«Шок, как оказалось, был недостаточно глубоким»

90-е годы — время радикальных перемен в сфере занятости: отмена окладов и либерализация заработной платы, появление новых профессий и свобода частного бизнеса. Специально для проекта «Музей 90-х» экономист Леонид Косалс рассказал о том, кому легче всего удалось добиться успеха в 90-е, почему подъем теневой экономики был делом совершенно естественным и какие черты менталитета советского человека сохранились по сей день.

— Согласно традиционному представлению, в 90-е годы население России разделилось на два лагеря: те, кто был рад реформам и воспринимал их как возможность заняться собственным делом и преуспеть, и те, кто лишился работы, голодал и новую власть проклинал. От чего зависело, кому удалось адаптироваться к смене экономической реальности, а кому нет?

— Это, на самом деле, два совершенно разных вопроса. Один — восприятие, а другой — адаптация, потому что, в общем-то, эти вещи были не так уж сильно связаны. Ошибочно считать, что все, кто сейчас негативно относится к 90-м, тогда не преуспели. Многие из тех, кто был всем недоволен, на деле смогли весьма успешно устроиться, при этом так и продолжая относиться ко всему отрицательно. А многие из тех, кто горячо поддерживал реформы, оказались совершенно не у дел. И в разговоре про 90-е годы важно эту разницу между отношением и личной историей успеха или неуспеха рефлексировать и осознавать.

Что касается восприятия, значительная часть людей в первую половину 90-х вообще не понимала, что происходит, и не имела сформированного отношения. Согласно социологическим опросам, доля тех, кто про экономическое положение и про политику высказывался неопределенно («не знаю», «затрудняюсь ответить»), была от 10% до 30% как минимум, а значит, в реальности она была еще выше и приближалась к половине опрошенных, потому что люди обычно стесняются давать этот ответ, боясь показаться некомпетентными.

— Если же говорить именно об адаптации, кому она давалась легче всего?

— Всем было сложно и тяжело, разумеется. На мой взгляд, успеха прежде всего добились две полярные группы: первая — те, кто сумел очень быстро отказаться от насиженного места, бросить свой НИИ или завод, инженерную или даже управленческую должность. Очевидно, что зачастую это были люди, которым нечего было терять, с относительно невысоким формальным статусом — и в итоге именно они выиграли. А, скажем, советская академическая наука, которая, как считалось, была вполне на международном уровне, оказалась почти неспособной на перемены. И вторая группа — те, кто уже имел или очень быстро смог обзавестись социальными связями и обладал социальным капиталом, в частности, прежняя номенклатура и силовые органы. Они сумели пережить изменения, приспособиться и перенести свои связи в новую эпоху. Моральная оценка их успеха — уже другой вопрос, конечно, но факт остается фактом.

Ошибочно считать, что все, кто сейчас негативно относится к 90-м, тогда не преуспели.

— Как осмыслялась людьми отмена системы окладов и либерализация заработной платы? Это пугало, вдохновляло или производило какой-либо иной эффект?

— Прежде всего, это порождало ощущение неопределенности и незащищенности. При этом большой безработицы, что любопытно, в 90-е не было, рабочих мест хватало, но были длительные неплатежи и потеря социальных гарантий — по-видимому, последнее и служило основным источником ужаса для населения.

— А когда этот ужас прошел?

— Ко второй половине 90-х годов произошла первичная адаптация, и психологический шок был пережит, по крайней мере, острая его стадия. Это хорошо видно даже по статистике самоубийств — их пик в России пришелся на 95-й год, а потом уровень суицида стал снижаться. К 1997 году начался подъем, в том числе доходов, и даже дефолт уже, на самом деле, был не таким уж сильным шоком. И эта завершившаяся адаптация к новым условиям, на мой взгляд, является важнейшим недооцененным фактором подъема конца 1990-х — начала 2000-х, а не только внешние макроэкономические факторы. Люди научились существовать в рыночных условиях, их ценности и привычки поменялись.

— Каким образом ценности поменялись? Как изменился менталитет людей по сравнению с советским временем?

— Самое важное — люди перестали надеяться на государство. Точнее, риторика во многом сохранилась, но в своем поведении и в реальных ожиданиях все абсолютно ясно осознали, что можно рассчитывать лишь на себя и на ближайших друзей и нужно строить свою жизнь только исходя из того, что ты сам можешь. Это самая базовая установка рыночной экономики, которой не существовало в советские годы. И, кстати, расцвет теневой экономики в 90-е тоже с этим связан: это желание уйти от государства. С этой установкой сформировались и определенные институты, включая теневую экономику и коррупцию, которые имеют в России свои специфические формы. В частности, в России до сих пор идут не столько процессы отмывания денег, сколько, наоборот, их «очернения». Ведь до сих пор широко распространенное обналичивание — перевод средств официальных в неофициальные, которыми ты можешь распоряжаться безо всякого государства и контролирующих органов. В этом смысле теневая экономика являлась нормой для этого периода. Интересно, что она таковой во многом и осталась.

