«До технологической сингулярности нам еще очень далеко»

Это интервью было взято еще в прошлом году на фестивале Ars Electronica, где можно было увидеть часть перформанса Билла Ворна и Луи-Филиппа Демера «Inferno», и долго ждало своего часа, чтобы выйти в свет вместе с приездом художников в Москву. И наконец это произошло — перформанс будет показан на фестивале «Политех» в течение двух дней, 27 и 28 мая.

«Inferno» — это роботизированный партиципативный перформанс, отсылающий к образу кругов ада из «Божественной комедии» Данте. В своей изначальной версии он рассчитан на 24 участника, которые облачаются в экзоскелеты и оказываются во власти механизмов, заставляющих их поднимать руки и двигаться в такт шоу на протяжении часа. Это захватывающее дух действо, в котором фигура человека полностью слита с экзоскелетом, а экстатический танец в свете стробоскопов и дыму стирает границу между человеком и роботом.

Анна Титовец поговорила с Биллом Ворном и Луи-Филиппом Демером о перформансе, который на самом деле не о том, о чем обычно думают; о нелегкой доле художников, которые занимаются робототехническим искусством; о том, что не фантастика, а классика вдохновляет кибер-арт-проекты, что бактерии гораздо круче роботов, а технологическая сингулярность не наступит.

— Давайте начнем с самого начала. Как получилось, что вы стали заниматься роботами и связанным с ними искусством? Откуда берется столь страстное увлечение робототехникой, должно же что-то подталкивать к этому? Может быть, вы читали много фантастики в детстве или ваши родители были инженерами?

Билл Ворн: Долгое время я был музыкантом (Билл был участником довольно известной синти-поп-группы Rational Youth. — А.Т.), и меня вполне устраивало такое развитие карьеры. Мне нравилось заниматься электронной музыкой, музыкой для фильмов и т.д. Но в какой-то момент я понял, что было бы интересно попробовать что-то более экспериментальное и радикальное, и вот в начале 1990-х по счастливой случайности мы познакомились с Филиппом. И у нас возникла идея поэкспериментировать, основываясь на вполне традиционных медиа, которыми мы владели на тот момент: Филипп работал со светом и театральными технологиями, а я — со звуком.

Вещи, которые нас по-настоящему вдохновляют, — это реальность.

Луи-Филипп Демер: И то, что мы начали заниматься роботами, — это полнейшая случайность, на самом деле. Что касается научной фантастики (да и вообще любой фантастики) — нет, я, конечно, могу ее читать, но она никоим образом не вдохновляет меня, когда я делаю художественные произведения. Все гораздо проще. Вещи, которые нас по-настоящему вдохновляют, — это реальность. Меня, например, очень увлекает идея социально ориентированной фантастики в искусстве. Мы должны познавать мир через выдуманные экосистемы. В своих работах мы всегда создаем искусственно смоделированный микрокосм, в котором можем изучать поведение роботов, новые роли роботов и людей, когда они сталкиваются друг с другом. Наши инсталляции почти всегда имеют перформативную форму, и это очень важно для нас.

Ворн: Если говорить о том, какие литературные произведения нас вдохновляют, то многие наши проекты были вдохновлены классиками: Гюго, Данте, Кафкой.

— Каким образом вы придумываете названия для своих работ? Большинство ваших проектов с роботами имеют довольно поэтические названия — «Озеро француза», «Доистерические (prehysterical) машины», «На грани хаоса».

Демер: Многие названия появились случайно. С «Inferno» произошло точно так же. В данном случае это очень удачное название, оно придает этой работе еще один, дополнительный, пласт смыслов, обеспечивает культурный бэкграунд, который мы уже можем не разрабатывать специально.

— Как вам работается вместе, насколько дистанция влияет на вашу работу (Билл Ворн живет в Монреале, а Луи-Филипп Демер — в Сингапуре. — Ред.)? У вас ведь есть как совместные, так и персональные проекты; как уживаются ваши эго, когда вы работаете вместе?

Ворн: По большому счету, расстояние для нас не проблема. Мы много работаем самостоятельно, а потом встречаемся онлайн и обсуждаем идеи и результаты.

— Случалось ли вам ссориться друг с другом?

Демер: Скорее, нет, чем да. Я думаю, что мы друг друга хорошо дополняем, в этом львиная доля успеха нашего сотрудничества.

Ворн: Кроме того, мы очень прагматичные люди.

Демер: Мы работаем над довольно специфическими проектами. Мы не занимаемся изобразительным искусством (visual arts). Для нас не столь важен внешний вид. Нет, конечно, мы уделяем этому некоторое внимание, но на самом деле работы с программированием, алгоритмизацией, прототипами и тестированием электроники всегда так много, что именно она занимает основную часть нашего времени и внимания. Обычно наша работа происходит так: кому-нибудь в голову приходит новая идея, мы выпиваем, обсуждаем ее, потом проходит какое-то время, и, если по прошествии этого времени идея не умерла сама, мы решаем, что будем ее воплощать.

Мы не занимаемся изобразительным искусством.

