьеса швейцарского композитора Тюринга Брама под названием «Clockwork» («Часовой механизм») — он малоизвестен, хотя пьеса очень яркая. Любопытными отражениями темы времени являются также Двадцать четвертый каприс Паганини и Секвенция Берио.

— В чем смысл выпускать диск сегодня, когда исполнители делают это все реже, а все чаще жалуются на то, как это трудно?

— Мне кажется важным показать то, что ты можешь делать не только на сцене, но и в студии. Хотя сегодня не столько успех диска зависит от его продаж, а само его появление — от твоих вложений. Мне пришлось вложить деньги, но я чувствую смысл в том, чтобы поработать в студии. Правда, самый действенный способ распространять CD — продавать их после концерта. В магазин за ними больше не ходят.

— Что для вас важнее: работа в оркестре, игра в камерных ансамблях или сольные выступления?

— Сложно сказать. В декабре я сыграю «Шотландскую фантазию» Бруха с Владимиром Ашкенази и Оркестром Итальянской Швейцарии. На будущий год у меня также концерт с Зубином Метой и Австралийским оркестром мира, собирающим австралийских музыкантов по всему свету. Год назад я выступал в его составе как концертмейстер, мы с Метой играли Первую симфонию Малера. А потом он пригласил меня и концертмейстера альтов из Венского филармонического оркестра Тоби Ли сыграть Концертную симфонию Моцарта в туре по Индии. Кроме того, я преподаю в Люцернском университете, хоть класс у меня и небольшой. Со временем, вероятно, сольные выступления займут основную часть моего времени — репертуар требует понимания, постижения, заниматься надо много.

Понравился материал? Помоги сайту!