Никакой идеологии не было, все строилось сугубо рационально: люди видели, кто живет хорошо, а кто живет плохо. Шел процесс научения, жестокого, конечно, но неизбежного.

— Есть традиционное представление о том, как строилась карьера большинства людей в советское время: размеренная служба в одном и том же учреждении начиная с окончания института и до момента выхода на пенсию. Каким образом трудовые стратегии изменились в 90-х?

— Идея, что люди в советское время работали всю жизнь на одном заводе, — это, конечно, сильное преувеличение. Ротация кадров была весьма значительной: были и механизмы принудительной мобильности в управленческой сфере, и большие стройки, куда ехали рабочие со всей страны. Уровень мобильности был отнюдь не нулевой. Что произошло в начале 90-х — во-первых, стало непонятно: что такое карьера, в чем она состоит? Понятие трудовой стратегии к этому периоду неприменимо, на мой взгляд. Все происходило методом проб и ошибок: люди переходили в разные места на разные должности, учились, строили свою жизнь, планируя на два-три месяца, максимум на полгода, а не на несколько лет вперед. Только постепенно стали вырабатываться новые критерии: что такое успех, в какой мере он связан с формально красивой должностью, а в какой — с реальными твоими заработками. Шло обучение людей рынку труда: что такое рыночный наем, конкуренция, индивидуальный контракт, профессиональные нормы, какие есть механизмы капитализации квалификации. Вещи, которые мы сейчас воспринимаем как привычные и сами собой разумеющиеся, формировались все 90-е.

— Какие профессии считались самыми престижными?

— Едва ли можно говорить про общепринятую иерархию профессий в 90-е. Лучшими считались те, где можно заработать, в том числе нелегальные, при этом отношение к ним зависело скорее от индивидуальной системы ценностей, а не от принадлежности к той или иной социальной группе. Никакой идеологии не было, все строилось сугубо рационально: люди видели, кто живет хорошо, а кто живет плохо. Если один твой сосед управляет крупным предприятием и ездит на «Лексусе», а другой — слесарь и ему на велосипед не хватает, сразу становится ясно, за что общество награждает, а за что нет. Это тоже механизм научения, жестокого, конечно, но во многом, повторюсь, неизбежного. И как минимум отношение к зарабатыванию денег радикально улучшилось. Из профессий лидировало прежде всего управление собственным бизнесом, а вот занятость в государственной сфере котировалась очень низко — статус чиновничества только последние несколько лет опять пошел в рост в связи с новой волной огосударствления экономики и общества.

Шок был, как оказывается сейчас, даже недостаточно глубоким: патернализм, желание сильной руки, стремление, чтобы государство за тебя думало и решало, — все это возродилось в молодых поколениях.

— В массовом сознании 90-е часто считаются временем бандитским. Насколько это справедливо — или это результат позднейшей мифологизации?

— Это не было чистой воды мифологизацией: вполне можно было услышать от обычного, среднестатистического молодого человека фразу «работать бандитом» — так, словно это нормальное занятие. Или те же «серые» зарплаты — с точки зрения закона они были нелегальны, но это, безусловно, являлось социальной нормой. При этом, повторюсь, на мой взгляд, это был совершенно естественный период, связанный с избавлением от советской системы, требующим шока. В России проникновение советской системы в сознание и общественные институты было куда глубже, чем в Польше или Эстонии, поэтому более сильный шок был неизбежен. Однако шок и перемены в России были, как оказалось, недостаточно глубокими, чтобы привить иммунитет к возвращению старой системы.

— Вы имеете в виду возвращение нынешнего государства к риторике СССР?

— Возвращение к СССР сейчас идет не только риторическое, но и институциональное, и ценностное. С этой точки зрения очевидно, что какие-то вещи, несмотря на слом старой советской системы, остались прежними: патернализм, желание сильной руки, стремление, чтобы государство за тебя думало и решало, — это возродилось сейчас в молодых поколениях. При этом рыночный опыт никуда не исчез: люди считают нормальным, что есть частный бизнес, можно быть владельцем предприятия, завода. Правда, небольшого — крупная частная собственность до сих пор в глазах населения России является нелегитимной, то есть, грубо говоря, «Норникель» и предприятия подобного масштаба, по мнению большинства, должны принадлежать государству. Но мелкий и средний бизнес легитимен и единодушно поддерживается, что еще тридцать лет назад было немыслимо. Да, 90-е годы — период очень жесткий, и его любят представлять однозначно отрицательно, как некий провал в истории страны, который лучше забыть как страшный сон. Но это не так: это был период, прежде всего, обучения рыночной экономике и демократии, и пусть этот опыт был не до конца успешным — все другие варианты, которые тогда перед страной стояли, были хуже. Начиная от варианта югославского — полного распада и войны — и заканчивая туркменским или белорусским, где практически все законсервировали, проблемы, по сути, отложили в долгий ящик и теперь готовятся передать их следующим поколениям.

Понравился материал? Помоги сайту!