— Как вы распределяете «зоны ответственности» в вашем тандеме?

Ворн: Естественно, мы не можем позволить себе заниматься вдвоем одними и теми же вещами. И частенько все заканчивается тем, что Филипп занимается электроникой и программированием, а я делаю звук. Но понятно, что в конце концов все перемешивается, и доводим проект до ума мы уже совместно. Мы в буквальном смысле безвылазно торчим в «черной коробке» студии днями напролет, доделывая инсталляцию.

— Как проходила работа над «Inferno»? Привлекаете ли вы внешних специалистов?

Ворн: Мы намеренно избрали Монреаль штаб-квартирой проекта, так выходит гораздо дешевле с точки зрения и рабочей силы, и дальнейшей перевозки проекта. В первую очередь, мы ориентированы на Европу.

Демер: Почти месяц мы провели в мастерской, программируя и делая прототипы. Иногда мы обращались за помощью к внешним специалистам, но в основном все делали сами. Сложность заключалась в том, что мы должны были сделать экзоскелет, который подошел бы по размерам человеку среднего роста и в то же время был бы сделан из недорогих материалов, которые мы могли себе позволить. Конечно, мы могли бы сделать гораздо более крутые экзоскелеты, чем те, что есть, но тогда каждый из них стоил бы не менее 25 тысяч долларов.

Ворн: Вообще изначально мы хотели сделать гораздо больше, чем 24 экзоскелета. Но, как обычно, мы должны были считаться с действительностью.

— А сколько? Штук сто?

Ворн (смеется): Ну нет, не настолько много, но вообще близко.

Демер: Да, и вот когда прототипы были протестированы, мы начали делать реплики получившегося прототипа. А это означает огромное количество повторяющейся работы, которую мы делали в основном сами. И если сжать чистое время работы над проектом — это не так уж и много, но там было очень много маленьких действий, каждое из которых надо было совершать по 24 раза.

— Привлекаете ли вы студентов в свои проекты?

Ворн: Да, они часто работают нашими ассистентами.

Демер: Но если студенты талантливы, они очень быстро уходят от нас и начинают делать самостоятельные вещи.

В течение длительного времени мы отдаем гонорары от шоу, на которых показываем наши проекты, в счет погашения долгов за их реализацию.

— Сложный вопрос, который в особенности актуален для российской действительности и для российских художников, занимающихся технологическим искусством. Как вы находите деньги на свои довольно дорогостоящие проекты? Есть ли у вас менеджер, который занимается финансовой стороной вопроса и организует ваши гастроли?

Демер: Несмотря на то что наше искусство бесценно (смеется), нам приходится постоянно искать деньги на него. Мы все делаем сами, у нас нет агента, который помог бы нам подавать заявки на гранты или организовывать дальнейшие гастроли. И, надо сказать, нам повезло: у нас существует довольно много разных фондов, как федеральных, так и локальных, куда мы можем подавать заявки. Ну и, конечно, к сожалению, мы выигрываем далеко не каждый грант, на который подаем. Это большая часть нашей ежедневной рутины. На «Inferno» мы получили несколько грантов, но даже они не покрыли общий бюджет проекта. Но в целом мы и не надеялись, что найдем все деньги.

Ворн: В течение длительного времени мы отдаем гонорары от шоу, на которых показываем наши проекты, в счет погашения долгов за их реализацию. С «Inferno», например, мы должны были погасить 25% стоимости проекта за счет гонораров, которые были получены во время туров в 2015 году. По-другому это было бы невозможно. А когда мы обращались за исследовательскими грантами, нам говорили: «А зачем вам делать аж 25 экзоскелетов? Сделайте один!»

Демер: Еще одна большая проблема в нашей сфере заключается в том, что мы, по сути, привязаны к нашим проектам на всю жизнь: их постоянно надо ремонтировать, инвестировать в обслуживание, замену деталей, ремонт и т.д. По этой причине чем больше мы ездим с проектом в туры, тем более дорогим для нас он становится.

— Довольно много ваших работ до «Inferno» было связано с попыткой имитации робототехническими системами психики человека или его движений, своего рода алгоритмической гуманизацией, когда роботические системы на уровне алгоритма пытаются расшифровать и воспроизвести состояния, характерные для людей. Например: «Грациозные машины», где роботы пытались повторить движения перформеров; DSM-VI, моделирующая возникновение коллективной истерии у стаи роботов; «Доистерические машины» и «Девушки Тиллера» и т.д. В случае же с «Inferno» все наоборот — человек оказывается подчиненным роботу и алгоритмическим движениям. Не нейронные сети учатся у человека, а человек, лишенный собственной воли, — у роботов. Связана ли эта работа с антиутопиями о машинах, которые получат контроль над людьми?

Демер: В первую очередь, мы хотели передать людям роботический опыт на как можно более близком расстоянии, на уровне непосредственного контакта. Это перформанс, в котором человек надевает экзоскелет, но потом начинает двигаться как робот. Это стартовая точка проекта. Все остальное дискуссионное поле, касающееся утопий или антиутопий, киборгизированного будущего, постчеловека, власти машин и прочего, — мы оставляем все это для интерпретаций медиа. «Inferno» не об этом. Мы не хотим скучных рассуждений обо всем том концептуальном поле, в которое любят помещать этот проект. Конечно, там есть и такой смысл, мы не можем его избежать, но наша наипервейшая миссия в этом проекте — создать перформанс, опыт, момент в жизни человека, когда он переживает определенные чувства, находясь внутри экзоскелета. И все. А попытки осмыслить «Inferno» за пределами этого опыта — это не то чтобы плохо, но нас они не слишком интересуют. В перформансе отсутствует нарративная составляющая, вы просто надеваете костюм. Никто не говорит, что вы должны делать или что будет происходить во время шоу.

Наша наипервейшая миссия в этом проекте — создать перформанс, опыт, момент в жизни человека, когда он переживает определенные чувства, находясь внутри экзоскелета.

— Но в то же время в описании проекта (да и в его названии) есть довольно много отсылок к разного рода концепциям, в частности, к дантовским кругам ада. Также есть большой соблазн связать вашу работу с теорией технологической сингулярности.

Ворн: Вначале всего этого не было. Мы просто разработали перформанс так, как хотели, а потом люди начали настойчиво спрашивать, что же все это значит и имеет ли это отношение к той или иной концепции, и мы решили взять такое название. Но для нас совершенно неважно, видят ли зрители связь с кругами ада, просто с адом или чем-то подобным. Для многих людей это вообще похоже на вечеринку. На самом деле это не так уж и важно — ад или власть машин. Если бы мы могли, мы бы, вероятно, предпочли избежать всех этих дополнительных коннотаций.

Демер: Мы уже написали свои докторские диссертации, и нам больше неинтересно говорить о концепциях. Конечно, если бы мне надо было опубликовать статью про этот перформанс, я бы тоже писал о постчеловеке, кибергизации и прочем, еще я бы упомянул, конечно, Стеларка и других кибер-арт-классиков. Но эта работа не имеет ничего общего с теорией технологической сингулярности, и, если уж быть совсем откровенным, я не верю в скорое наступление сингулярности. Потому что абсолютно все искусственные системы, созданные человеком на данный момент, и в подметки не годятся тем сложнейшим системам, которые есть в природе и биологии. Это просто несопоставимые вещи.

Ворн: Да, это действительно только звучит увлекательно. Мы говорили об искусственном интеллекте еще в 1970-х. Тогда казалось, что через 10 лет искусственный интеллект и умная среда будут повсюду. И что мы имеем? Спустя 30 лет мы до сих пор вынуждены бороться с нашими гаджетами, пытаясь заставить их работать и выполнять элементарные задачи.

Демер: Возвращение разных «глобальных» трендов в технологиях происходит постоянно. Мода на искусственный интеллект переживает третью или четвертую волну, также и VR вернулся спустя 20 лет и, я уверен, вернется еще не раз. Роботы, конечно, уже способны делать удивительные вещи, но когда кто-то пытается моделировать физический мир, это очень сложно, даже на уровне софта. Мы гордимся тем, что пытаемся создать автономные системы, которые обладают самосознанием (смеется), но бактерии и вирусы преуспели в этом гораздо лучше нас!

Ворн: Когда вам показывают робота, который обладает какими-нибудь невероятными способностями, — это всего лишь видеореклама. И никто не знает, как на самом деле обстоят дела с этим роботом и на что он способен.

Демер: Мы наблюдаем прогресс в самых разных областях, но мы не в состоянии создать достаточно тонкие системы, которые с успехом имитировали бы природу. Разрыв между тем, что мы делаем, и тем, что уже создано не нами, все еще очень велик. До технологической сингулярности нам еще очень далеко. Мы все умрем задолго до того, как она появится хотя бы на горизонте. Но, естественно, мы любим порассуждать об этом.

Когда вам показывают робота, который обладает какими-нибудь невероятными способностями, — это всего лишь видеореклама.

* * *

Куратор фестиваля «Политех» Ольга Вад рассказала о перформансе Билла Ворна и Луи-Филиппа Демера:

«“Инферно” — это проект, в котором зрителю предоставляется возможность пережить совершенно уникальный опыт. Во-первых, мало кто надевал на себя экзоскелет — и само по себе это захватывающее переживание. Во-вторых, в отличие от классического театра, здесь убирается так называемая четвертая стена, зритель оказывается в центре постановки. В-третьих, атмосфера техногенной преисподней, в которой твоим телом управляет невидимая сила, стоящая за грудой железа, усиливается световыми эффектами и погружающим в транс саундтреком. Авторам перформанса Луи-Филиппу Демеру и Биллу Ворну было важно максимально сократить дистанцию между человеком и роботической конструкцией, создать ситуацию, в которой участник может не только поразмышлять — в утопическом или антиутопическом ключе — о киборгизации человека и природе контроля, но и прочувствовать все эмпирическим образом. Проект стал не только важным событием в художественной среде, но также зрительским хитом — и здорово, что именно Политехнический музей первым привез его в Россию».

Понравился материал? Помоги сайту!